Жан Ги пошел вверх по карьерной лестнице и стал заместителем Армана. И даже больше.
И Даниель так и не простил ни того, ни другого.
Рейн-Мари и Арман разговаривали об этом. Обсуждали, не стоит ли ему несколько отдалиться от Жана Ги. Ради Даниеля.
Но Арман не пошел на это. К тому же это никак не помогло бы.
«Ты не спрашивал у Даниеля, в чем дело?»
То был единственный раз, когда она почувствовала, что Арман рассердился на нее.
«Думаешь, я не пытался? Я спрашивал. Умолял Даниеля сказать мне, что такого я натворил. А он только смотрел на меня, будто я должен знать. Я не могу танцевать вокруг него в надежде, что наконец чем-то завоюю его любовь. Бовуар выдающийся следователь и хороший человек. Его нельзя наказывать из-за моих отношений с сыном».
«Я знаю».
А еще она знала, что Жан Ги Бовуар не заменяет им сына. Отношения Бовуара с Арманом были совсем иными. Более взрослыми. Можно сказать, старинными, словно эти двое знали друг друга целую жизнь.
Они вместе составляли одно целое.
«Даниель любит тебя, Арман. Она сжала его руку. Я знаю, что любит. Дай ему время».
Арман уронил голову, потом поднял:
«Извини, я был резок с тобой. Я просто»
«Oui».
Шли годы, появлялись внуки, и Арман вновь сблизился с Даниелем. Он подумал, что собственное отцовство смягчило отношение Даниеля к своему отцу. Заставило его забыть о тех неладах, что существовали между ними.
И все же некоторое расстояние оставалось, и Гамаш чувствовал его. Словно между ними натянули тонкую нить колючей проволоки, так что, подойдя к сыну слишком близко, он рисковал уколоться.
Однако Арман не оставлял попыток, и это расстояние уменьшалось. Пока не стало практически неощутимым. Не больше трещины в фарфоровой чашке.
Рейн-Мари наблюдала за ними в бистро. Они сидели, наклонившись друг к другу. И она осмеливалась надеяться.
Чуть дальше за столом Жан Ги и Анни продолжали разговор со Стивеном.
Что вы знаете о Люксембурге, месье?
О Люксембурге? переспросил Стивен, наклоняясь вперед и проверяя свой телефон, лежащий на столе.
Вы ждете звонка? спросила Анни.
Нет.
В это время принесли еду.
Мерлу бретон[20] для Стивена. Нежная белая рыба была обложена маленькими картофелинами, дольками свеклы и полита изысканным соусом.
Ваша порция слишком мала, заметила Анни, получив свой собственный огромный стейк с картошкой фри под беарнским соусом.
Оставляю место для рисового пудинга, объяснил Стивен.
У нас есть люксембургский проект, сказал Жан Ги, когда ему тоже принесли стейк с картошкой фри. Фуникулер. Но я никак не могу разобраться с техническими отчетами.
Стивен кивнул:
Это и мое слабое место. Я больше даже не пытаюсь. Когда я инвестирую в инженерные компании или проекты, я просто читаю переписку между менеджерами проекта и головным отделением. Эти письма гораздо более информативны.
Он положил нож с вилкой и взглянул на молодого человека:
Что-то в этом люксембургском проекте вызвало у вас интерес?
Жан Ги нахмурился, обдумывая вопрос:
Non.
Вы уверены?
Да.
Стальные голубые глаза пристально глядели на Жана Ги, и в голове у него образовалась пустота. Словно он смотрел в дульное отверстие пистолета.
Тогда почему мы говорим об этом? спросил Стивен. Должно быть, вы переняли у своего прежнего босса темное искусство банальных истин.
Анни рассмеялась, и даже Жан Ги усмехнулся, когда все трое посмотрел туда, где сидел Гамаш.
Арман разговаривал с Даниелем и явно ничего не слышал.
Но Даниель услышал. Не слова, а смех. Он стрельнул в их сторону взглядом. И понял так, что они смотрят на него и смеются над ним.
Итак, сказал Даниель, оборвав свой разговор с отцом и обращаясь к Стивену, сидящему на другом конце стола Мы знаем, что мама и папа приехали повидаться с Анни и Жаном Ги. А что привело в Париж вас?
Арман почувствовал косвенный удар. Поверхностная рана, но все равно рана.
У меня в Париже несколько встреч, ответил Стивен. Я прилетел вчера. Надеюсь, вовремя, чтобы быть здесь, когда появится малыш. Он положил руку на плечо Анни, затем бросил на Даниеля проницательный взгляд. Твои родители и я прилетели также, чтобы повидать тебя с Розлин и девочками.
И Даниель покраснел. Но не извинился.
А теперь, сказал Стивен, оглядывая всех за столом, я когда-нибудь рассказывал тебе, как твой отец
Собирался сделать предложение маме? подхватила Анни. Никогда. А что там случилось?
Арман просто покачал головой и поморщился.
Тост, сказал Стивен, поднимая бокал. За «Врата ада».
Они чокнулись, и Стивен встретился глазами со своим крестником. Арман был рад увидеть в них веселье и искреннее счастье. Но еще и предупреждение.
Прежняя натянутая проволока, колючая проволока, по-прежнему оставалась на месте.
На самом деле, сказала Рейн-Мари, как только смех утих, интереснее спросить, куда твой отец возил меня на медовый месяц.
Я думала, в Париж, сказала Анни.
По-моему, нам пора заказать десерт, вмешался Арман и попытался привлечь внимание Марго.
Non, не в Париж, сказала Рейн-Мари.
В «Мануар-Бельшас»? предположил Даниель.
Кому рисовый пудинг? спросил Арман, надевая очки для чтения и погружаясь в меню.
Non. Мне рассказать или сам расскажешь? спросила Рейн-Мари у мужа.
Анни посмотрела на брата:
Почему никому из нас не приходило в голову спросить?
Спрашивали, но они только смеялись, ответил он. Отвлекали внимание. Теперь вам придется рассказать.
Но и на этот раз их внимание было отвлечено. Десертом.
Даниель и Розлин разделили пополам громадную порцию рисового пудинга, сбрызнутого соленой карамелью.
Анни заказала себе отдельный пудинг и принялась с яростью защищать его от Жана Ги, которому пришлось поделить пудинг со Стивеном.
Рейн-Мари и Арман еще не перестроились на парижское время, а потому больше ничего не ели, только смотрели.
Когда принесли счет, Арман потянулся было к нему, но Стивен оказался быстрее.
Это был редкий случай, когда Стивен брал счет на себя, и Арман вопросительно посмотрел на него. Но старик только улыбнулся и оставил Арман видел своими глазами огромные чаевые.
Вечерний ветер освежил их после тепла и духоты в бистро, и Арман с Рейн-Мари немного ожили. Хотя оба мечтали поскорее лечь спать.
По привычке и молчаливому согласию семья направилась на юг, пересекла знакомые улицы, прошла мимо знакомых магазинов по пути к Пале-Роялю.
Они всегда проделывали этот путь после застолья в «Жювениль». Так у них создавалось впечатление, что они лучше переваривают съеденное за столом. Хотя рисовый пудинг они не переварили бы, даже дойдя до Версаля.
Впереди шли Анни и Жан Ги, Даниель и Розлин, время от времени останавливаясь у витрин магазинов.
Арман и Рейн-Мари собирались последовать за Стивеном на другую сторону улицы Ришелье, когда Рейн-Мари спросила:
А который теперь час?
Арман посмотрел на свои часы:
Почти одиннадцать.
Они повернулись к Эйфелевой башне, и у них на глазах она засверкала тысячами огней.
Ты только посмотри, сказал Арман со вздохом, запрокинув голову.
Стивен остановился посреди перехода и оторвал взгляд от телефона.
Фургон для доставки грузов, ехавший в полуквартале отсюда, остановился, чтобы пропустить его.
И вдруг начал двигаться. Медленно. Потом стал набирать скорость. Теперь он ехал быстро. Арман отвернулся от башни как раз вовремя, чтобы увидеть, что происходит. Что вот-вот должно произойти.
Он поднял руку и выкрикнул предупреждение.
Но слишком поздно. Раздался удар.
И машина умчалась прочь.
Жан Ги побежал за фургоном, а Арман бросился к Стивену.
Вызовите «скорую»!
Рейн-Мари выскочила на середину улицу и принялась махать руками, чтобы защитить Армана и Стивена от приближающихся машин.
Арман опустился на колени и, посмотрев на Даниеля, крикнул:
Помоги матери.
Даниель отступил назад.
Мама! закричала Анни.
Арман повернул голову и увидел, что машина остановилась в футе от Рейн-Мари. Так близко от нее, что она дотронулась руками до теплого капота.
Рейн-Мари! позвал Арман.
Все хорошо.
Я вызываю помощь, прокричала Анни.
Арман повернулся к Стивену. Его руки застыли над неподвижным телом крестного. Он боялся перевернуть его, опасаясь, что сделает только хуже. Если это возможно.
Нет-нет-нет, прошептал он. Господи, прошу тебя, нет.
Он увидел кровь на асфальте, разбросанные вокруг вещи Стивена очки, ключи, туфли.
Ноги Стивена лежали под неестественным углом. Рука накрывала голову.
Арман пощупал пульс. Пульс был. Слабый, прерывистый.
Папочка? позвала Анни, приближаясь к отцу и телу, лежащему на асфальте, пока Эйфелева башня сверкала вдалеке.
Назад, приказал ей отец. Уйди с проезжей части.
Она вернулась на тротуар.
Арман?
Рейн-Мари опустилась на колени рядом с ним. Водители останавливались, выходили из машин, смотрели. Некоторые гудели, не зная о происшествии.
«Скорую», повторил Арман, не отрывая взгляда от крестного.
Уже в пути, сказали одновременно Анни и Розлин.
Рейн-Мари подняла треснувшие очки Стивена и его ключи, положила к себе в сумку. Туфли она не стала трогать.
Держа Стивена за руку, Арман наклонился к нему так близко, как только могут быть два человека, и прошептал:
Я тебя люблю. Держись. Помощь уже в пути. Я тебя люблю.
Что я могу сделать? спросил Даниель, присоединяясь к ним.
Ничего, ответил отец, даже не посмотрев на него.
Глава четвертая
Через несколько минут появилась «скорая», медики быстро оценили ситуацию.
Арман отошел в сторону, но оставался поблизости. Наблюдал за тем, как они проверили жизненные показатели Стивена. Осторожно перевернули его. Надели кислородную маску на окровавленное лицо.
Рейн-Мари взяла Армана за руку, почувствовав, что она липкая.
Стивен не подавал никаких признаков жизни. Он был совершенно неподвижным.
Он жив? прошептала Рейн-Мари.
Арман кивнул, не в силах говорить.
Он только смотрел на Стивена, пока фельдшеры переговаривались с врачом «скорой», используя слова, которые Арман и Жан Ги слышали слишком часто и которые означали слишком тяжелые повреждения.
«Шок». «Кровотечение». «Возможно, трещина черепа».
Если бы они были на поле боя, то Стивена Горовица поставили бы в очередь на операционный стол одним из последних, ввиду малой надежды на его выживание. Его бы оставили на земле. Умирать.
И смерть не заставила бы себя ждать.
Прибыла полиция. Не отходя от Стивена, Арман быстро представился и сказал:
Это не было несчастным случаем.
Что вы имеете в виду, месье?
Машина, которая его сбила, фургон для доставки выпечных изделий, сделала это намеренно. Я все видел.
Полицейский сделал запись в своем блокноте:
Это серьезное обвинение.
Я могу это подтвердить, сказала Рейн-Мари.
А вы? спросил агент у Анни, Даниеля, Розлин и Жана Ги, который еще не успел перевести дыхание, вернувшись после безуспешного преследования фургона.
Машина не остановилась, сказала Анни. Ты зафиксировал номера?
Я сделал фотографию.
Жан Ги показал полицейскому свой телефон. Фельдшеры тем временем аккуратно положили Стивена на каталку.
Значит, речь идет о наезде и бегстве с места происшествия, сказал полицейский, склоняясь над телефоном Жана Ги. Но не о попытке убийства. Это здесь не подходит, месье. Я ничего такого не вижу.
Посмотрев на случившееся как бы со стороны, Жан Ги вынужден был согласиться. Дело туманное.
Я полицейский из Квебека, заявил Арман. Это было явное покушение на его жизнь.
Из Квебека, сказал полицейский, подняв брови.
Спрашивать о том, что у него на уме, не было необходимости.
Да, мы руководители отдела по расследованию убийств Квебекской полиции, сказал Жан Ги. У вас с этим какие-то проблемы?
Никаких, месье. Полицейский записал что-то у себя в блокноте и посмотрел на Бовуара. Вы видели своими глазами, как фургон сбил пострадавшего?
Жан Ги ощетинился, но вынужден был признать, что нет.
Bon[21]. А кто-нибудь из вас видел?
Анни помедлила, но потом отрицательно покачала головой. Остальные тоже.
Я же вам говорю, что я видела, сказала Рейн-Мари. И мой муж видел. У вас два свидетеля.
Ваше имя?
Она назвалась.
Сегодня пятница, вечер, темно, сказал полицейский. На пострадавшем черный плащ. Водитель, может быть, выпил лишку. Вы не думаете, что такое возможно
Наезд был намеренный. Арман достал свою визитку, нацарапал на ее задней стороне номер своего парижского мобильника и протянул жандарму. Я поеду с ним.
Арман последовал за Стивеном в «скорую», и фельдшеры после короткого препирательства сдались, поняв, что они не смогут выставить этого человека из машины.
Я сообщу тебе, какая больница, прокричал Арман Рейн-Мари через закрывающуюся дверь.
С ним все будет хорошо? спросила Анни.
Кого она имела в виду Стивена или своего отца?
«Скорая» тронулась с места, Рейн-Мари взяла дочку за руку, а Даниель обнял мать за плечи.
Все приемные покои скорой помощи выглядят одинаково, пахнут одинаково, навевают одинаковые мысли.
Стивена отвезли в больницу Отель-Дьё на острове Сите. Почти в тени собора Нотр-Дам.
Арман уставился на распашные двери, куда фельдшеры умчались с каталкой Стивена. Эти двери отделили Армана от крестного.
Здесь все было как везде. Любая больница в любом городе выглядела бы точно так же. Время и место здесь не существовали. Не имели значения.
Остальные люди в приемном покое, ждущие сообщения о состоянии их близких, выглядели изможденными от тревоги и усталости. И скуки.
Арман смыл кровь с лица и рук. Но с одежды кровь не смывалась. Ее придется выбросить. Он не хотел больше видеть эту свою одежду.
Конечно, нелепо винить рубашку и галстук, пиджак и брюки в том, что произошло. Но он готов был выбросить даже носки.
Первым делом он позвонил Рейн-Мари и сообщил, где они находятся. Она сказала, что скоро подъедет. Он предложил остальным разъехаться по домам и ждать сообщений.
Потом он позвонил другу.
Я сейчас приеду, Арман.
Рейн-Мари появилась через несколько минут с Анни и Даниелем. Жан Ги и Розлин вернулись домой к детям.
Есть новости? спросила Рейн-Мари, беря Армана за руку.
Никаких.
Он наверняка еще жив, сказал Даниель. Он прикоснулся пальцами к руке отца.
Oui. Арман улыбнулся сыну слабой благодарной улыбкой, и Даниель уронил руку.
Арман, раздался голос от двери.
Худощавый человек лет шестидесяти, одевавшийся явно в спешке, быстро подошел к ним. Протянул руку.
Арман пожал протянутую руку.
Merci, mon ami. Спасибо, что пришел. Рейн-Мари, ты помнишь Клода Дюссо?
Конечно.
Дюссо поцеловал ее в обе щеки, посмотрел на нее серьезно и повернулся к остальным.
Это наши дети, Даниель и Анни, сказал Арман. Клод префект полиции в Париже.
То, что произошло, просто ужасно, сказал месье Дюссо. Он пожал им руки, потом повернулся к Арману, заметил пятна крови и усталость. Как он?
Пока неизвестно, ответил Арман.
Дай-ка я попробую.
Дюссо подошел к стойке регистрации и почти сразу вернулся:
Они впустят нас. Но только двоих.
Мы побудем здесь, сказала Рейн-Мари.
Езжайте домой, велел Арман.
Мы остаемся, возразила она. И поставила точку в дискуссии.
Проходя в распашные двери, Арман на миг почувствовал головокружение. Перед ним промелькнуло воспоминание. Окровавленные простыни, натянутые на лица полицейских. Молодых мужчин и женщин, которых он принимал на службу. Которых готовил. Которых вел за собой.
На чьих днях рождения и свадьбах он танцевал. Он был крестным для нескольких из их детей.
А теперь они лежали мертвые на каталках. Погибли в бою, на который он их послал.
Ему еще предстояло вскоре постучать в двери их близких. Посмотреть им в глаза и сказать слова, которые разобьют их жизнь вдребезги.