Согласие родителей не заставило себя долго ждать, и через две недели вся улица Стабий, все Помпеи праздновали свадьбу Юлия и Арсинои. Много юных помпеянок разочарованно вздыхали, утратив последнюю надежду заманить в свои обольстительные сети сына эдила; множество молодых патрициев удовлетворенно потирали руки, глядя, как их возлюбленные теряют предмет обожания и постепенно устремляют свои пламенные взоры в их сторону.
А что же молодые? Юлий был весел и пьян, Арсиноя, напротив, оставалась молчаливой, робко поглядывала по сторонам и казалась до крайности смущенной. Все это восхищало и умиляло жениха; глядя на застенчивую невесту в длинной, сверкающей золотым шитьем цикле38, увитую гирляндами из цветов, Юлий был в восторге от своей прелестной избранницы. В тот день он снова ощутил прилив поэтического вдохновения и обрел уверенность в том, что теперь-то, окрыленный любовью, наверняка сможет развить свой дремлющий талант
О, как скоро развеялся обман! Как скоро справедливая Дике39 расставила все по своим местам! Необыкновенный оттенок волос Арсинои достигался при помощи краски и парикмахерского искусства; нежный цвет лица создавался толстым слоем масел и белил; румянец, который казался Юлию поцелуем солнца, был всего-навсего искусным мазком кисти. Дочь отставного сенатора оказалась вовсе не трогательно-прелестной Еленой40, какой видел ее очарованный жених. В первые месяцы после свадьбы они почти не разлучались, проводя время за пирушками и беседами, и он ужасался речам, в которых недвусмысленно проявлялись ее взгляды на мир:
Смысл жизни заключается в том, чтобы попытаться сорвать все яблоки Гесперид41 и суметь воспользоваться преимуществами, какие дает нам наше положение. Деньги и власть вот боги богов!
Ты рассуждаешь как негоциант, отвечал ей Юлий. Почему бы тебе не довольствоваться тихим семейным счастьем?
Ну уж нет! презрительно улыбалась Арсиноя. Я не из тех перезревших весталок42, которые, сцапав мужчину, держатся за него как за единственное сокровище.
О каком семейном счастье ты толкуешь? Разве ты любил меня в тот день, когда просил стать твоей женой? Или, быть может, любишь теперь? Молчишь, то-то же!.. Словом «любовь», дорогой мой Юлий, люди красиво называют то, что мужчина и женщина совершают под покровом ночи Однако наш союз удачен: я получила в лице мужа надежное прикрытие своим маленьким порокам, ты красивую жену и неплохое приданое. Признаюсь, я не устояла перед твоим обаянием в нашу первую встречу, но позже поняла, что ты страшный зануда и пустозвон, хотя в общем меня устраиваешь. Не будем друг другу мешать, ладно? Sint ut sunt,43 муж мой.
Что мог Юлий на это ответить? Да и хотелось ли ему отвечать? Так, в разногласиях и непонимании, протекали дни, а по ночам Арсиноя чаще всего уходила куда-то, спрятавшись от любопытных взоров под широким черным плащом. Ее не интересовали стихи, которые ровными звучными строчками ложились на навощенные дощечки Юлия; ее не восхищала серебристая луна, томящаяся в одиночестве на темном небе; ей не хотелось, обнявшись, погулять у берегов прозрачного Сарна44, чтобы там, вдали от людей, свободно дышать, мечтать и любить, любить
Нет, Арсиноя не была такой. Что и говорить она ведь римлянка! Если юная девушка, исполненная верноподданнических чувств, слышит об оргиях, которые устраивает император, а быть может, и сама в них участвует, то разве будет ей известно, что такое любовь, верность, честь? Разве жизнь не превращается для нее в цепь сиюминутных радостей, запас которых иссякает в самом расцвете сил, и тогда уже не остается ничего другого, как призвать дух Танатоса45?
Если бы Арсиноя была глупой избалованной гусыней, каких много, Юлий оставался бы по крайней мере спокоен. Но вращаясь среди римской знати, общаясь с образованными и остроумными людьми, она впитывала в себя знания и суждения, как губка. Она любила литературу; она восхищалась театром; она вела светские беседы не хуже Аспазии46. Арсиноя обладала сложившимся взглядом на жизнь, принципиальным и независимым, и не намеревалась считаться с мнением Юлия. Это казалось ему самым ужасным, этого он не мог ей простить. Он готов был смириться с ее пренебрежением к его творчеству, с ее чисто римским прагматизмом, с ее преклонением перед другими поэтами, но с независимостью никогда. Никогда.
Однако внешне все выглядело замечательно. Счастливые отцы не могли нарадоваться, глядя на своих детей, и считали, что им недостает только внука. Но ни Юлий, ни Арсиноя и слышать об этом не хотели. Они хорошо сознавали, что их брак просто выгодная сделка чужих друг другу людей
Адель никогда не ела столько вкусных блюд сразу. Слушая рассказы Юлия о положении дел в современной поэзии и его критические замечания по поводу классических произведений греческих трагиков, Адель скромно попробовала всего понемножку и решила, что по правилам этикета этого, вероятно, хватит; но глядя, как Юлий естественно, без церемоний наслаждается пищей, она тоже отбросила стеснение. Отсутствие привычных вилок и ложек ее уже не смущало, и Адель по достоинству оценила десерт с финиками и изюмом.
Милая Адель, вовсе не обязательно так торопиться, мягко улыбнувшись, сказал Юлий. Трапезы длятся два-три часа, ты успеешь насытиться. Если же позднее тебе снова захочется подкрепиться, просто скажи об этом Колону, и тебе приготовят не менее изысканный стол.
Юлий смотрел на нее снисходительно, ожидая стыдливо опущенных глаз и застенчивого румянца. Ничуть не бывало! Адель удостоила его тираду лишь кивком головы, метнув заинтересованный взгляд на стоявшего неподалеку номенклатора.
Может, ты хочешь чего-нибудь еще? едва сдерживая смех, спросил патриций.
Нет, спа начала было Адель, но заметив улыбку Юлия, решила ему подыграть. Да, пожалуйста, один антрекот, картофель фри с бифштексом, коктейль «манхэттен» или лучше бокал мартини с двумя оливками, «взболтать, но не смешивать». Да побольше мороженого!
Улыбка медленно сползла с его лица. На несколько секунд над столом повисла пауза, а потом Юлий неожиданно рассмеялся.
Ну, дочь Венеры, ты не перестаешь меня удивлять! Чем теперь желаешь заняться?
Расскажи мне о себе, заглянув в его ярко-голубые глаза, попросила Адель.
Это неинтересно.
Пожалуйста, Юлий И она положила свою руку с тонким колечком на его унизанные перстнями пальцы.
Он посмотрел на нее, слегка прищурившись, настороженно и испытующе и отстранился.
Уже поздно. Пора спать. Колон, проводи госпожу в кубикул для гостей. Доброй ночи, Адель.
Юлий поднялся и неторопливыми шагами направился прочь по узкому темному коридору, оставив гостью на попечение услужливого грека. Проводив патриция взглядом, Адель с любопытством уставилась на номенклатора.
У тебя потрясающе выразительное лицо настоящего эллина! то ли восхищенно, то ли насмешливо произнесла она. Тебя зовут Колон, я правильно расслышала?
Грек почтительно поклонился.
Да, domina47.
Скажи-ка мне, Колон, по-турецки усаживаясь на низком ложе, промурлыкала, как это у нее превосходно получалось, Адель, а где находится кубикул твоего хозяина?
Молодой раб, не ожидавший подобного вопроса, недоуменно смотрел на странную гостью, соображая, вправе ли он сообщать такие сведения. А Адель, видя его замешательство, продолжала все тем же сладким, как пастила, голосом:
Ты не думай ничего плохого, Колон! Я просто хочу пожелать Юлию Сабину спокойной ночи и сказать ему кое-что очень важное.
Господин не любит, когда его беспокоят после отхода ко сну.
А что, такое часто случается?
Бывает, domina.
И ты не хочешь меня к нему провести?
Нельзя, domina.
Адель почувствовала, что даже этот застенчивый красавец начинает ее раздражать, как всякий неприветливый и упрямый мужчина. Она порывисто поднялась и, решительно засунув руки в задние карманы узких джинсов, прошипела:
Ладно, Цербер, веди меня в мои покои.
Колон облегченно вздохнул и быстро зашагал вперед.
Спальня для гостей представляла собой маленькую квадратную комнату с застекленными окнами (хотя это редко встречалось в Помпеях) и широким резным ложем. Помещение было обставлено до крайности просто: на черно-белом полу, рядом с кроватью, низкий металлический столик с зажженным светильником, в углу небольшая статуя Фортуны. «Похоже на келью, а не на спальню в доме богатого патриция», подумала Адель и натянуто улыбнулась Колону.
Доброй ночи, domina, поклонившись, проговорил он и поспешно исчез за тонким жестким ковром, которым занавешивался вход.
«Хотела бы я иметь такого раба! мысленно усмехнулась Адель и уселась на кровать. Почему-то на Родосе мне не встретился никто, хотя бы отдаленно похожий на этого. Видно, вымерли все, как мамонты. Когда вернусь домой, обязательно выясню, где сейчас живут потомки настоящих эллинов».
Домой? Впервые за сегодняшний вечер она задумалась об этом. Домой? Адель подошла к окну и не без труда открыла его. Домой?
Месяц ярко блестел на ясном помпейском небе, холодными лучами лаская ее задумчивое лицо. Как она попала на страницы собственного романа? По чьей воле развивается сюжет? Когда Адель написала первые строки, она весьма смутно представляла себе, что будет дальше: составлять планы своих будущих произведений она не любила и никогда так не делала. А ведь если бы делала, то знала бы, что произойдет потом! Но с другой стороны, так ли уж ей хочется это знать?
Адель решила, подобно Скарлетт ОХара, подумать об этом завтра, тем более что была почти уверена, что проснется утром в своем арлингтонском доме и с улыбкой сожаления вспомнит свой прекрасный сон о прекрасном патриции
Устроившись на неудобной кровати, Адель закрыла глаза, но уснуть так и не смогла. Она думала о Юлии и вспоминала каждый его жест, взгляд, каждое слово, сказанное ей, его ухоженные руки с длинными тонкими пальцами, легкую улыбку то нежную, то ироничную, его невысокую поджарую фигуру, сдержанную величавость жестов Адель вспоминала его голос: приятный тембр заставлял ее сердце трепетать и замирать, особенно когда он произносил слова медленно и чуть протяжно, будто декламировал, и она, словно завороженная, ощущала себя готовой покориться этому необычайно красивому молодому мужчине
Не привыкшая терзаться сомнениями Адель решила покориться немедленно. Поспать можно и дома, а сейчас нужно действовать! Она поднялась с кровати, оделась, отодвинула тяжелую занавесь и, сладко улыбаясь в предвкушении встречи, вышла из спальни, осторожно ступая по каменному полу.
Длинный коридор был пуст и темен, только в конце тускло мерцал огонь лампады, горевшей в атрии. Ускорив шаг, Адель устремилась туда. Стараясь ступать как можно тише, в чем ей помогали кроссовки на мягкой подошве, она подошла к имплювию и огляделась. С противоположной стороны тоже был коридор с нишами, совершенно темный, а слева, в направлении сада, подрагивал свет. Адель решила направиться туда и медленно двинулась вперед. Обнаружив еще одну горящую лампаду, она огляделась и поняла, что находится в том самом таблинии, то есть кабинете, куда ее хотел повести Юлий, небольшой квадратной комнате без дверей. Стены здесь были расписаны сценами из Еврипида и Софокла, и лица мифических героев, тщательно выведенные умелой рукой художника и хорошо освещенные подрагивающим пламенем, словно смеялись над ней, ищущей выход, как Тесей из лабиринта.
Но очертания стройных кипарисов на фоне белоснежных лепных колонн подсказали Адель, куда идти дальше. Оказавшись в портике перистиля, она пересекла сад и вошла в просторное помещение, где тоже горело несколько маленьких светильников. Адель смогла рассмотреть длинный низкий стол с ножками в виде атлантов и фигурками Вакха по углам, который окружали широкие ложа с высокими подушками, расшитыми золотыми нитями. Вся эта комната (вероятно, триклиний для пиров) была похожа на цветущий сад: такой яркой была роспись, такой искусной мозаика, такой тонкой лепка. Посреди стола, озаренная светом луны, красовалась статуэтка обнаженной Венеры, сделанная, по всей видимости, из чистого золота. Адель не удержалась от соблазна потрогать ее.
«Интересно, на сколько тысяч долларов потянет эта красотка?» подумала она и стукнула по Венере ногтем. Статуэтка пошатнулась на тонком основании и чуть не упала. «Полая», разочарованно подумала Адель и решила оставить прекрасную богиню в покое. Она уже поняла, что забрела не туда и Юлия здесь определенно нет, но не смогла справиться с желанием вдохнуть пьянящий воздух ночного Средиземноморья, окунуться в приятную прохладу восхитительного сада, разбитого во дворе, и побродить по нему под серебристыми лучами полной луны Мысли Адель постепенно становились путанными; глаза, глядящие в мерцающую темноту, начали слипаться; веки отяжелели, руки опустились и мягкая шелковистая трава окутала ее уставшее тело
Она очнулась от странного толчка, после которого взлетела вверх и ощутила легкое головокружение. С трудом открыв глаза, Адель прямо перед собой увидела лицо Юлия и его губы рядом со своей щекой.
Проснулась, юная блудница? держа ее на руках, с улыбкой спросил патриций. Что ты делаешь в перистиле?
Эти слова мигом ее отрезвили, и она быстро осознала, какими преимуществами обладает. Не теряя ни секунды, Адель крепко обвила руками шею Юлия, прижалась к нему всем телом и прошептала:
Я ждала тебя!
Его мягкий взгляд вдруг стал острым; он поставил Адель на землю, посмотрел на нее в упор и смотрел, не отрываясь, пока на ее щеках не вспыхнул румянец.
Зачем ты вышла из своего кубикула? спросил Юлий так строго, что она оробела.
Мне не спалось, и я решила побродить по саду, обиженно надув губки, ответила Адель. Разве это преступление?
Юлий посмотрел на нее холодным взглядом, в котором сквозило презрение не лично к ней, а ко всему ее полу.
Ты лжешь.
Она глубоко вздохнула, но промолчала, и его слова повисли в воздухе. Видя перед собой это бледное, в ярком свете луны почти бескровное лицо, Адель почувствовала, как по телу пробежала дрожь, словно на нее повеяло могильным холодом. Она вся сжалась, собирая в кулак остатки самообладания, но мысли не подчинялись ей, мечась в мозгу, точно птицы в клетке.
Идем в дом, все тем же ледяным тоном произнес патриций. До рассвета уже недолго.
Нет, пожалуйста! с такой болью воскликнула Адель, что Юлий, собравшийся было уходить, замер на месте.
Я не хочу в дом, чуть не плача, проговорила она. Я шла к тебе, это правда, я искала тебя, я хотела сказать, что ты мне нужен Адель овладело такое волнение, что ее бросило в дрожь. Может, я всю жизнь мечтала о нашей встрече! Точнее, я даже мечтать о ней не могла! Если не сейчас, то никогда, понимаешь?.. Это очень странно, я знаю, но все может закончиться в любой момент, и я хочу успеть хочу успеть она запнулась и умолкла.
Взгляд Юлия смягчился; не сговариваясь, они в один миг шагнули друг к другу и слились в долгом, страстном, глубоком поцелуе. Адель казалось, что она вот-вот задохнется, но не могла оторваться от Юлия, словно боялась, что если ее губы перестанут его касаться, то он растает, как дымка, как сон, как несбывшаяся мечта.