– Что же ты, Петенька, бегаешь-то от меня? – улыбалась барыня, наматывая на руку Петькину одежду. – Второго дня же послала Фимку, сказать, что приду к тебе на сеновал, как стемнеет. А тебя не застала. Как же так?
– Простите, Елизавета Захаровна, – потупился Петька, от досады заходили желваки, – работы много было, умаялся, заснул в деннике4.
Елизавета Захаровна по лисьи прошла вокруг Петьки, «лапая» его взглядом:
– Ладный ты какой, Петенька, ох, ладный! – барыня подошла к нему вплотную, запустила пятерню в Петькину шевелюру. Наслаждаясь густотой его черных кудрей, нежно взлохматила их. – Неужто я тебе не по нраву?
Петька промолчал. Слишком приторна, бесстыдна! Его замутило.
Вдруг голос Елизаветы Захаровны потерял вкрадчивость, пальцы ее больно дернули юношу за волосы:
– Смотри, холоп, с огнем играешь! Придёшь сегодня ко мне в опочивальню! Да, помойся, конюшней от тебя разит! – барыня бросила одежду в лицо Петьки.
Вечерело, в окне спальни барыни зазывно горела свеча, а милый друг не шел. Сидел горе-любовник на берегу реки, в раздражении и досаде швырял камушки в воду. Не пошел Петька, и подписал себе приговор на немилость господскую. Что бы ни сделал, всегда был в виноватых. Вся спина исполосована от ударов батогами да кнутом.
А однажды приехала с визитом подруга Елизаветы Захаровны, помещица вдова Евдокия Ильинична Дурнова. Дебелая да рябая. Как увидела она ладного дворового паренька, так и заходила ее мощная грудь от волнения скверного. Отослала на ночь барыня в злорадстве челядинца в опочивальню Дурновой, да только непьющий Петька набрался самогону и валялся на конюшне в беспамятстве. Всыпали ему тогда сто плетей, после чего метался в горячке он в господском госпитале неделю.
Емельян Захарович, тот охоч был до девок и устраивал он в бане по субботам вроде античных развлечений. Баню он выстроил под стать римских терм, где желал он видеть сцены из жизни древних императоров. Петро для него был незаменим с его знанием латинского языка, (гувернеры-то учили Митюнушку, но, как всегда, вместо барского сыночка науку познал его слуга). Вот в одну из таких суббот и лишился Петька невинности.
Помимо совместных шалостей, нашел барин в молодце и незаменимого помощника в делах корабельных. Вместо племянника, на которого Емельян Захарович возлагал надежды, стал ему опорой холоп Петька-цыган.
Емельян Захарович в глубине души ценил смышленыша, даже думал дать парню вольную, да все как-то недосуг было. Так и остался до сего дня Петька крепостным при молодом барине.
***
В трактире на постоялом дворе кроме барина со слугой никого не было. Дмитрий заправлялся жареной свининой и пивом. Тучный немец, хозяин трактира, только и успевал подносить кувшины с пенным напитком.
– Вам бы остановиться, Дмитрий Павлович, – произнес Петька с ненавистью, – опять животом маяться будете.
– Молчи, дурак, – вытирая жирные алые губы, рявкнул Митюнушка, – учить меня будешь?
Петька горько хмыкнул. Опять всю ночь с ним возиться!
В трактир зашли новые посетители. Мужчина средних лет, плотного сложения, обстукивал с ботфорт грязь. Он держал в одной руке треуголку, а другой расстегивал тяжелый дорожный плащ. С ним была девушка лет восемнадцати. Она метнула быстрый взгляд на Петьку и его барина. Петька тоже посмотрел на нее и сразу отметил про себя, что серые глаза у девушки под красиво изогнутыми черными бровями, внешними уголками поддернутые к вискам. Ее черты не отличались гармоничностью. Нос – картошечкой, губы полные и немного бледные, обветренные. Девушка сняла капюшон плаща и на высокую грудь ее упала толстая коса цвета миндаля.
Когда новые посетители уселись за стол, хозяин трактира подошел к ним. Они что-то заказали и продолжили беседу, которая была прервана перед входом в заведение.
Петька ловил себя на желании вновь посмотреть на девушку. Она улыбалась мужчине за столом, показывая ровные белые зубки. При взгляде на нее, в Петькиной душе будто бы загорался теплый огонек. Эта пара создавала впечатление непонятного доселе ему душевного уюта, чистоты и доброты. Ему безумно захотелось подойти к ним, но перед ним чавкал Дмитрий Павлович, требуя к себе внимания. Петьке стало стыдно. Стыдно за свое холопское положение, за своего барина и даже за этот грязный трактир. Он опустил глаза, и первый раз в жизни ему захотелось заплакать.
Барин, икая, тяжело поднялся из-за стола.
– Будешь спать на конюшне, – зевнул Дмитрий Павлович, – да не забудь насчет лошадей распорядиться.
После того как барин улегся спать, Петька вышел на воздух. Он поднял глаза к небу и тяжело вздохнул.
– Воображаю, каково это, быть в неволе у такого барина, – он услышал приятный женский голос справа.
Девушка стояла в нескольких шагах от него и тоже смотрела на звездное небо.
– Уж лучше не воображать, – ответил ей Петька.
Незнакомка без страха подошла к нему и, к его удивлению, протянула ему руку.
– Меня зовут Ксения Егоровна, – она улыбнулась на его нескрываемое замешательство. – А вас как?
– Петь…, Петром, – проронил он, все еще не придя в себя.
– А по отчеству?
– Алексеевичем, – ответил совсем растерявшийся Петька. И вдруг он спохватился. – А вас батюшка не заругает, за то, что вы с холопом разговариваете?
Ксения Егоровна засмеялась. У нее был звонкий заразительный смех.
– Бросьте, Петр Алексеевич, вы же все понимаете. – Девушка посмотрела на него, и улыбка исчезла с ее уст. – Батюшка считает, что рабство – ужасное явление, бесчеловечное и отвратительное.
– А у вашего батюшки много душ? – буркнул Петька.
Ксения Егоровна покачала головой:
– У нас нет крепостных. У нас слуги свободные, получающие жалованье.
– Вот как! А кто же ваш батюшка, Ксения Егоровна?
– Егор Иванович Давыдов, он архитектор и механик. Мы возвращаемся из Смоленска. Там у батюшки был заказ. Мы едем в Санкт-Петербург. В Университете ему предложили место.
Действительно, эта маленькая семья как будто была из другой жизни. Петька промолчал и опять посмотрел на звезды.
– А ведь вы образованный человек, Петр Алексеевич! – лукаво произнесла Ксения Егоровна. – Хотя вы пытаетесь это скрыть.
– А толку-то в том образовании! Скорби больше! – вздохнул Петька.
– Не грустите, Петр Алексеевич! – девушка улыбнулась. – Мне кажется, что у вас все будет хорошо. Вот увидите!
Петька не знал, что сказать. С ним никто и никогда не вел таких бесед. Разве только, что дядька Степан его гладил по голове, вздыхал да молился.
– Я слышал, что смотритель вам лошадей не дает, – ему захотелось сделать для этих людей что-нибудь доброе, – вы можете ехать с нами. Нам же по пути. Завтра я поговорю с барином.
– Благодарю вас! Как здорово! Ведь батюшка очень торопится! – Ксения Егоровна сияла. – Я обещаю, что у вас все будет замечательно, Петр Алексеевич! С хорошими людьми должно происходить хорошее!
Девушка пожала руку Петру.
– Ксенюшка, – услышали молодые люди, – спать пора!
– Уже иду, – откликнулась Ксения Егоровна.
Через полчаса, на конюшне, Петька, зарывшись в сено, уже начинал засыпать. Мрачные мысли отпустили его. Перед глазами стояло милое лицо Ксении Егоровны, а в душе звучал ее заливистый, как колокольчик смех.
Глава 4
Оливер проснулся как обычно. Голова страшно болела, и совсем не хотелось идти на службу. Соблазн послать Джека, мальчишку, служившего у миссис Томпсон, в контору, предупредить о том, что он занемог, достиг невероятной силы. К тому же Оливер был озадачен. Три дня он опекал моряка Перселла, носил ему еду, выпивку и табак. Вчера, в обычное время Оливер с очередной порцией рома и снеди, отправился в одинокую хижину на берегу. Каково было его удивление, когда своего подопечного он не обнаружил.
Оливер прошелся по пляжу, но никаких следов исчезнувшего моряка не нашел.
Молодой человек оставил в хижине на всякий случай узелок с продуктами и отправился домой ужинать.
Оливер лежал и думал о моряке. Нет, на службу идти надо, иначе сведения дойдут до отца, и быть неприятному письму из Бристоля с долгими нравоучениями и обещаниями оставить Оливера без гроша.
После того, как молодой Эшби совершил утренний туалет и собрался спуститься вниз к завтраку, в дверь постучали.
На пороге с подносом стояла сама миссис Томпсон. Мистер Эшби удивился, но молча пропустил женщину в комнату. Он заметил, что лицо его квартирной хозяйки напряжено. Оливер подумал, возможно, женщину обуревает гнев.
– Доброе утро, миссис Томпсон, – учтиво приветствовал он хозяйку. – Вы здоровы?
– Да, да, мистер Эшби, – рассеянно произнесла она, накрывая маленький столик у окна.
Время от времени, миссис Томпсон бросала изучающие взгляды на своего постояльца, будто хотела что-то спросить. Вдруг она выпрямилась и решительно посмотрела на Оливера.
– Скажите, мистер Эшби, – произнесла хозяйка, как показалось Оливеру, с вызовом, – вам нравится моя дочь?
Мистер Эшби сначала опешил, но потом рассердился, он не любил вопросов такого рода, прямых и категоричных.
– Миссис Т-томпсон, – начал он. От волнения он стал заикаться даже на тех буквах, которые раньше не вызывали у него затруднений. – В-вы не находите, этот вопрос не с-совсем де-де-деликатен?
– О! Мистер Эшби! – вдруг простонала она. – Мне не до деликатностей! Моя дочка Лора попала в беду! Господи, хорошо, что ее отец не дожил до такого позора!
– Что случилось с мисс Лорой? – забеспокоился Оливер.
Миссис Томпсон странно посмотрела на молодого человека.
– Она забеременела, мистер Эшби, – и по еще щекам побежали слезы, – негодная девчонка доигралась. Я избила ее сегодня. Как мне быть? Это такой позор! Что скажет преподобный Джон Пейс? Боже, боже!
Оливер стоял и смотрел разыгранный спектакль, совершенно не понимая его значения.
– Миссис Т-томпсон, – Оливер взял себя в руки, – но я решительно не понимаю, чем я-то могу помочь?
– О, мистер Эшби, – вытирая лживые слезы, произнесла хозяйка, – вы такой благородный джентльмен, такой добрый и великодушный…
Здесь Оливер почувствовал неладное.
– Вы можете спасти от позора мою дочь, женившись на ней! – миссис Томпсон схватила его за руки, – не беспокойтесь, Лора будет вам хорошей женой, она освоила урок, сэр!
– П-послушайте, миссис Т-томпсон, – от негодования Оливер стал заикаться на каждом слове, – это п-просто не-не-неслыханно! В-вы хотите, чтобы я женился на женщине, к-которая сама не ведает от к-кого она за-за-забеременела? Мне мисс Лора н-н-нравилась, но не более того. А жениться на ней, чтобы п-п-прикрыть ее грех, это чересчур!
Взгляд почтенной женщины стал злым. Она отпустила руки Оливера и несколько раз с силой прошлась руками по переднику своему, будто что-то отряхивала.
– Что ж, мистер Эшби, видит Бог, я хотела все сделать по-хорошему! – и она вышла из его комнатенки, сильно хлопнув дверью.
***
К вечеру ветер усилился. Бедный Оливер Эшби, наскоро собравшись, с вещевым мешком за спиной со страхом и растерянностью пытался разглядеть в темноте шхуну, которая отплывала сегодня в Англию. Его душила такая злоба и обида, что впервые в жизни он шел и разговаривал сам с собой вслух. «Что же это т-такое? Где ж это в-видано, ч-ч-что бы невинного человека обвинять в ч-ч-черт знает в чем? Какая же все-таки хитрая и изворотливая д-д-дама? К-к-как я теперь с отцом объясняться буду! И я хорош, бестолочь!» Чем он хорош как бестолочь, Оливер уже не договорил. Наконец, он увидел кормовые огни шхуны «Королева Анна». По вантам карабкались моряки, был слышан звук боцманской дудки. Готовились к отплытию!
Оливер ступил на борт. Оглядевшись, он поднялся на мостик, где стоял капитан.
– Капитан Г-г-уд? – обратился он к низенькому, упитанному джентльмену, который басом раздавал команды, нервно перекладывая трубку с одной стороны рта в другую.
Моряк смерил Оливера свирепым взглядом.
– Я пассажиров не беру! – рявкнул он.
– Капитан, – не думая отступать, произнес мистер Эшби, – я за-заплачу вам любую сумму, к-к-которую вы запросите и…
– Капитан, возьми паренька! – Оливер с удивлением услышал знакомый голос. Он обернулся в сторону своего заступника и увидел Перси Перселла. – Возьму его помощником.
Капитан прищурился и пыхнул трубкой.
– Он тоже плотник? – недоверчиво оглядывая Оливера, наконец, произнес капитан.
– Да, – соврал Перси, – плотник.
– Ладно, Перси, – согласился капитан, – уведи его со шканцев, чтоб под ногами не путался!
Перселл и Оливер спустились в мастерскую корабельного плотника. Перселл прошел первым, повесил фонарь на крюк и повернулся к своему гостю.
– Чувствую, мистер Эшби, – улыбнулся моряк, – теперь вы попали в переделку. Проворовались?
Оливер в изнеможении уселся на узкую скамейку вдоль стены.
– Если бы, мистер П-п-перселл, – он горько усмехнулся. – Меня обвиняют в изнасиловании дочери моей к-к-квартирной хозяйки.
Перселл присвистнул.
– Да, уж, парень, – протянул он, – а с виду и не скажешь!
– П-п-перестаньте, мистер П-п-перселл, – Оливер пошарил глазами по мастерской. – Есть ли у ва-вас что-нибудь выпить?
– Найдем, – выставляя на верстак полную бутылку рома, сказал моряк. – Ну, рассказывай!
Он разлил крепкий напиток по кружкам. Оливер долго смотрел в свой сосуд и, потом залпом опрокинув его в себя, задохнулся. Моряк прыснул и похлопал парня по спине.
– С непривычки! – он продолжал стучать Оливера.
– Мисс Лора, – откашлявшись и глубоко, но порывисто вздохнув, начал свой рассказ мистер Эшби, – никогда не п-п-проявляла ко мне интереса. Не скрою, что она мне нравилась, но около нее вечно вились п-п-поклонники. Я думал, она просто флиртует с ними, но как выяснилось, что не только. Видите ли, мистер П-п-перселл, после смерти отца я унаследую и торговую фирму, и к-к-контору, и дом в Бристоле.
– Да ты завидный жених, – хохотнул Перселл, снова разливая ром по кружкам.
– И это стало известно моей к-к-квартирной хозяйке. – Тяжело вздохнув, проговорил Оливер, выпил. – Сегодня утром, она заявилась ко мне в комнату и п-п-потребовала, чтобы я женился на ее дочери, которая забеременела. Когда я отказался, миссис Томпсон стала угрожать мне, но, честно говоря, не п-п-придал этому значения. Ведь я почти не разговаривал с мисс Лорой. А вечером, когда я уже г-готовился к-ко сну, я услышал, как миссис Томпсон, фальшиво рыдая, говорила с с-священником и умоляла его призвать меня к ответу за то, что я обесчестил ее дочь. Я не стал ждать и решил убраться в Англию. – Подытожил Оливер и выпил.
– Ну, после твоего побега, уж точно все поверят в твою виновность, дружище, – покачал головой Перселл. – Да, скверная история. У нас такое правосудие, что, если кому понадобится, может и Святого духа обвинить в изнасиловании девы Марии.
– Что мне теперь делать, мистер Перселл, – сокрушенно качая головой, простонал Оливер, – когда дойдет до отца, вряд ли он поверит мне.
– Кстати, парень, – моряк улыбнулся, – захмелев, ты заикаться перестал. Ладно! – Перселл стукнул ладонью по верстаку, – спать ложись. Завтра решим!
Глава 5
Путь до Санкт-Петербурга теперь пошел бодрей. Хотя Петька, ехавший верхом рядом с каретой барина, испытывал смешанные чувства. Ему было отрадно каждый день видеть лицо Ксении Егоровны и ловить на себе ее взгляды украдкой. С другой стороны, ужасное и бесцеремонное обращение барина с холопом било по самолюбию Петьки, и он еле сдерживался, когда подвергался очередной порции ругани Дмитрия Павловича при Давыдовых. Но Ксения Егоровна однажды не сдержалась. Они сидели за ужином у станционного смотрителя.
– Как вы можете, Дмитрий Павлович, так разговаривать с человеком, который вам служит? – Ее щеки горели от негодования. – Вы пользуетесь своим положением хозяина, зная, что он не может вам ответить.