Слушаюсь, господин Полковник. Ответил поручик и отвернувшись от полковника, взводный закричал. Наливайко!
Я ваше благородие!
Видишь телега на первом ярусе. Давай кати её туда, к воротам второго яруса. Владимирский указал рукой, где солдаты активно расчищали ворота от мусора: Нагрузите телегу, что бы можно было за ней укрыться.
Сначала в телегу наложили заряды от турецких пушек. Потом на них бомбу и все это засыпали камнями. Телега оказалась очень тяжёлой. Поэтому её толкать от ворот второго яруса, взялись самые сильные бойцы. Бойцы во главе с фельдфебелем Наливайко, прикрываясь от турок за кучей камней наваленных на телеге, подкатили её к воротам третьего яруса, и подпалив фитиль бомбы разбежались в разные стороны. Произошедший взрыв разметал ворота. Затем бойцы Владимирского, через стену закинули оставшиеся бомбы на третий ярус, и русские войска устремились в освободившуюся от ворот арку, сворачивая в разные проулки, что бы подняться на стену третьего яруса. Кругом стояла пальба и беспощадная сеча. Владимирский, зайдя в подворотню третьего яруса, через узкий проход, заскочил во внутрь крепостных сооружений. Он осторожно двинулся по узким крепостным туннелям, соединяющих помещения, кругом встречая убитых турок. Наш герой поспешил на голоса, но в арсенале с боеприпасами рукопашная затихла. Видя бесполезное сопротивление, оставшиеся в живых турки побросали оружие, падали на колени. Капитан Сивуха в пылу битвы замахнулся саблей на стоящего на коленях молодого турка.
Ваше благородие! Встал между турком и капитаном фельдфебель Наливайко: Помилосердствуйте, он же сдаётся.
Капитан дико по вращал глазами, глядя на бойцов, затем замахнулся на фельдфебеля: У рожа!
Вдруг, в самом дальнем конце арсенала открылась дверь и выскочивший оттуда турок, замахнулся ручной бомбой-гранатой, видимо желая подорвать боеприпасы, Владимирский и Сивуха одновременно вскинули револьверы, только у поручика прозвучал щелчок, в барабане кончились патроны, а у капитана грянул выстрел. Абсолютно не целясь, он с тридцати шагов попал прямо в сердце турку.
Ложись! И русские солдаты попадали на пол.
Турок, как в замедленных кадрах падал на пол. Раздался взрыв бомбы, засвистели осколки.
Живые?
Пострадавших не оказалось. Все бросились к двери откуда появился турок. Дальше по коридору был тюремный каземат и выход на самый верхний ярус. Они удачно вышли в тыл отбивающимся туркам. Капитана Сивуху чуть не зарубив сбил с ног турок и если бы не подоспевший Петя, который застрелил врага, из своей трофейной винтовки, Сивуха мог бы распрощаться с жизнью.
Как звать? Поинтересовался в знак благодарности Сивуза.
Петров Пётр, командую отделение у господина поручика, ваше благородие!
Благодарю за службу.
Рад стараться!
Поднявшись на третий ярус Владимирский сразу же налетел на артиллеристов, которые развернули свою пушку и пытались выстрелить по нападавшим русским солдатам. Несколькими ударами своих сабель, нашим Варягом был посечён турецкий расчёт артиллеристов. Поручик даже не заметил, что ему прострелили ногу. Пока не подоспел Петя и не перетянул его ногу турецким кушаком, повыше раны. И сделал он это вовремя, потому что штанина взводного, стала быстро намокать от крови. К счастью пуля пробившая ногу повыше колена, и не зацепив кость вышла наружу.
Сверху все ещё шла битва, когда ворота нижнего яруса были откопаны, и русская Конница устремилась через перевал, преследуя отряд отступавшего Махмед визиря.
К полудню турки полностью прекратили сопротивление. И русские солдаты стали собирать раненных. Из крепостных казематов были освобождены болгарские повстанцы и просто крестьяне. Многие из них нуждались в лечении. Перетянутая кушаком нога Владимирского опухла, ему срочно нужно было медсанчасть. Когда он облокачиваясь на Петра, дошёл до госпитальных палаток, то увидел удручающее зрелище. Повсюду, прямо на земле лежат раненные, свезённые сюда санитарами с поля брани. Из операционной доносились ужасные крики. Раздававшая воду раненным, наша знакомая школьница, забежала за палатку и там присела на корточки, заткнув руками уши и закрыв глаза. Владимирский направился к ней и тронув её за плечо что бы как-то отвлечь:
Мадемуазель. Это простите операционная, или пардон я ошибся?
Она подняла на него свои большие глаза наполненные ужасом, и не понимающе продолжала таращица. Затем она закрыла рот рукой и вспорхнув куда-то убежала. Через некоторое время, она буквально силой притащила прапорщика Паникадилина.
А, господин поручик. Простите. Оправдывался фельдшер. Он осмотрел рану на виске у Владимирского. Затем спросил: Наступать на ногу больно?
А, нет, кость целая. Отвечал ошалело наш Варяг, ещё не совсем остывший от пыла боя.
Идёмте голубчик, вам надо присесть. Они присели на какие-то ящики, стоящие возле палатки: Голубушка, Светлана Сергеевна, мой саквояж и воду. Девушка принесла тазик с водой и Владимирский заглянув увидел страшное отражение, свою окровавленную физиономию.
Девчонка зовущаяся Светланой Сергеевной, вновь убежала и появилась вновь. Но уже с главврачом Архиповым.
Вот неугомонная стрекоза. По доброму брюзжал военврач: А, это вы вновь господин поручик. Вижу опять ранены. Что-то вы зачастили к нам. Кость цела, это хорошо. Это очень хорошо. Ну что, рана сквозная, тоже прекрасно.
Как сквозная!? Доктор! А я то все удивляюсь что это у меня в голове ветер свищет. Ну теперь все понятно, раз у меня в голове рана сквозная. Наиграно делая испуг стонал Владимирский. Все оценив его шутку засмеялись.
Ну что ж поручик, оставляю вас на попечение Светланы Сергеевны. Орест Олегович. Обратился главврач к фельдшеру: Вы ногой займитесь сами. Не дай Бог инфекция попадёт. Прошу прощения господин поручик, раненные ждут. И Архипов спешно удалился, торопясь в операционную.
Светлана Сергеевна, голубушка. Вы уж не стойте здесь, господину поручику неловко пред вами порты снимать.
Школьница покраснела как всегда и удалилась, но теперь Владимирскому показалось, что она покраснела очень мило.
3
Со времени осады крепости прошло три дня. Палатки перед крепостью все сняли. Часть госпиталя с больными, перевезли в крепость. Не было никакого смысла, раненных тащить за нашими наступающими войсками. Командовал теперь этим госпиталем коллежский секретарь, фон Клюге Борис Иванович. В его распоряжении остались только вольнонаёмный Вася, и вольнонаёмная Вера Ильинична со своими питомицами. Все русские войска под командованием генерала Гурко, двинулись к Шипкинскому перевалу.
Где-то в горах, со остатками своих людей скрывался Махмед Визирь, тот самый под командованием которого ещё недавно была крепость. По этому, что бы не выпускать его в тыл русской армии, в крепости оставили не большой гарнизон. Гарнизоном командовал штабс-капитан Волин, Алексей Павлович. Больше всего при взятии крепости, пострадал полк Яковлева, и нам известны причины этого, а именно, его авангардное положение при штурме. В роте Волина, половина личного состава полегла, а оставшаяся половина имела разной степени ранения. Да и сам Волин был тяжело ранен в руку, у него была перебита кость. Видимо из этого соображения, его и оставили при госпитале, и комендантом одновременно. Что бы усилить гарнизон, в подчинение коменданта была передана полу сотня кубанских казаков, во главе с вахмистром Карачой. Двадцати восьмилетний Тимофей Евлампиевич, оказался мастером на все руки, умел владеть шилом и даже если надо подковать лошадь, прекрасно играл на гармошке и пел, несомненно чаруя казачек в станице своим бархатным баритоном. Сам он был из простых казаков, но грамотный. Службу свою знал туго, у него в обе стороны от перевала, были отправлены дозорные и секреты.
Русские обживали крепость. Для господ, на верху третьего яруса была натянута палатка и они обедали на воздухе, сидя за большим столом, покрытым шёлковой скатертью, оставшейся от турок. Казаки с утра ездили в болгарское село и оттуда пригнали дюжину баранов, которую купили у местных жителей. Болгары с радостью снабжали всем необходимым русский гарнизон, тем более за хорошую цену. Поэтому на столе стояло деревенское вино, сыр и разные фрукты и овощи. Вахмистр Карача самолично готовил шашлыки, угощая господ офицеров и сестёр милосердия.
Никогда ещё не пробовала ничего подобного. Говорила курсистка Хващинская. Поедая шашлык, только что положенный на её тарелку. Вы прекрасный кулинар, эээ
Тимофей Евлампиевич. Подсказал штабс-капитан Волин, у которого правая рука покоилась на шарфе, перекинутого на шею.
Шо вы барышня, я энтаких слов не ведаю. Смущённо отвечал Карача, подкладывая шашлыки, с пылу, с жару, как он выражался, выкладывая на тарелку следующей курсистке.
Тимофей Евлампич, ты брат давай, присаживайся к нам. Нечего стесняться. Сказал Волин, вытирая салфеткой подбородок: Пальчики оближешь, господа.
Шо вы ваше благородие, мы што, нам приятно угодить вашеству. Улыбался Карача. И действительно, по его лицу было видно, что ему приятно когда его хвалят за дело.
Владимирский поднялся со своего места, опираясь на выструганную палочку, заковылял к вахмистру, и обняв его за плечи, усадил за стол.
Да ты не смущайся, Тимофей Евлампиевич, бери всё руками. Сказал казаку поручик: Сейчас в Европе, очень модно есть руками, бутербродный способ называется. Соврал Владимирский, что бы вывести казака из смущения.
Вы поручик не только лихой рубака, но тактичный дипломат. Говорил фон Клюге, пробующий вино из графина: Гораздо более тонкий, чем вкус этого вина.
Что я. Моих заслуг в том нету, что я кажусь лихим рубакой. Боль в сердце гонит меня в бой. Вот щас, нога болит с виском, и сердцу уже легче.
Господин поручик, как я вас понимаю. Ведь раны в сердце оставляют нам не только пули и осколки. Куда страшнее холод женских, каменных сердец. Сообщил Прапорщик Якименко, пытающийся ухаживать за мадемуазель Хващинской, которая сидела между ним и Владимирским, с лёгкой апатией на челе. Было очевидно, что девушка с больными вымоталась из сил, у неё под глазами были синие круги, впрочем как и остальных курсисток.
Ах милый Николай Петрович, что бы растопить лёд снежной королевы, порой достаточно дать королеве выспаться в тепле у печки. Задумчиво произнёс Владимирский, и Хвощинская сразу же благодарно ему улыбнулась.
Здесь раненные, господа именно по этому мы и здесь. Самопожертвование, во имя семьи, во имя Родины, вот девиз нашего Смольного института. Вы не представляете господа, какая нагрузка легла на плечи наших выпускниц. А между прочим, две из них ученицы предпоследнего курса. Это мадемуазель Светлана и мадемуазель Лиза, представьте от них не одной жалобы.
От слов своей воспитательницы, шестнадцати летние девушки сильно смутились. По возрасту, они ещё не числились в невестах, а им уже так этого хотелось. Прапорщик Якименко, слушатель медицинского университета Вася и поручик Яблонский, стали с благодарностью целовать ручки девушкам.
Правда ли господа, что наш генерал Иосиф Владимирович Гурко раньше служил гусарах? Спросила курсистка Лиза.
Истинно так, что ни наесть самый лихой гусар. Ответил Поручик Яблонский.
Владимирский смотрел на всех этих раненных, усталых, смелых, милых и тактичных людей, не в состоянии понять, что в семнадцатом году случиться с Россией. Ведь теперь все эти люди разных сословий, готовы были умереть за Родину и справедливость. Так бывает всегда, лучшие люди готовы отдать за других, самое дорогое что у них есть, свою жизнь. А другие сидя дома у кормушки, подло будут рассуждать о патриотизме, желая только одного, за счёт кого-то, как можно больше себе нахапать.
Ах, господа прошу меня простить, мне нужно спешить к раненным. Откланялась мамзель Хващинская.
Как же не спешить, у нас с простреленной грудью, лежит герой войны князь Лопухин. Съязвила одна из курсисток, видимо намекая на какие-то чувства.
Это правда, что князь в лазарете? Спросил Владимирский у доктора.
Сущая правда. ответил фон Клюге.
И что, он так плох? проявил живой интерес штабс-капитан Волин.
Состояние князя стабильное. Лёгкое не задето. Перебитая ключица, к свадьбе заживёт. Последнюю фразу фон Клюге произнёс как бы шутя.
Вы что же, думаете что наш женский сердцеед и волокита Валерий Сергеевич, способен жениться? Зло сказал заурят-фельдшер Вася, переживая равнодушие к своей персоне, со стороны мадемуазель Хващиеской.
Господа, по моему мы себе позволяем касаться неких пикантных вещей, способных если вовремя не остановиться, перешагнуть тончайшую грань приличного тона. Остерёг присутствующих прапорщик Якименко, ухаживание которого за красавицей Хващинской, тоже осталось без внимания с её стороны.
Я бы хотела поблагодарить вас господа, за прекрасный стол и ваше внимание, но нам действительно нужно возвращаться к больным. Вера Ильинична забрав с собой своих воспитанниц, спустилась в лазарет.
А как вы считаете Алексей Павлович, Махмед визирь все ещё может вернуться, и какие наши шансы выдержать осаду? Спросил военврач у коменданта крепости.
Вероятность есть. И для того что бы достойно встретить врага, нам не в коей мере нельзя терять бдительность. От турок нам достались две не повреждённые пушки, как видите их мы установили как раз в аккурат, что бы сбить натиск врага. Но нам требуется хороший бомбардир, что бы вести прицельный огонь по врагу, и тут ваша помощь необходима Борис Иванович. Неожиданно обратился к доктору, Волин.
Моя? Удивился фон Клюге.
У вас в лазарете, лежит один бомбардир-наводчик, некий Иванов, мне бы хотелось заполучить его в своё распоряжение.
Это тот, что с перебитыми ключицами и повреждёнными лопатками? Ещё больше удивился доктор.
Пожалуй да, это он. Можно ли его поставить на ноги?
Попробовать можно. Ноги у него целы, руки зафиксированы. Когда его нужно поставить на ноги?
Желательно после обеда, Борис Иванович. Необходимо пристрелять пушки, выставив нужный азимут. Как бы извиняясь, просил Волин.
Придётся дать ему морфий. Алексей Павлович, чем мы располагаем, против Махмед визиря? В глазах врача читался не поддельный интерес.
В роте осталось, с легко раненными, около пятидесяти человек. Пол сотни вахмистра Карачи. Две пушки. Восемнадцать человек болгарских ополченцев, тех что освободили из крепостного каземата, способных держать оружие, остальные у вас в лазарете. Вот пожалуй и все. Словом не густо.
Я не думаю, что Махмед визирь захочет вернуться к Хайнкейскому перевалу. Закуривая папиросу, сделал свои выводы поручик Яблонский.
Однако господин поручик, урядник Трофимов, отправленный мною в разведку, поспрашал тамошних болгар, живущих в долине. Те люди слыхали будто бы малый отряд турок, видели в ущелье. Тута они, чую я. Заявил казак.
Что вы вахмистр нас стращаете. У Махмед визиря тысяча всадников, где им спрятаться в ущелье-то. Возмутился Яблонский.
То-то и оно что тысяча, против наших сто семнадцати, господин поручик. Нам пришлось брать крепость в три яруса, а с обратной стороны, откуда может появиться противник, крепостные стены в один ярус. Я с утра прокатился на лошади, если встать в седле на ноги, то и лестницы не надо, что бы забраться на стену. Поддержал Карачу Владимирский.
Верно Владимир Владимирович. Не устоять нам против янычар, нужна ещё какая-то смекалка. А что если вы опять приготовите ваши фугасы, пожалуй что можно закидать бомбами турка. Сделал предложение Волин.