Не совсем понимаю, о чем вы.
Естественно. Естественно, милая. Я немного забылась. Говорю загадками. Скажи только, не заметила ли ты, войдя в поезд, чего-то необычного в поведении людей?
В общем, нет, медленно протянула Мэри, оглядываясь по сторонам. Нет, растерянно повторила она. Вроде все нормально себя ведут.
Женщина вздохнула.
Наверно, я слишком чувствительна, предположила она.
За окном замигали красные огоньки неоновые лампы. Поезд замедлил ход, содрогаясь при въезде на очередную станцию «Девятого королевства». Дверь вагона широко распахнулась, и по проходу тяжело зашагал проводник, направляясь к блондинке с ярко накрашенным ртом. Та побледнела, закуталась в мех и отпрянула назад.
Не сейчас, умоляюще проговорила она. Пожалуйста, не сейчас. Это не моя остановка. Позвольте, я поеду дальше.
Покажите билет, потребовал проводник. Женщина облизнула губы кровавого цвета.
Я куда-то его засунула. Не могу найти, сказала она.
Он во втором пальце вашей правой перчатки, произнес проводник бесцветным голосом. Вы его туда засовывали, когда я входил.
Женщина раздраженно сорвала перчатку с правой руки, извлекла из отделения для второго пальца красный картонный корешок и швырнула его проводнику. Тот прокомпостировал билет, разорвал его надвое и отдал женщине меньшую часть.
Вам на другую сторону реки, сказал он. Думаю, лучше сойти сейчас.
Женщина не пошевелилась. Проводник подошел ближе и ухватил ее за плечо.
Извините, сказал он, но вам придется выйти. Здесь нельзя тратить время впустую. Надо придерживаться расписания. И на пассажиров у нас определенная квота.
Хорошо, иду, проговорила женщина с недовольной гримасой. Только уберите руку. Это больно. И оскорбительно. Она поднялась и направилась по проходу к двери, ее темно-красная шерстяная юбка колыхалась вокруг бедер, голова была гордо и дерзко запрокинута.
На платформе у выхода из вагона женщину уже ждали два станционных охранника. При ослепительно ярком неоновом свете они, каждый со своей стороны, вывели женщину через зарешеченные ворота наружу.
Проводник вернулся в вагон, утирая пот со лба большим красным шелковым платком. Остановившись рядом с Мэри, он широко улыбнулся ее соседке. В его черных бездонных глазах играла ледяная усмешка.
Не так уж часто возникают у нас проблемы с пассажирами на выходе, заявил он женщине.
Та улыбнулась в ответ, но ее голос звучал мягко и печально:
Да, обычно никто не протестует. Наступает момент, когда все смиряются.
Смиряются? Мэри с любопытством смотрела на обоих: она помнила испуг в глазах блондинки, ее влажные кроваво-красные губы.
Проводник подмигнул женщине и пошел дальше по проходу. В углублениях стен горели лампочки, а над головами взмывал металлической аркой потолок.
Бьющий с перрона яркий свет сквозь окна проникал в вагон, бегло скользил по лицам пассажиров, поочередно бросая на них красноватый отблеск.
Смириться с чем? повторила Мэри. Ее вдруг охватила дрожь, будто настиг ледяной порыв ветра.
Тебе холодно, милая?
Нет, ответила Мери. Так с чем смириться?
С пунктом назначения, ответила женщина. Приподняв с колен вязание, она принялась вновь распутывать ярко-зеленую шерсть. Ловко поймала петлю в быстро растущем изделии и нанизала ее на спицу.
Мэри не сводила глаз с ее умелых, проворных рук.
Пассажиры покупают билеты, продолжала женщина, молча отсчитывая петли на спице. Покупают билеты и, следовательно, обязаны выходить на определенной станции. Они сами выбирают поезд, направление и пункт назначения.
Я понимаю. Но эта женщина Она казалась такой испуганной.
Такое иногда случается. Страх возникает в последнюю минуту. Осознание поступка приходит слишком поздно. Эти люди уже не рады, что купили билет. Но, к сожалению, уже ничего не поделать. Надо было думать раньше.
И все же не понимаю, почему нельзя передумать и ехать дальше. Разве она не могла доплатить за проезд и продолжить путь?
Железнодорожная компания запрещает такое на этом маршруте, сказала женщина. Это создало бы путаницу.
Мэри вздохнула.
Хорошо хоть остальные пассажиры, похоже, всем довольны.
Это правда. Но именно в этом весь ужас.
Ужас? громче спросила Мэри. Что вы подразумеваете под «ужасом»? Вы говорите загадками.
На самом деле все просто. Пассажиры так blasé[1], так апатичны, что им все равно, куда ехать. Только в последнюю минуту, оказавшись в «Девятом королевстве», они спохватываются.
Да что это за «Девятое королевство»? с раздражением воскликнула Мэри. Лицо ее скривилось от боли, казалось, она вот-вот расплачется. Что в нем такого ужасного?
Ну будет, будет, успокоила ее женщина. Вот, возьми еще шоколадку мне всю не съесть.
Мэри взяла протянутый шоколад и откусила кусочек, но на этот раз по языку словно растеклась горечь.
Лучше ничего не знать так спокойнее, мягко произнесла женщина. На самом деле ничего плохого никого там не ждет. Поезд долго идет в туннеле, и климат меняется постепенно. Если привыкнуть к холоду, не испытаешь никаких неудобств. Посмотри в окно: стены туннеля покрыл лед, но никто пока не обратил на это внимания, и никаких жалоб не было.
Мэри присмотрелась к быстро проносящимся за окном черным стенам. Серые полоски льда застыли в трещинах камней. От огней мчащегося поезда замерзшая поверхность сверкала множеством серебристых кристалликов. Девушка содрогнулась всем телом.
Знай я это раньше, никогда бы не отправилась в путешествие. Я не хочу тут оставаться. И не останусь, воскликнула она. Ближайшим рейсом отправлюсь домой.
Но на этой линии нет обратных маршрутов, мягко возразила женщина. Из «Девятого королевства» нет пути назад. Это королевство отрицания, замороженной воли. У него много названий.
Да плевать мне! Я сойду на следующей станции. Ни минуты не проведу больше рядом с этими ужасными людьми. Они что, ничего не знают или им все равно, куда ехать?
Они слепые, ответила женщина, не спуская с Мэри глаз. Абсолютно слепые.
И вы тогда тоже! вскричала Мэри, сердито глядя на женщину. Похоже, вы ничем от них не отличаетесь. Ее голос прозвучал визгливо, но это осталось незамеченным. Никто даже головы не повернул.
Нет, я не слепая, неожиданно ласково проговорила женщина. И не глухая. Но так случилось, что я знаю: остановок больше не будет. Их нет в расписании вплоть до прибытия в «Девятое королевство».
Вы не понимаете. Лицо Мэри исказилось, и она расплакалась. Слезы текли ручьем, обжигая пальцы. Вы не понимаете. Тут нет моей вины. Родители купили мне билет. Это они хотели, чтобы я ехала.
Но ты позволила им это сделать, настаивала женщина. Позволила усадить себя в этот поезд, разве не так? Не бунтовала согласилась.
И все-таки я не виновата, горячо воскликнула Мэри, однако осеклась, прочтя в голубых глазах женщины немой упрек, отчего ее с головой накрыл стыд.
Стук колес навевал мысли о смерти. «Виновата, тарахтели они, словно круглые черные птицы, виновата, виновата, виновата».
«Виновата», позвякивали спицы.
Нет, вы не понимаете, вновь начала Мэри. Позвольте вам объяснить. Чего я только не делала, чтобы остаться дома. Мне совсем не хотелось ехать. Даже на вокзале я делала попытки вернуться.
И все же не вернулась, сказала женщина, не переставая цеплять спицами петли зеленой шерсти; глаза ее были печальны. Ты сделала свой выбор, не вернулась, и теперь уже ничего нельзя изменить.
Внезапно Мэри выпрямилась, в ее залитых слезами глазах вспыхнула надежда.
Я придумала! решительно заявила она. Кое-что можно сделать. Пока есть время, я должна покинуть поезд. Можно попробовать дернуть шнур.
Женщина посмотрела на Мэри с лучезарной улыбкой. Глаза ее зажглись восхищением.
А что, хорошая мысль, прошептала она. Ты не из робких. Решение нащупала правильное. Только оно и остается. Возможно, это единственно доступное тебе проявление воли. Я думала, что и это заморожено. Но сейчас появился шанс.
Что вы имеете в виду? Мэри с подозрением отпрянула от женщины. Что значит «шанс»?
Шанс выбраться отсюда. Послушай, мы приближаемся к седьмой станции. Мне хорошо знаком этот маршрут. Время еще есть. Я подскажу, когда дергать шнур, и тогда тебе придется бежать очень быстро. Платформа будет пуста. Никто там не ждет, что кто-то сойдет с поезда или соберется садиться.
Откуда вам знать? Как я могу этому верить?
О, недоверчивое дитя! В голосе женщины звучала нежность. Я с самого начала была на твоей стороне. Однако не имела права ничего тебе подсказать. И помочь ничем не могла, пока ты сама не приняла правильное решение. Это одно из правил.
Правил? Каких правил?
Правил из «Книги законов железнодорожной компании», касающихся этого поезда. В каждой организации есть свои внутриведомственные правила. Определенные инструкции, помогающие более четкой работе. Так вот, продолжала женщина, мы приближаемся к станции «Седьмого королевства». Сейчас ты дойдешь до конца вагона. Никто не будет за тобой следить. Дернешь шнур, и тут уже не медли, что бы ни случилось. Просто беги.
А вы? спросила Мэри. Вы не пойдете со мной?
Я? Нет, я не могу. Ты совершишь побег одна, но, будь уверена, мы скоро встретимся.
И каким образом? Вы говорите, что обратного пути нет. По вашим словам, никто не может выбраться из «Девятого королевства».
Есть исключения, усмехнулась женщина. Я не обязана соблюдать все законы. Только естественные. Однако поторопись. Пора станция близко.
Одну минуту. Только захвачу чемодан. В нем все мои вещи.
Брось чемодан, приказала женщина. Он тебе не понадобится скорее будет мешать. Помни одно: беги, беги во весь дух. Женщина понизила голос: На перроне ты увидишь ярко освещенные ворота не иди туда. Поднимайся по лестнице, даже если она покажется тебе грязной, даже если по ней бегают ящерицы. Обещаешь пойти по лестнице?
Да, сказала Мэри, встала с места и, пройдя мимо женщины, оказалась в проходе.
Подчеркнуто неспешно она дошла до конца коридора. Никто не обратил на нее ни малейшего внимания. На стене был закреплен шнур с указанием «аварийный», и Мэри за него потянула.
В то же мгновение вагонную тишину разорвал жуткий вой сирены. Мэри распахнула дверь и выскользнула на качающуюся площадку между двумя вагонами. Раздался визг тормозов, скрежет и лязг металла, и поезд остановился.
Перед глазами Мэри открылась платформа «Седьмого королевства» на ней никого не было. Одним прыжком девушка преодолела трехступенчатую подножку и, приземлившись на цементный пол, ощутила резкую боль в ступнях. Послышались крики проводников.
Эй, Рон, что случилось? Голос звучал хрипло.
Красный свет фонарей шарил по вагонам.
Случилось? Я думал, это у тебя что-то не так.
Впереди были ворота, унизанные ярко-красными неоновыми фонариками, а вдали маняще звучала синкопированная джазовая мелодия. Нет, туда нельзя. Справа поднималась вверх темная лестница, зловещая и узкая. Мэри развернулась и рванула к ней; каменные стены гулким эхом отзывались на топот ног. Девушка почувствовала, как под ребрами болезненно перехватило дыхание. Крики усилились.
Смотри! Это девчонка! Она убегает.
Скорей лови ее! Красный свет преследовал Мэри. Яркий поток вот-вот ее захлестнет.
Если мы упустим хоть одного человека, хозяин нас уволит.
Мэри на мгновение задержалась на нижней ступеньке и оглянулась. Окна поезда горели золотыми квадратиками, а лица глазевших из них людей были скучными, мертвецки бледными и равнодушными. Одни только проводники спрыгивали с подножек и бежали к ней, и их лица были неестественно красными от ярких неоновых лампочек на воротах, а багровые фонари раскачивались и вспыхивали на бегу.
Крик застрял у Мэри в горле. Она припустилась бежать по лестнице по темным крутым ступеням, которые, извиваясь, несли ее вверх. Паутина хлестала ее по щекам, но она не останавливалась и продолжала бежать, спотыкаясь и царапая пальцы о грубые, шершавые каменные стены. Маленькая юркая змейка метнулась к ней из щели в ступеньке. Мэри почувствовала ледяной холод на лодыжке, но и это ее не остановило.
Крики проводников звучали все глуше и наконец совсем стихли. Послышался шум отходящего поезда тот продолжил путь дальше, в центр холода, громыхая, как отдаленный гром. Только тогда Мэри остановилась.
Прислонившись к грязной, закопченной стене, она тяжело дышала, как загнанный зверь, ощущая во рту медный привкус, который тщетно пыталась сглотнуть.
Она была свободна!
Мэри устало побрела вверх по темной лестнице, но по мере продвижения ступени становились шире, ровнее, мрак стал рассеиваться. Светлело. Понемногу проход расширился, откуда-то слышались звуки: чистый, мелодичный звон колоколов лился с городской башни. Змейка, как металлический обруч, соскользнула с ее лодыжки и ловко юркнула в каменную щель.
За следующим поворотом в глаза Мэри брызнул настоящий солнечный свет, яркий, слепящий; она вдохнула забытый запах чистого воздуха, земли, свежескошенной травы. Перед ней открылась сводчатая арка, выходящая в городской парк.
Мэри стояла наверху, жмурясь от золотого солнечного света, широко раскинувшего свои живительные сети. С тротуара взлетели голуби, белые и сизые. Они кружили над ней, и Мэри слышала смех детей, игравших в зелени кустов. Парк окружали городские башни с белыми гранитными шпилями, стекла окон сверкали на солнце.
Словно очнувшись от смертного сна, Мэри шла по посыпанной гравием дорожке, и мелкие камушки ломко хрустели у нее под ногами. Была весна. Женщина на углу продавала цветы и что-то тихо напевала. Перед ней стояли корзины, полные белых роз, нарциссов, переложенных зеленой травой, а сама женщина в коричневом пальто любовно склонилась над ними.
Когда Мэри приблизилась, женщина подняла голову и остановила на ней взгляд, светящийся торжеством и любовью.
Я ждала тебя, дорогая, сказала она.
Джонни Паника и Библия сновидений
Каждый день с девяти до пяти я сижу за письменным столом напротив двери офиса и печатаю на машинке сны других людей. Впрочем, не только сны. Для моего хозяина это было бы недостаточно практично. Поэтому я также записываю обычные человеческие жалобы: неурядицы с отцом или матерью, проблемы с выпивкой, или с сексом, или с головной болью, которая возникает ни с того ни с сего, не дает жить и радоваться жизни. Некоторые из проблем, думаю, не по зубам ни Вассерманам[2], ни Векслерам Бельвью[3].
Возможно, мышь довольно рано понимает, что миром правят огромные ноги. С моего места мне видится, что миром правит только одна штука и никакая другая. Имя ей Паника, и у нее много лиц: собачье, дьявольское, ведьмино, лицо шлюхи и просто Паника с большой буквы, без всякого лица, это Джонни Паника, бодрствующий или спящий.
Когда меня спрашивают, где я работаю, я отвечаю, что работаю помощником секретаря в одной из клиник при городской больнице. Это звучит настолько исчерпывающе, что меня редко спрашивают, чем я занимаюсь. Я же в основном печатаю документы. Хотя, на свой страх и риск, я тайно предаюсь своему основному призванию, от которого у врачей, знай они об этом, глаза бы на лоб полезли. У себя дома, в своей комнатушке, я называю себя ни много ни мало секретарем самого Джонни Паники.
С каждым новым сном я набираюсь опыта, становясь редким специалистом по сути, лучшим в Психоаналитическом институте, а именно знатоком снов. Не сомнологом, не толкователем снов, не специалистом по использованию снов для грубых, практических целей по улучшению здоровья и личной жизни, а бескорыстным собирателем снов. Любителем снов во имя Джонни Паники, их Творца.