Мэй умерла, чтобы освободить десятки других аффинитов. Ей было всего десять лет, и она провела большую часть жизни, работая на своего работодателя, чтобы погасить долг, накопленный ею по контракту, который она даже не могла прочитать, когда подписывала.
«Пообещай мне, Ана, шептала она, когда ее глаза-океаны замерли, что ты поможешь».
Ана опустила голову. В глубине души она знала, что именно это всегда было причиной, почему она выбрала борьбу. Именно это она имела в виду, когда сказала Шамире, что пожертвует всем, чтобы защитить свою империю, защитить свой народ, защитить самых беззащитных из граждан.
Она боролась, чтобы в этой империи, которая доверяла ей, наследнице в длинном ряду монархов, следивших за благополучием народа, не эксплуатировался больше ни один аффинит. Она боролась, чтобы когда-нибудь где-нибудь другая девочка могла бы сесть на укутанную снегом землю и голыми руками оживить цветок.
Но ничего не получится, если не будет мира, который она собиралась восстановить.
Ана глубоко вздохнула и коснулась рукой земли.
Дождись меня, пробормотала она. Я дала тебе обещание и собираюсь довести все до конца. Она сделала паузу, и ее дыхание затуманилось от холода, когда она добавила: Чего бы это ни стоило.
Когда она вернулась в гостиную, Шамира стояла у открытого окна. Ветер дул холодный и острый, словно нож, огонь в камине замерцал, когда Всеведущая матерь повернулась к Ане. Она что-то держала в руках. Снежный ястреб на подоконнике расправил крылья и улетел в ночь.
Маленькая тигрица, прошептала она и протянула свиток.
Ана развернула мягкий и влажный от снега пергамент. И замерла в изумлении.
Это оказалось ее изображение во время событий, которые были еще свежи в ее памяти.
Художник нарисовал ее в тот момент, когда она ступила на деревянные подмостки в Ново-Минске и захватила имперский патруль своей силой родства. Ее лицо искажала ярость, глаза покраснели, алый плащ развевался позади нее великолепной дугой. На заднем плане бушевал пожар.
«Восхождение Алой тигрицы», торжественно ревел украшенный золотом заголовок. «Кронпринцесса жива. Восстание начинается».
Ана подняла глаза.
Кто это сделал?
Глаза Шамиры заблестели.
Люди, Ана, сказала она. Твои люди.
Ана закрыла глаза и прижала плакат к груди, позволяя себе утонуть в этом моменте.
Она сражалась за свой народ.
И теперь ее люди сплотились вокруг нее.
Сеин пытался убедить ее, что люди нуждались не в ней, но здесь, зажатое между ее пальцами, было доказательство того, что они поддерживали ее.
Она поедет в порт Голдвотер. Она поговорит с Юрием, покажет ему этот плакат, расскажет, как люди поддерживали ее. Как они будут следовать за ней. И она уверила бы его, что их цели одинаковы что конечная цель Аны была связана с обещанием, которое она дала девочке, своей подруге. «Чтобы всем помочь».
Я еду в порт Голдвотер, сказала она и обхватила руку Шамиры. От всего сердца, Шамира, спасибо тебе. Не думай, что я забыла всю ту помощь, которую ты мне оказала. Я обязана тебе жизнью и отплачу тебе жизнью. Когда вернусь, когда стану императрицей, обещаю тебе, что найду твоего сына.
Шамира сжала ее руки.
Запомни мои слова. Прежде всего помни, кто ты есть. Кем ты должна быть для людей. Ее взгляд стал твердым, как сталь. Возьми валькрифа, дитя мое. Зверь полдня топчется у меня в конюшне, такая старая дама, как я, едва ли может его развлечь. В том месте, куда ты направляешься, он понадобится тебе больше.
Ана застегнула плащ и закинула рюкзак за плечи. В нем было все, что у нее осталось в этом мире: два медника, несколько огнешаров, карта, мешочек с монетами и компас. Это и серебряный божекруг, который она носила на шее, чтобы помнить обещание старого друга. Юрий обещал, что они еще встретятся.
Замети следы, ведущие к дому, сказала она Шамире. Как только я вернусь в город, попадусь на глаза Белым плащам, чтобы им не пришло в голову искать меня здесь. Если они будут охотиться за мной там, ты будешь в безопасности.
Шамира махнула рукой.
Ты меня недооцениваешь. Я могу о себе позаботиться.
Невольно Ана почувствовала, как на ее губах заиграла улыбка.
О, я не сомневаюсь, сказала она, поворачиваясь, чтобы открыть входную дверь. В комнату ворвался ночной воздух, резко отдававший холодом и дымом.
Ана глубоко вдохнула.
Сначала ей нужно найти Рамсона и принести извинения за то, что так сильно опоздала. Она тяжело вздохнула, потому что уже могла представить его самодовольный взгляд и кривую усмешку, которой он одарит ее.
Они вместе отправятся в порт Голдвотер, найдут большой корабль, который доставит их в Брегон.
Позади она услышала, как Шамира тихо сказала:
Благословят тебя боги, Алая тигрица.
Ана натянула капюшон и шагнула в темноту.
7
Ранним утром Ново-Минск оказался лежащим в руинах и темноте. Снег испещрен пеплом, в воздухе витал запах дыма и войны. Ана держала свою силу родства наготове, торопя валькрифа по пустынным улицам и держась переулков, где их шаги заглушались снегом. Поднялся порывистый ветер, свистевший в треснувших дверных проемах и тащивший за собой стекла разбитых окон.
Раз или два Ана видела вспышку далекого факела и ощутила подергивание своей силы родства.
«Сломанная стрела» находилась в нескольких улицах от окраины города, недалеко от Дамбы, района, когда-то известного преступной деятельностью. Вокруг все было тихо и неподвижно, а маленькую речку, протекавшую здесь, покрывал толстый слой льда.
Ана завернула за угол и остановилась перед зданием с выбитыми окнами. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы разобрать название на деревянной вывеске, медленно поскрипывающей на ветру, а еще древко стрелы, торчащее с одной стороны вывески, и наконечник, торчащий с другой, под причудливыми углами.
«Сломанная стрела».
Она с отвращением сморщила нос. Она ожидала, что в Ново-Минске Рамсон устроится иначе, чуть лучше. Как он любил хвастаться, это был город, который он держал в своих руках. Конечно, ей не следовало доверять его словам.
Она оставила своего валькрифа в пустой конюшне и вошла в гостиницу. Гостиная оказалась пуста и разграблена, так что все, что осталось, несколько перевернутых стульев и столов. Над головой на цепочке болталась разбитая люстра, тени от нее, как скрюченные пальцы, тянулись по гостиной.
Рамсон, тихо позвала она. Когда ответа не последовало, она призвала свою силу родства, появившуюся медленно, неохотно, словно воспоминание или призрачный сон. Она израсходовала слишком много сил прошлой ночью, так что теперь от них мало что осталось. Стиснув зубы, Ана один раз обвела силой вокруг.
В ее сознании вспыхнула кровь, вверх по лестнице, за стеной. Там было холодно и тихо, и она могла различить две отчетливые лужи.
Ее сердце забилось быстрее. Если бы что-нибудь случилось с Рамсоном
Ана взбежала по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Дверь в первую комнату была открыта. Лунный свет лился через приоткрытое окно, освещая два тела на полу.
Она подбежала к ним, заглядывая им в лица, а затем вздохнула с облегчением. Она понятия не имела, кто они такие, но значение имело лишь то, что Рамсона нигде не было видно. И это означало, что он жив.
Если бы с ним что-нибудь случилось, она никогда бы себе этого не простила.
В водовороте своих мыслей она не уловила пульс крови, оживающий в ее силе родства, пока он не оказался слишком близко.
Ана уже наполовину повернулась, как ее спину пронзило болью. Рот наполнился теплой металлической кровью.
Нападающий выдернул из нее клинок. Ее тело кричало, а сила родства вспыхнула так, что заглушила все остальные чувства. Она изо всех сил старалась оставаться в сознании. Пальцы стали липкими и влажными. В голове зазвенело от странного, пронзительного воя. Ана схватилась за кровь, чтобы остановить ее, замедлить, но в голове у нее стало легко, а сила то появлялась, то исчезала. Боль была электрической.
Она осознала, что привалилась к стене, чувствуя только, как по телу разливается усталость. Ее зрение начало расплываться, мир заглушали темные пятна.
Из этой тьмы выступила фигура.
Мне жаль, что дошло до этого, Анастасия, произнес знакомый голос. Над ней стоял заместитель командира Красных плащей, вытирая кинжал бледным носовым платком. Честно, ничего личного.
Ана попыталась заговорить, но на губах пузырилась кровь. Мир быстро угасал.
Сеин вложил кинжал в ножны. На его белой рубашке не было ни пятнышка крови.
Как я уже сказал, монархия должна умереть. Теперь, когда я покончил с вами, мне осталось позаботиться только о Морганье.
Вокруг него начали сгущаться тени, пока тьма не поглотила его. Последнее, что услышала Ана, был его голос, затихающий в ночи:
Прощайте, Алая тигрица.
8
Будь прокляты боги, где она?
Рамсон прислонился к холодной каменной стене темного переулка в Ново-Минске, схватившись судорожно за бок. Он все еще мог слышать напуганную толпу и ощущать на языке вкус дыма и пепла.
Он попробовал отыскать ее в Манеже и, когда это ничего не дало, последовал за толпой людей, которые стекались к городской площади, опасаясь худшего. И все же, когда он прибыл на место, где горели дома, кричали люди и пролилось так много крови, он хорошо знал, на чью работу это похоже.
Немного утонченности, Ана, процедил он сквозь зубы. Но, конечно, вряд ли утонченность являлась добродетелью, которую она вбила бы в свою упрямую голову.
Он воспользовался хаосом на площади, чтобы искать ее среди живых и мертвых, а затем последовал за потоком людей, выскользнув и растворившись в тенях города, который он знал лучше, чем свои пять пальцев.
Рамсон провел рукой по волосам. Он хотел убить ее. Черт, он собирался найти ее и убить.
Будь прокляты боги.
В этом городе существовало только одно место, куда она могла пойти.
Его шаги были быстрыми, уверенными, когда он шел по мощеным улицам, его дыхание вырывалось из легких с резким, размеренным тактом. Отблески огня с городской площади отражались в облаках над головой, отбрасывая вокруг неестественный, адский свет. Улицы стали еще пустыннее, горожане либо забаррикадировались в домах, либо бежали из города, либо были арестованы имперской инквизицией.
В Кирилийской империи наступила настоящая северная зима, и температура упала ниже нуля, поэтому ночь стояла холодная. Постепенно улицы превратились в дороги, покрытые нетронутым снегом. Дома поредели, и на их фоне вырисовывалась тень северной тайги. Дом Шамиры находился на опушке хвойного леса.
Только кто-то добрался туда первым.
Перед домом стояла черная повозка, факелы, ярко горевшие снаружи, отбрасывали длинные тени.
Рамсона охватило дурное предчувствие. Он пробрался сквозь хвойные заросли тайги к дому Шамиры. Подойдя достаточно близко, опустился на колени в тени дерева и выглянул.
Повозка стала видна отчетливее, и у Рамсона упало сердце. Это была повозка из черного камня, который стал синонимом имперских патрулей.
Два Белых плаща стояли на страже, мерцание их плащей отражалось красным в ночи. Еще двое ждали у входной двери.
Рамсон сразу заметил небольшую разницу между их облачениями. Один из Белых плащей тот, что держал факел, был одет в форму чуть более бледного серого цвета, чем остальные.
Именно тогда Рамсон понял, что у Белого плаща не было факела.
Он вызвал огонь руками.
Потребовалось мгновение, чтобы в его голове все сложилось. Это был один из новых инквизиторов Морганьи тех, о ком до сих пор Рамсон читал только в зловещих газетных статьях. Наблюдая, как мужчина жонглирует огнем в ладонях, Рамсон почувствовал, что, если дело дойдет до драки, его мизерикорд будет столь же полезен, как ветка.
В задней части дома послышалось движение. В поле его зрения появились еще три Белых плаща, выходящих из сада Шамиры. Рука Рамсона сжалась на рукояти оружия, и планы, которые он строил, изменились, стоило ему понять, что происходит. Не было никакого способа, которым он мог бы добраться до Шамиры незамеченным, но затем его пронзила новая мысль.
Была ли Ана внутри?
В одно мгновение он уже оказался на ногах, его чувства обострились, а рука крепко сжалась вокруг рукояти мизерикорда, когда он приблизился к дому. Теперь он мог разобрать обрывки разговоров Белых плащей. Еще несколько шагов, и
Входная дверь с грохотом распахнулась. Свет резко пролился на снег.
Даже с расстояния примерно двадцати ярдов Рамсон узнал плотную, сильную женщину, стоявшую в дверном проеме, окруженную ореолом света.
Будьте прокляты духами, вы хоть представляете, который сейчас час? огрызнулась Шамира.
Ухмылка Рамсона исчезла, когда один из Белых плащей заговорил:
Настоящим вы обвиняетесь в измене и во грехе против Кольст
Резкий смех Шамиры прервал его слова.
О, теперь во грехе, правда? Ваша императрица воображает себя божеством?
Кольст императрицы, продолжал Белый плащ, в укрывании мятежников и предателей короны. Поэтому мы помещаем вас под арест и располагаем правом на обыск вашей собственности в поисках доказательств, подтверждающих эти обвинения.
Снова раздался смех Шамиры.
Вы арестуете меня до того, как начнете искать улики? она фыркнула.
Заткнись, Шамира, прошипел Рамсон себе под нос.
Я предоставлю вам все необходимые доказательства, продолжила Шамира, и ее голос стал спокойным и глубоким. Я объявляю себя предательницей короны и мятежницей против Кольст императрицы. Не прикасайтесь ко мне, прорычала она так злобно, что Белый плащ, приближавшийся к ней, заколебался. Я пойду сама. Она огляделась, и на мгновение Рамсон мог поклясться, что она смотрела прямо на него. Но если кто-то все равно желает обыскать мой дом, он может это сделать. Вы, безусловно, найдете неопровержимые доказательства того, что пожилая дама рисует перед сном!
Два Белых плаща подали друг другу знаки, затем шагнули вперед и исчезли в доме Шамиры.
Рамсон застыл на месте, его разум проигрывал все сценарии, возможности и стратегии, пытаясь найти какой-то выход.
«Помоги ей», призывал чей-то голос. Голос Аны. Она бы никогда не колебалась.
Но не против семерых Белых плащей, включавших еще и аффинита. Если он и был в чем-то хорош, так это в расчете шансов на победу. Рамсон Острослов умел распознавать, когда не следует вступать в битву.
Он смотрел, как Шамира идет к повозке, высоко подняв голову и расправив плечи, словно она здесь командовала. Как они запирают двери, садятся на своих гладких, бледных валькрифов. Наблюдал, как отряд тронулся быстрой рысью, их мощные скакуны двигались почти в два раза быстрее любой обычной лошади.
Он мог бы пойти за ними. Преследовать их, дождаться момента, когда их бдительность ослабнет, и спасти Шамиру.
Но Рамсон оставался на месте, его чувства напряглись как пружины, а глаза сканировали окрестности. Он выжидал.
Как по сигналу, в одном из окон появилось оранжевое мерцание, и в ночи послышались голоса. Появился один из Белых плащей, который отправился обыскивать дом Шамиры. Казалось, он разговаривал с кем-то позади себя.
Старая сумасшедшая гадалка, его голос был слабым, едва слышным с того места, где скорчился Рамсон. Зачем она нужна Кольст императрице? Она ведь на самом деле не верит, что старуха может видеть будущее?
Холодок пробежал по спине Рамсона. Морганья искала Шамиру?
Ответил более низкий голос:
Не лезь не в свое дело. Нам были даны приказы, и наша задача их выполнять. Из дома появился инквизитор. Языки пламени лизнули кожу его голых рук и на мгновение омыли искаженное лицо. Отойди.
Ночь озарилась короткой вспышкой света. Огонь вырвался из рук аффинита, закружился по деревянным стенам и соломенной крыше дома Шамиры. Он легко разгорелся, и пламя потекло ручейками, распространяясь быстрее, чем разлитые чернила на пергаменте.