Связной - Штейман Борис 2 стр.


 А ну быстро слазь отседова! Слышь, чего я тебе говорю? А ну давай!  И стал стаскивать татуированного за ноги.

К всеобщему удивлению, тот выяснять отношения не стал, а пробурчав примирительно:

 Да ладно тебе! Не разоряйся!  освободил место.

 Ишь ты, халявщик нашелся! Стоит только отойти, как раз и готово! Ну дела!  прокомментировал случившееся шофер-тракторист и забрался к себе наверх.

«У зека, по-видимому, билета нет,  предположил Виталий Петрович А может, уже успел набедокурить, вот и решил не связываться. Лишнее внимание ни к чему».

Начали потихоньку затихать пассажиры. Виталий Петрович подложил под голову чистое домашнее полотенчико и стал крутиться на комковатом тюфяке, устраиваясь поудобнее. Наконец навалилась дурная дрема

Вдруг кто-то грубо дернул его за слегка свесившуюся в проход ногу.

 В общем спать на тюфяках нельзя!  закричала проводница.

«Ну и порядочки»  вяло сквозь сон удивился он, слабо дрыгнув в ответ ногой.

 Я тебя, гнида!  ругнулся тракторист, которого разбудили таким же макаром.

Но проводница уже тормошила других бедолаг в соседних отсеках.

«Сука»  запоздало отреагировал Виталий Петрович, снова погружаясь в тяжелый, больной сон. Поезд равнодушно стучал колесами

В середине ночи кто-то снова стал теребить Виталия Петровича, но на этот раз за плечо и довольно деликатно.

 Идите вы со своими тюфяками, бесстыдники!  пробормотал он, не открывая глаз.  Добиваетесь! Сейчас пошлю!

 Тише! Товарищ Кротов! Тише! Вам телеграмма,  зашептала усатая морда, возбужденно тычась в ухо Виталия Петровича.

 Ну это же ошибка! Неужели неясно? Обычная дорожная ошибка,  застонал он с досадой.  Моя фамилия Кратов. Никакой телеграммы мне быть не может! Оставьте меня в покое. Иначе пошлю. Доведете!  Он отвернулся к стенке и попытался поймать конец ускользающего сна.

 Все точно, товарищ Кротов! Я начальник поезда. Ошибка исключена. И ответили вы точь-в-точь как надо. Я, конечно, понимаю, конспирация и прочее. Но мне не впервой. Можете не сомневаться. Ответственность понимаю.

«Явно, больной. Объясняться бессмысленно»,  решил Виталий Петрович и устало произнес:

 Ну ладно, давайте!  Сопротивляться было бесполезно.

Усатый в форме с галунами и звездочками на рукаве довольно улыбнулся:

 Ну и хорошо! А то я уж испугался.

 Может, все же не надо? А?  спросил Виталий Петрович, приподнявшись на локте и расписываясь в большой амбарной книге.  Может, в другой раз? На обратном пути?

 Не могу. Дела!  Истолковал по-своему его слова начальник поезда и, заулыбавшись, добавил:  Постараюсь забежать перед прибытием. Если удастся. Дел невпроворот.

 Не надо забегать,  вяло запротестовал Виталий Петрович.

«Боже, как все нелепо!  Он увидел себя со стороны в синих тренировочных штанах, прихваченных снизу носками, с помятым лицом, в полутьме вагона.  А мог бы в мягком. Халат, дорогая сигара, кофе, коньяк, дорожный несессер. Холеный, уверенный, немного утомленный жизнью Тьфу!»

Виталий Петрович сунул телеграмму под подушку. Вытянулся. Потер кулаками затекшую спину. Сильно скрючившись, с трудом сел на полке, упершись головой в потолок и свесив ноги в проход. Мерно храпела сердобольная женщина. Внизу напротив уютно спала жена, обняв дочь.

«Могут спокойно обойтись без меня»,  подумал он, достал телеграмму, аккуратно спустился вниз и вышел в коридор. Вонь стояла просто чудовищная. Из тамбура несло блевотиной. Раскрыл телеграмму: «Не в службу зпт а в дружбу тчк Приятное с полезным тчк Комнату сняли тчк Паарле 12 тчк Впрочем извини тчк Как хочешь тчк» В конце неразборчиво: то ли «последи», то ли «не наследи». Он тяжело взглянул на синюю дверь туалета с отломанной ручкой. Смял телеграмму и сунул ее в карман тренировочных, подумав: «Пригодится еще»

В проходе появилась темная фигура. Он напрягся и принял боксерскую стойку. Узнал усатого начальника поезда, расслабился.

 Виталий Петрович, забыл сказать! Передали-то неразборчиво. Где телекс?  запыхавшись, проговорил усатый.

 Какой телекс?  не понял Виталий Петрович.

 Виноват! Телетайпограмма. Где она?

 Вот она.  Виталий Петрович вынул смятую бумажку.

Начальник поезда неодобрительно покачал головой и аккуратно разгладил листок.

 Вот тут.  Он ткнул пальцем в текст.  То ли «последи», то ли «не наследи». Я также неразборчиво и написал. Чтобы соблюсти. Документ как-никак! Ну, вам-то уж понятно про что!  Уважительно улыбнулся.  Такая работа. Ну и деньжатки зато неплохие,  как бы пояснил сам себе.

 Я инженером на ящике,  зачем-то сказал Виталий Петрович.

 Конечно, инженером,  охотно согласился начальник поезда и, помолчав, добавил:  На ящике. А я вот на поезде начальником. Каждый, как говорится, на своем месте.  Хитро, понимающе прищурился.  Да, чуть не забыл. Могу посодействовать с купе. Желаете?

 Да уж ехать-то всего ничего! Раньше надо было,  отказался Виталий Петрович.

 Раньше не было сообщения,  пояснил усатый.  А сейчас действительно поздно. Да и вы можете себя раскрыть. Вдруг за вами наблюдают? Я, когда шел, несколько раз проверялся. Телевизор смотрим, знаем, что к чему.

Виталий Петрович отвечать не стал. Это было уже слишком. Хотя говорить с народом любил.

 Ну, теперь вроде все. Пока!  заключил усатый.

 Пока,  отозвался Виталий Петрович.

Начальник поезда отошел, повернулся и весело с укоризной произнес:

 А вы ошибка! Стали бы тогда в карман складывать? А?  Но, наткнувшись на неподвижный взгляд Виталия Петровича, поспешно закончил:  Ну все-все! Пока! Не могу, дел по горло!

Усатый быстро исчез, и Виталию Петровичу даже показалось, что он юркнул в соседний отсек. Виталий Петрович подошел крадучись, заглянул. Тихо спали бедолаги-пассажиры. «Я начинаю работать»,  мрачно констатировал он. Проверил на всякий случай карман. Вдруг почудилось? Нет, телеграмма была.

Дом. Жители. Приезд

Будто кто-то по рельсу тихонечко: дзинь-дзинь-дзинь А может, вредное насекомое, норовящее укусить? А слышится: вань-вань-вань И тишина А уже потом истошно, громко, воплем, протяжно: «Ваня-а-а!» Короче, развелся дядя Ваня с женой и соответственно разделил с ней жилую площадь. Переехал в отдельный серый дощатый курятник, зато две комнатенки, а дядя Ваня еще пристроил. Руки-то есть. Понаставил туда кроватей железных, пружинных, издающих скрип, казенных тумбочек и стал сдавать. Море рядом, поэтому желающих хоть отбавляй!

В любую погоду он в синем берете, по-рабочему натянутом на большую голову по уши. Из-под него глядят два небольших, почти немигающих, слабого свечения глаза. Серый видавший виды костюм в полоску. Сам дядя Ваня роста небольшого, но крепок еще, несмотря на годы. «Дядя Ваня хитрый черт!»  думает он про себя и выключает везде свет. Отдыхающие, конечно, попадаются на эту дешевую удочку. Ведь не все еще такие ушлые, остался еще доверчивый народец. Худо было бы без него! Да и ситуация соответствует спрос превышает любые предложения.

 Хорошо, мы согласны. Вроде бы неплохо. Вот только чего-то света нет?  бормочут отдыхающие.

 Ну, это пустяк! Пробки перегорели. Это мигом!  бодро восклицает дядя Ваня.  А денежки, деньжатки вперед! Уж таков порядок,  суетится он. Мол, рад бы не брать вперед, но таков закон. Тут уж ничего не поделаешь, не мной, мол, придумано.

И отдыхающие, уже в ранге постояльцев, отсчитывают купюры и оказываются в натуральной ловушке. «Матерь божья!»  только вскрикнет, как подстреленный, постоялец, когда дядя Ваня пробочку ввернет, да вспыхнет голая тусклая желтая лампешка под потолком. Убого, конечно, убого! Ну да ничего. Десять-двадцать дней перетерпеть А другие думают озлобленно: «Подыщем себе получше комнатенку, и гуд-бай, дядя Ваня!» Но у того принцип денег обратно не отдавать! Хоть застрели или там телеграмму какую-нибудь принеси, что срочно, мол, отзывают к семейному очагу или, не дай бог, горит план. Но народ поопытней так суетиться не будет, а просто плюнет и останется. Только попросит два одеяла, ночью-то холодно. А вечером, бывало, решит окна открыть, проветрить каморку. Ну, тут уж дядя Ваня не выдерживает, и у него нервы, понимать надо, схватит палку и решит справедливость навести:

 А ну, сволочи! Закрывай окна! Им, видишь ли, холодно! Два одеяла им подавай! Бесстыжие!

Правда, он перед этим, как обычно, махнет пару стакашков. Да и народ, как правило, робкий попадается, закроет себе окна и затаится тихонечко. Охота была связываться с кретином. Отдыхать приехали, а не нервы себе трепать. Тем более, хоть и своя республика, а на самом деле чужая. Везде чистота, урны, не плюнь. Прямо противно, тьфу, ей-богу!

Но один раз дядя Ваня все же нарвался. Сняла одна, как он ее назвал, цыганка, а потом съехала и увела две тарелки, блюдце и одеяло. Дядю Ваню чуть удар не хватил.

 Ну да ничего!  объяснял он праздной публике из отдыхающих, собиравшейся обычно по вечерам в дворике от нечего делать.  Я ей сделаю! Я ей такое письмо на работу накатаю! В партком! Научный сотрудник, ядрена вошь! Как попрут в три шеи с сотрудников, так подумает в следующий раз, как блюдца уводить!

Но время незаметно делает свое дело. Допился все-таки дядя Ваня до чертиков. Оделся в какое-то женское тряпье, юбку где-то достал, большим платком обвязал голову поверх берета, вытащил большой старый чемодан и уселся на него перед домом. Пригорюнился, подпер голову рукой и проговорил печально:

 Вот так. Приехали отдыхать, а остановиться негде!  И резко стаскивая с головы платок и вскакивая, торжествующе закончил:  Квартиров-то и нету!

Это была жестокая комедия. Хозяева из основного, большого дома, недолюбливавшие дядю Ваню и считавшие его изрядным придурком, позорящим весь коллектив квартиросдатчиков, наслаждались этой сценой, так как надеялись, что после такого уж он непременно спятит. Но не тут-то было!

«Как это все непристойно, несолидно»  думала Зинаида Васильевна. Сама она жила с мужем и внуком на кухне, а две хорошие комнаты сдавала. Одна из них и была снята неизвестным лицом для какого-то Виталия Петровича. Причем для верности был заплачен задаток.

Зинаиде Васильевне часто бывало себя жаль, прямо до слез. «И что же это за жадность такая проклятая? Да пропади все пропадом!  каждый год решала она.  Все, хватит! Никого больше пускать не буду. Хоть на старости лет поживем по-человечески!» Но наступал новый сезон, и все шло по-старому. И дети, слава богу, уже обеспечены, так нет, теперь вот старик надумал машину покупать. А ведь прекрасно ездит себе на мотоцикле. Муж Зинаиды Васильевны, хозяин Оскар, был крепкого вида старый мужчина. По комплекции похожий на дядю Ваню, но более жилистый. Голову его украшал седой бобрик волос. Поворачивал он ее резко, по-птичьи и также по-птичьи, не мигая, мог долго смотреть в одну точку. Этим он тоже напоминал дядю Ваню, а также еще и тем, что никогда нельзя было понять, о чем он думает в данный исторический момент.

Хозяина Оскара неимоверно раздражали постояльцы. Особенно тем, что кипятили для чая больше воды, чем выпивали. Зло он иногда срывал на супруге или внуке. Еще жильцы часто ходили на кухню к плите, когда Оскар с женой и внуком уже спали. И это также сильно укорачивало ему жизнь.

Виталий Петрович с семьей возник у невысокого забора уже где-то за полдень. Еще раз вгляделся в номер дома, посмотрел для верности телеграмму и зачем-то прошел дальше вдоль забора. Там имелась вторая калитка.

 Вторая калитка Видимо, несколько хозяев,  проанализировал он вслух увиденное.

 Так ты не разыгрываешь?  подозрительно поинтересовалась Евгения.  Почему нельзя было сразу сказать? А надо было нервы мотать?

 Действительно, зачем, пап?  поддержала маму Олюшка. Она была уже совсем взрослая и рассудительная не по годам.

 Хотел сделать вам сюрприз. Да и потом, вдруг не понравится?

Они пересекли утоптанную лужайку перед домом. Виталий Петрович машинально взглянул на веранду. С нее с доброжелательным любопытством глядели две совершенно одинаковые пожилые женщины. Закивали приветливо головами.

 Близнецы,  заметил он.

 На самом деле, близнецы, мам! Как здорово!  зашептала Олюшка.  И такие старые. Ну надо же!

«Если бы их не было, я бы больше удивился,  с сарказмом ухмыльнулся про себя Виталий Петрович.  Задание обещает быть интересным».

Зинаида Васильевна проводила новых постояльцев в довольно просторную светлую комнату. С ковриками, диванами, небольшим буфетом и платяным шкафом.

 Ну, кто в этот раз организовал вам, оглоедам, отдых? А?  Виталий Петрович с размаха плюхнулся на диван.

 Ну, пап, ты даешь! Правда, мам?  Подпрыгнула от радости Олюшка.  И сколько будет стоить это удовольствие, если не секрет?

 Чем хорошо детство?  поинтересовался он в ответ у дочери.

 Ну как чем? Весело, игрушки, купаться скоро пойдем. Да, мам?

 Верно, Олюшка! Беззаботностью. А ты сколько, почем? Еще успеешь, не торопись. А цена везде одна, стандарт душу в заклад!

 Душу в заклад!  с удовольствием повторила дочь.  Отлично сказано, пап! Надо запомнить!  И довольно засмеялась.

Окно выходило во двор. Напротив торчал курятник дяди Вани. «Двор проходной»,  машинально отметил Виталий Петрович. Из сарая справа хозяин Оскар выкатил мотоцикл с коляской. «Довоенный, БМВ»,  определил Виталий Петрович, высунулся в окно и крикнул:

 Сколько лошадиных сил?

Хозяин сделал вид, что не услышал. Сразу же затарахтел мотор. «Завелся с пол-оборота. Видно, хороший механик. Держит аппарат в порядке. Почему-то не ответил на вопрос Поехал направо. Значит, есть еще третий выход Я, кажется, спятил,  заключил Виталий Петрович.  А что, в самом деле? Надо отрабатывать квартиру? Надо. Как говорится, приятное с полезным. Интересно, кого я должен раскрыть? Уголовка? А может резидента?»  тихо засмеялся.

 Ты чего?  Олюшка прыгнула ему на спину.

 Ничего,  отмахнулся он.

 Нет уж, скажи! Так нечестно!

 Ну ладно. Я должен выследить резидента. Отработать квартиру!

 Выследить резидента стоит дороже!  резонно возразила дочь.  А может, ты шутишь? Или игра такая?  Наморщила лоб.  Вообще-то все здорово, пап! Я тебе буду помогать. Мамульку будем подключать?

 Ни в коем случае! Она разбирает вещи, и ее нельзя волновать.

 Просто шикарно, пап! Ты как всегда! На высоте! Я знала, ты обязательно что-нибудь придумаешь интересненькое. Скажи, что я должна делать?

 Не подавать вида. И главное молчок! Все как обычно.

 Все как обычно,  с удовольствием повторила Олюшка.  Это похоже на пароль Пароль на сегодня! Будем менять каждый день. Ну чего ты смеешься? Так положено, пап! Не перепутай! Это только на сегодня! Ну ладно, пойду, послоняюсь.  И она, хитро подмигнув отцу, выскочила из комнаты.

Он вышел вслед за дочерью. Обогнул дом. Другая сторона улицы выходила на стадион. Небо затянуло облаками. Начал накрапывать мелкий дождик. Ему показалось, что когда-то он уже был на этом чужом и незнакомом стадионе.

Первая ночная поездка

Что-то тихо стукнуло во дворе, и Виталий Петрович проснулся. Проклиная себя: «Да что я, в конце концов, нанялся что ли?!», он медленно, стараясь не разбудить жену и дочь, встал. «Спим на одной кровати, а платим каждый по два пятьдесят. Вот она высшая справедливость»,  подумал он, подходя к окну. «Темень кромешная Но во дворе кто-то есть»,  определил он, быстро оделся и неслышно отворил дверь.

Коридор показался ему гораздо длиннее, чем днем. Да и поворотов было явно больше. Он больно ударился коленом о какую-то железку. Тихо выругался: «На самый проход поставили, гады! Совершенно не думают о людях!» Пощупал рукой велосипед. Прошел дальше, толкнул какую-то дверь и очутился в комнате. На диване спала женщина. Слева слабо тлел ночник. Одеяло сползло. Ночная рубашка была явно коротковата. «Притворяется Не спит Нарочито соблазнительная поза Похоже на ловушку Где же тогда дверь во двор?»  понеслись в голове обрывки мыслей.

 Прошу простить Оплошность Такое время Совершенно ненароком То есть просто абсолютно Да и двери Размножились к ночи Да-да. Прошу покорно на всякий случай залепетал он.

Назад Дальше