Архипов, Серафим Владимирович, начальник госпиталя. Имел честь вас оперировать. Это коллежский асессор Фон Клюге Борис Иванович. Большой умница и очень способный хирург, в свои двадцать семь лет, иной раз даст фору мне старику. Позавчерась, они мне ассистировали, когда вы изволили на столе лежать.
Благодарю вас господа. Ответил Владимирский, а сам подумал: Какой на хрен асессор, как в кино.
Благодарите мамзель Николаеву. Это они полторы суток температуру вам сбивали. Ну голубчик, давайте вас поглядим. Как вы себя чувствуете?
Доктор, я словно в чужом теле.
И не удивительно, имея столько осколочных ранений, иметь такие чувства. Откройте рот сударь, а Отлично, очень замечательно. Давайте разбинтуем ему руки. Голубчик, Владимир Владимирович есть ли у вас боли беспокойства?
Есть.
Тогда поведайте нам, что вас беспокоит? Продолжал допрос военврач.
Острая боль в сердце.
Вы слишком торопитесь двигаться. Вам голубчик ещё покой нужен, месячишко другой полежать.
Доктор, я ничего не помню.
Как ничего? Совсем ничего? Насторожился «главврач».
Вообще ничего из прошлой жизни. Даже отца и мать, и где я родился тоже не помню.
Уникальный случай.
Здесь оживился все время молчавший фон Клюге:
Я читал труды одного известного немецкого психиатра, он далеко продвинулся в области психофизиологии и морфологии. Это заболевание давно известно, как mnёmё, от греческого утрата памяти, анестезия происходящее от разных душевных потрясений, и травм головы. Так же, чаще всего память возвращается совершенно неожиданным образом, больной видя каких-то своих знакомых или родственников, разом вспоминает всё. Вот и выходит, что это заболевание лечится временем.
Врачи тщательнейшим образом осмотрели раны больного, и результатами были восхищены. Оставив повязку только на груди, они раскланялись и ушли.
После плотного обеда, вновь вернулась эта зеленоглазая девчонка с кожаным саквояжем, застав нашего больного полу сидячим в подушках:
Серафим Владимирович просил обработать ваши раны мазью, что бы избежать гноения. Она раскрыла свою сумку и достав оттуда пузырёк, стала смазывать множественные осколочные раны на руках, лице и ногах. Перейдя к животу, заалев ярче розы смутилась, на что больной заметил:
Чего постарше никого не нашлось?
Девчонка покраснела ещё больше. Затем она поднялась со стула, выгнула спину, вздёрнув кверху свой носик, спросила:
Правда ли сударь, что вы чудесным образом исцелились, и теперь чувствуете в себе силы?
Пожалуй. Хотя вопрос не в тему. Ответил наш больной ироничным тоном.
Тогда, мне нужно вам нечто сказать. Вы сударь скверный человек и я, и я вас презираю.
Ты что, школьница? Удивлённо возмутился больной, пытаясь ухватить за подол беглянку, вспорхнувшею со стула. Но та резко развернулась и влепив пощёчину нашему больному, исчезла. От неожиданности Владимирский даже вскочил на ноги, но от резкой боли в груди, сразу же повалился на кровать. Он слышал как в соседнем помещении, девчонка наказывала ординарцу, до кончить смазывание ран, нашего героя. Но больной сам взял оставленную мазь и смазал себе раны на животе. Наконец появился ординарец Петя и доложил:
Вам письмо, ваше благородие.
От кого?
Не могу знать, ваше благородие.
Что ты все благородие, да благородие. Ты уж как-нибудь по званию, что ли.
Так точно господин подпоручик!
Подпоручик? Петь, спокойно не на параде. Читай что там в письме пишут.
Виноват. Грамоте не обучен.
Это был первый человек не умевший читать, которого встретил Владимирский в своей жизни. Вот оно где свинья порылась, из-за чего рухнула царская империя. Народ-то дремучий, кто его поманит, за тем он и пойдёт. Но ничего, мы все исправим. Подумал Покойник, вроде бы ещё не серьёзно, но как бы вживаясь в свою роль:
Петь, как тебя по батюшке?
Владимирович. Как и вас ваше благородие.
Тёзки значит. Пётр Владимирович, а не желаете что бы я вас грамоте обучил?
Как же это? Нешто сами изволите? Пётр застыл изваянием, символизирующим недоверие.
Тебе сколько лет?
Двадцать второй, через неделю минет.
А мне?
И вам двадцать второй, в запрошлом месяце стукнули.
Давай письмо и неси ручку и бумагу.
Пётр отдал письмо, но с места не тронулся. Владимирский открыл конверт и глупо уставился в писанину:
Смотришь в книгу, видишь фигу. По-французски написано что ли? Петь, я что раньше по-французски ботал? Ну в смысле говорил.
А как же. И беседу вели и писать изволили.
Опа на.
Нешто и это забыли? Всё больше удивлялся Петруха.
Напрочь. Во я попал. Может что важное? Может по службе?
Петя откашлялся, затем осторожно сказал:
Я осмелюсь предположить, эта бумазейка от полковницы Наталии Карловны.
Откуда узнал?
У них духи очень уж известныес.
А кто она такая?
Известно кто, супружница полковника Яковлева.
А от меня ей что надо-то?
Пётр отвернулся и стал разглядывать стену.
Ну ладно, неси ручку и бумагу.
Какую ручку вам барин, от двери что ли?
А, нет, чем писать неси. Сообразив поправился Владимирский.
Пётр достал бумагу, чернила и к ним перья.
Перья, я вам аще давече навострил.
Владимирский нарисовал алфавит и начал учить грамоте денщика. Ученик оказался на редкость смышлёный, с превосходной памятью.
После ужина они продолжили складывать слоги. Так наш новоиспечённый барин с удивлением заметил, что помнит всю программу первого класса, как впрочем и всех остальных, и даже военного училища:
Аз, буки, веди, глагол, не обязательно, запоминаем по звучанию, а, б, в, г. Ма-ма мы-ла ра-му. Их учёбу прервал тихий стук в дверь. Пётр удалился что бы открыть дверь и не вернулся. За место него в комнату вплыла шурша платьем, высокая очень красивая женщина, лет тридцати пяти. На ней было удивительное платье, чёрного шелка, с валаном под длинной шалью индийского кашемира, а на головке с красиво собранными на затылке волосами, фетровая шляпка с эгреткой. Редко увидишь в наше время женщину с такой грацией, разве что артистку, да и то в образе: Откуда я знаю про кашемир и эгретку? Пронеслось в голове нашего героя: Ах да листал альманах Парижских мод в библиотеке, находясь под стражей. Листал от безделья, что бы убить время, тогда эта мура меня вовсе не заинтересовала. Гляди ка все запомнил, даже детали.
Вольдемар! Слава Богу ты жив! Как я мучилась все эти дни. Каким-то небесным, льющимся, мягким голоском, самой женственности, ворковала прелестная незнакомка, присаживаясь перед ним на стул: Что же ты молчишь? Разве ты не получал моей записки? Это было ужасно, когда я узнала о твоей гибели. Она ловко вынула носовой платочек из рукава на запястье, и на доли минуты приложила к газам, демонстрируя свои тонкие пальчики, покрытые сеточкой перчатки. От того что наш герой до сих пор, ни разу не встречал среди современных дам такой женственности, он уже заранее чувствовал себя виноватым: Дерзкий не сносный мальчишка, как ты мог!? Я наверно ужасно постарела, за эти три дня, но всему причиной было моё горе. Она на мгновение замолчала и у неё в глазу блеснула слеза: Вольдемар, как только мне стало известно что ты жив, и поправляешься, я сразу все бросила и поспешила к тебе. Вернулась из Зимниц, остановившись в соседнем, убогом домишке, и терплю эти лишения всё ради тебя. Вот уж и румянец на твоей щеке, тебе значительно лучше. Твоя Натали теперь с тобой и будет о тебе заботиться. И незнакомая дама своим долгим поцелуем, прервала такой назревший вопрос, мадам, мы что знакомы?
Мой мальчик, я вижу ты ещё совсем слаб. Но что же делать? С тобой я теряю голову, и готова потерять бесстыдство, лишь бы тебя оживить. С её плеч на пол упала большая кашемировая шаль, и она за несколько секунд освободилась от своего платья, которое было заранее расстёгнуто на спине. Оставшись в одном корсете и шляпке, она шагнула к нему.
Мадам! Всё что успел промолвить больной.
Не беспокойся глупенький, я твоего денщика выпроводила на улицу.
Событие произошедшее с ним за последний час, никак не соответствовало его знанию манер, литературных героев девятнадцатого века. И когда его всадница была полностью утомлена, а у него отпустила боль в сердце, он все таки решился задать ей вопрос:
Мадам, вы кто? Я вас не помню.
Наездница долго смотрела на него, затем сделала оскорблённый вид, и как-то по будничному дала ему пощёчину. Затем она быстро засобиралась, а уходя вернулась, ничего не говоря влепила больному дополнительную оплеуху. Физическое воздействие пошло на пользу больному и он сев на кровать, спустил ноги на пол:
Благодарю мадам. Сказал Покойник, натягивавшей на себя платье красавице: Этак я завтра уже и встану. В смысле теперь уже на ноги. Простите мадам, не имею честь знать, но вы невероятно привлекательны. Слова невольно были брошены в спину уходящей незнакомке, заставившие её на мгновение остановиться, но вскинув гордо свою головку, она всё же ушла. Тогда наш выздоравливающий чудусным образом крикнул: Петруха.
Появившийся денщик, не смотрел на барина.
Петручо, это кто был?
Пётр молчал, пытаясь не встречаться взглядом с барином.
Петручо, ты знаешь что ты меня подставил? Петруха, ты это заканчивай делать такие сюрпризы. Ты что забыл, что я память потерял? Это что, моя любовница?
Так точно, господин подпоручик.
О! А! Это? и любовник поднял палец к верху.
Они, госпожа полковница.
О! как дерзко с моей стороны. Петь, ты это, давай, что знаешь мне все докладывай. Договорились?
Так точно господин подпоручик.
А эта малолетка, она что, тоже?
Барышня, Светлана Сергеевна то? Они здесь с воспитательницей, мадамой Верой Ильинешной, в сестрах милосердия ходят. Мы когда ещё в Румынии стояли, вы с ними познакомились. Вы наверно сильно обидели Светлану Сергеевну, они после вашей встречи, сильно плакать изволили. А вы тогда, ещё изволили волочиться за курсисткой Хващинской.
И?
И они тоже после вас плакали.
Слушай Петруха, я кто?
Вы Владимир Владимирович, столбовой дворянин Новгородской губернии.
Не, не то. Я сегодня только опомнился и уже два раза схлопотал по роже. Ты понимаешь о чем я?
У господ своя жизнь, народу вникать в неё негоже. Опять глядя в сторону отвечал Петруха.
Как это? Видя что Пётр мнётся, подпоручик добавил: Говори не бойся.
Я так понимаю, господа они учёные слишком, вот иной раз и безобразят. Дуэли там, гулянки, и И Петруха замолк.
Да продолжай, не дрейфь.
Ну коли так, так я скажу, и с чужими жёнками шашни водят. Выпалил Денщик.
Так я что, по бабам мастак?
Именно так, ходок, энтот сердцеед. Ваша маменька говорили, это вас Петербургское общество испортило. А я так думаю, ваш друг князь Валерий Сергеевич. Он то и есть сущий демон. Это он вас пристрастил к картам, дамам энтим развратным, отсюда и дуэли вышли.
Я что же, бился на дуэли?
Два разу. Вы же этот, Варяг. С вами осторожность соблюдают бретёры.
Варяг?
Так точно.
А что это такое?
Так вы Владимир Владимирович, в бою двумя саблями орудуете одновременно, и стреляете с двадцати шагов в туза.
2
Второго июля госпиталь погрузился на телеги и отправился по скверной дороге в Тырново. «Главврач» Архипов, предложил Владимирскому ехать в своей карете, все ж таки не так трясёт, как на телеге. Он вообще настаивал, что бы больной не торопился в строй, и ещё подлечился оставаясь в селе с тяжело раненными, но молодой человек не согласился. Ещё вчера утром он едва встал на ноги, к обеду уже сидел за столом. А к вечеру впервые вышел из хаты. Очень дивился разглядывая свой длинноствольный револьвер системы Смит-Вессон 1871 года выпуска, предъявленный ему Петром. И когда он вечером взялся испытать оружие, понял что не утратил навыков в стрельбе. Оглядел также и своего трофейного, арабского скакуна, сесть на него не решился, только покормил из руки хлебом. Конь действительно был красивый, на этом все его знание о коневодстве и закончились. Всего лишь раз в жизни, в детстве, он ездил на колхозной лошади верхом.
Мундир подпоручика был отстиран и поглажен, а так же умело заштопан, денщиком Петром. Пётр оказался очень смышлёным и расторопным парень, делал успехи в грамоте и особенно в математике. Выяснилось что он был дворовым в усадьбе Владимирских. Ещё подпоручик узнал, что их усадьба поделена пополам с его родным братом. Его старший брат был женат и служил в компании горным инженером. От Петра ему так же стало известно, что отец его умер, а мать живёт в усадьбе. К тому же что они вовсе не богаты. И что постоянный спонсор его кутежей, князь Валерий Сергеевич Лопухин. Он же идеолог разных шалостей, за что князя выгнали из гвардии.
В карете в месте с «главврачом» и Владимирским, ехал хирург фон Клюге и воспитательница смольного института Вера Ильинична. Это была очень представительная дама, лет сорока или около, с идеальной выправкой и безупречным произношением:
Господа, правда ли то что войска генерала Гурко, собираются взять приступом Тырново?
Вера Ильинична, имея предписание следовать госпиталю за войсками нашего доблестного Иосифа Владимировича, который уже на пол пути к Тырново, думаю что да. Отвечал военврач со странным званием коллежский секретарь, перестав смотреть по сторонам.
Серафим Владимирович, а правда ли то, что у турок войска больше, чем у нас вдвое? Продолжала любопытничать Вера Ильинична.
Враки. У Абдул-Керим-Надир-паши, главнокомандующего турецкими войсками, приблизительно столько же войск, что и в русской армии. Да если бы у нашей армии людей было бы вдвое меньше, чем у неприятеля, мы и тогда победили бы. Потому как с нами Бог и дело наше правое, раз мы в этой компании освобождаем от турецкого ига другие православные народы Болгарии и Сербии.
Что же, по вашему Серафим Владимирович выходит что если дело правое, так и победа обязательна? Скептически заметил фон Клюге.
Да, да именно так! Несколько эмоциональней чем требовалось, ответила за главврача воспитательница: Русское общество готово на самопожертвование, ради справедливости. И будь это не так, разве же была бы я здесь со своими воспитанницами. А разве ваши заурят-фельдшеры и санитары не пошли на войну добровольно, вольноопределяющимися?
Дас. Это такс. Но разве Болгарский народ, поднявшийся на освободительную войну, не потерпел поражения в прошлом году? Из этого все же следует что патриотизм хорошо, но нужны и пушки. Что вы молчите подпоручик? Вы же из нас, пехота царица полей.
Я согласен.
С кем? Усмехнулся фон Клюге.
Со всеми. С вами господин военврач Серафим Владимирович, я согласен что без воли Божьей, никогда не победить. С вами Вера Ильинична согласен, что без патриотизма и несгибаемого духа, тоже победить нелегко. И с вами согласен Борис Иванович фон Клюге, без технических средств победить сложно.
Как только закончил говорить наш герой, вдруг неожиданно, отовсюду раздались выстрелы, и истерический женский крик, Турки!
Владимирский выскочил из кареты. На госпитальный обоз действительно напал разношёрстный отряд турок. Малочисленный конвой отстреливался. Взору подпоручика предстала следующая баталия, как два турка схватили под уздцы его коня и не могут поделить между собой. Перучо вскочил на спину одному из турок, и пытался отбить у врага коня. Другой турок пользуясь моментом, оседлал коня и пытался было уже удрать. Владимирский все это время находясь поодаль, рефлекторно выхватил Смит-Вессон и двумя руками держа револьвер перед собой, разрядил барабан, в спину удаляющемуся наезднику.
Ушёл. Посетовал фон Клюге, глядя в след удирающему грабителю.