Тюка разозлилась еще больше.
Опять, Полина, лезешь со своей готовкой! Поели жареных пирожков и хватит! Нечего наглеть!
Котлеты мы, разумеется, отдали детям, а сами со Львом Арнольдовичем пожевали хлеб и лук.
Немного опоздав на обед, явилась в дом правозащитников мать политического узника Ириса Тосмахина.
Выходи-ка, Тюка, брехливая ты засранка! завизжала с порога грузная дама.
Хотите чаю, Арина Леопольдовна? миролюбиво предложил гостье Лев Арнольдович.
Он успел выудить у супруги пятьсот рублей и купил в супермаркете молока и сахара. Дети от радости тискали Мяо Цзэдуна и плясали, изображая диких островитян.
Марфа втайне хочет поженить моего сына и его пассию! А я против! Его посадили на десять лет. Он герой! Он мой! Тюка мне врет, а сама подстраивает его свадьбу в тюрьме!
Вашему сыну сорок лет! заметил Лев Арнольдович.
И что?! Я против невесты! Я против свадьбы! Сейчас я Марфе Кондратьевне волосы-то повыдергиваю! Сейчас в морду ей дам! Дама демонстративно закатывала рукава зимней куртки.
Марфу Кондратьевну бить мы вам не позволим! сказала я.
Ты еще кто такая? Почему ее защищаешь? удивилась Арина Леопольдовна.
Дети! скомандовала я. Эта седовласая тетушка хочет поколотить вашу маму, сплотите ряды!
Дети посмотрели на меня изумленно.
Люди ее часто мутузят, Полина! хихикнул Христофор. Иногда за дело!
Но мы не позволим ее бить! настаивала я.
Ты слишком добрая, Полина! Христофор покачал головой.
Она ваша мать!
Ну ладно Христофор встал рядом со мной. Пират и абрек друзья навек!
Маму бить не дадим! К нам присоединились Ульяна и Любомир.
Глафира предпочла спрятаться за книгой.
Или чай, или уходите! сказал боевой даме Лев Арнольдович.
Оценив обстановку, Арина Леопольдовна сменила гнев на милость. И только тогда ей показалась Тюка.
Арина Леопольдовна, я ничего плохого не хотела.
Это любовь! с елейной улыбкой сказала она.
Они отправились на кухню с бутылкой вина, а я стала собирать детей на прогулку. Когда через пару часов довольные, набегавшиеся, мы вернулись, гостья уже ушла.
Лев Арнольдович сходил в аптеку и купил лекарства для поддержки сердца.
Ты, Поля, нам живая нужна, сказал он. Помрешь, и на кого дети останутся?
Пока я размышляла над его словами, Марфа Кондратьевна прошла мимо со свежим транспарантом: «Ходорковский свой парень! Свободу герою!» На транспарант был приклеен распечатанный на принтере портрет Михаила Ходорковского, вокруг головы которого красовались нарисованные желтым фломастером сердечки.
В коридоре Марфу Кондратьевну обругала недремлющая соседка, поймав с поличным проштрафившихся кошек. Тюка в ответ заорала:
Вы не терпите оппозицию! и ретировалась с гордо поднятой головой.
Мне пришлось убирать за животными, попутно извиняясь.
Развели бардак! Куда катится Москва? надрывалась пожилая женщина. Твои хозяева алкаши или безумные? Что за люди такие бестолковые?!
Лев Арнольдович, сидя в прихожей, слушал ее и посмеивался в бороду.
Надо на вас заявление написать куда следует! подытожила соседка.
Верно. Как во времена Сталина! сказала я.
Соседка неожиданно смутилась и шмыгнула в свою дверь.
С митинга Марфа Кондратьевна вернулась невероятно взволнованной: прохожие ее хвалили за транспарант, и многие желали с ней сфотографироваться.
Я скоро стану знаменитой! сообщила она. А затем велела мне одевать детей: В церковь пойдем на всю ночь, будем Господу молиться!
Дома осталась только Аксинья. Лев Арнольдович отправился к друзьям, воспользовавшись отсутствием супруги. Я пила чай и радовалась, что, кроме громкого «м-м-м», нет никаких других звуков. Обнаружив, что впопыхах хозяйка дома запамятовала запереть кабинет, я вошла в интернет и оставила на сайте по трудоустройству объявление о поиске работы.
Чуть позже выяснилось, что Марфа Кондратьевна и дети были вовсе не в церкви, а на кладбище.
Мы втыкали свечи в землю и ползали по снегу среди могил, признался во время завтрака Любомир.
Любопытное православие прокомментировала я, накладывая в тарелки овсяную кашу.
Тюка делала детям знаки молчать, но им не терпелось поделиться впечатлениями со мной и с отцом.
Святой старец и мама нам приказали ползти на коленях и читать «Отче наш»! Было страшно! пожаловалась Ульяна. Я боялась, что из могил привидения вылезут.
А где Глафира? недосчитавшись одного из детей, спросил Лев Арнольдович.
Уехала в приют Божий, кротко ответила Тюка.
Мама имеет в виду православный интернат. Теперь Глафира только летом вернется, пояснил Христофор.
После завтрака прочитать конспекты мне не удалось: пришлось выбивать ковры, забитые хлебными крошками и кошачьей шерстью, и пылесосить в прихожей.
Марфа Кондратьевна тихонько перебирала вещи в платяном шкафу, а затем вдруг сказала:
Как же я тебе завидую, Полина!
Чему именно? удивилась я.
У тебя вся жизнь впереди!
А у вас, Марфа Кондратьевна, дети и муж! Есть свое жилье и еще квартиры, которые вы сдаете. Вы не нуждаетесь и не инвалид, слава богу. Я же после войны раненая, безо всякой помощи! Даже своей комнаты у меня нет, возразила я.
У тебя есть молодость! взвизгнула Тюка. Молодость дороже всего на свете! Я старуха! А тебе только двадцать один год!
Чувствую я себя на все сто, грустно ответила я. Это было чистой правдой. Мир обычных людей казался мне примитивным и абсолютно пустым.
Но Марфа Кондратьевна оставалась на своей волне:
У тебя есть возможность влюбляться! Выбирать мужчин и ходить на свидания!
Да что вы говорите, Марфа Кондратьевна! А когда мне это делать, не подскажете? Я работаю на вас с семи утра до двух часов ночи! напомнила я.
Молодость! Любовь! Отношения! в запале тарахтела Тюка, сбросив с себя маску блаженной. Время самая дорогая валюта! Если бы мне сейчас был двадцать один год! Я бы летала как на крыльях! Я бы променяла на молодость всё, что имею
Дни овивали мои запястья подобно лианам, превращались в браслеты-оковы, но в душе я ждала чуда и верила удивительным снам. Невозможно было осознать, что жизнь после войны должна закончиться так никчемно в трудовом рабстве, и я мысленно стремилась создавать, творить, и желание это переполняло меня настолько, что затмевало все невзгоды.
Из дома правозащитников удалось вырваться во вторник. Взяв у метро бесплатную карту Москвы, я отправилась на Патриаршие пруды. Сориентировавшись, я пристроилась к группе туристов, чтобы послушать лекцию о Михаиле Булгакове. В глаза светило февральское солнышко, а знакомые с детства сюжеты гид пересказывал зычным, хорошо поставленным голосом, и я заслушалась, хотя помнила мельчайшие подробности из жизни автора романа «Мастер и Маргарита».
Побродив вокруг замерзшего пруда, где организовали каток, я искренне радовалась, что оказалась здесь, в месте, о котором когда-то столько читала! На Патриарших было многолюдно. Дети и взрослые катались на коньках. Когда-то именно сюда приводил дочек Лев Толстой. Михаил Булгаков и вовсе превратил Патриаршие пруды в знаковое место.
Группа сатанистов с бутылками крепкого алкоголя собралась у памятника Крылову. Памятник баснописцу возвели в 1976 году. Бронзовый Крылов застыл недалеко от своих персонажей: невежды мартышки с угрюмой физиономией, лающей на слона бестолковой моськи и простодушной вороны с кусочком сыра в клюве.
Люди в черном грязно ругались, пили из горлышка, курили сигареты и что-то оживленно обсуждали, постоянно поминая сатану. Проходящая мимо старушка остановилась и сообщила мне, что сегодня тринадцатое число.
Их день! Вот сатанисты и пришли, сказала она.
Как удачно я попала, ответила я старушке. Первый раз такое вижу! Всё было мне ново и интересно.
Бог всё ведает! Адепты сатаны попадут в ад! с этими словами старушка заСемёнила дальше.
Происходящее вокруг завораживало, эта реальность была другой, не похожей на ту, откуда прибыла я.
Надо взорвать памятник Крылову! неожиданно громко заявил один из сатанистов, высокий брюнет. Здесь, на Патриарших прудах, он ни к селу ни к городу! Я оскорблен!
Не надо! ласково попросила его стоящая рядом девушка с зелеными волосами и увесистым серебряным кольцом в носу.
У нашего Булгакова памятника нет, а этому басеннику поставили продолжал возмущаться парень. Где справедливость?!
И нашему поставят! загалдели другие сатанисты.
Слава Михаилу Булгакову! крикнул седой мужчина с орлиным носом, выглянув из-за спин молодежи.
Слава! мгновенно подхватили люди в черной одежде.
Всё равно взорвать не получится, взрывчатки маловато сказал с горечью худенький мужчина в надвинутой на глаза фуражке.
Я прошла мимо, скатилась с детской извилистой горки и повернула к павильону, воссозданному по образцам столетней давности. Рельеф и лепнина придавали ему очарование и воздушность ушедшей эпохи.
Пора было возвращаться в дом Тюки.
Любомир то хохотал, то плакал, встретив меня в коридоре у соседской двери. Христофор забросил свою шапку на люстру, свитер в кошачий лоток, а сапоги полетели на раскладушку Льва Арнольдовича. Приучить его складывать вещи в одно место я пыталась, но родители позволяли бросать одежду, где ему вздумается.
Завоеватель, объясни, в чем дело, попросила я. Оказалось, что таким образом братья требовали коробку жвачек, которую им не купили.
Надо было купить, каялась у икон Марфа Кондратьевна.
В доме нет хлеба, напомнил ей Лев Арнольдович.
А тебе лишь бы брюхо набить, старый мерин! Тюка махнула на супруга рукой.
Видя, что Любомир и Христофор перевозбуждены, я вывела их во двор.
Скоро папа поведет нас к тете Зине! сообщил, хлопая ресницами, Любомир.
В гости?
В кабинет, уточнил Христофор.
Тетя Зина доктор? догадалась я.
Пси-ки-атр! Любомир с трудом, коверкая, выговорил трудное слово.
Это, наверное, Аксинья пойдет к психиатру?
Мы все туда ходим, вздохнул Христофор и, вытащив из носа соплю, невозмутимо съел ее.
Не может быть! вырвалось у меня.
Ну да, мы ку-ку, засмеялись мальчики.
Всё будет хорошо! сказала я.
Мышки и птички тоже лечатся, у них тоже есть доктор, поддержал беседу Любомир.
Давайте в снежки поиграем? предложила я.
Лучше будем строить крепость! обрадовался Христофор и побежал за лопатой к дворникам Давладбеку и Рузи.
О том, чтобы перепечатать тексты с дневниковых тетрадок в компьютер, не могло быть и речи. Глядя вслед Христофору, я понимала, что купаться мне придется в три часа ночи, но продолжала работать в свой единственный выходной, не в силах отгородиться от детей.
Голова болела нестерпимо, и вдруг яркой вспышкой вспомнился сон. Перед тем как приехать в Москву, привиделся мне мальчик, он сказал: «Родители не играют с нами, не делают уроки! Они бросят нас на тебя!» Сон был в руку.
В середине февраля после долгих зимних каникул Христофор отправился на занятия, а Марфа Кондратьевна настойчиво обзванивала детские сады с надеждой пристроить младших.
Ульяну и Любомира к нам? Ну уж нет! отвечали ей. Мы еле вшей вывели с прошлого раза! На две недели сад закрывался на карантин!
Христофор тоже успел прославиться в районе он сменил несколько школ. В одной заразил детей лишаем, в другой с упоением приклеивал на одноклассников козюли, и его выпроводили с пометкой «психическая неполноценность», а в третьей обокрал завуча. Его пристроили в православный класс к знакомому батюшке, но даже там Марфа Кондратьевна ежедневно выслушивала горькие стенания верующего преподавателя.
Я рисовала с Ульяной и Любомиром гномов и великанов, учила их счету и грамоте.
Это интересней, чем смотреть телевизор! удивлялись дети.
Мы всё делали с помощью игры: узнавали названия птиц и зверей, морей и звезд во Вселенной.
А когда подрастем, мы будем вести дневник, как ты! обещали дети, наблюдая, как я украдкой делаю записи.
Христофор, придя домой из школы, зашвырнул сапоги на холодильник, к чайнику, и сообщил, что знает новую сказку.
Катится Колобок по лесу, а навстречу ему разные звери, но на самом деле это никакие не звери!
Мы со Львом Арнольдовичем переглянулись. Я готовила обед, а он, сидя на лавке в кухне, читал свежий выпуск «Новой газеты».
Батюшка сказал, что Колобок это Иисус Христос, многозначительно поведал нам Христофор.
Как это? спросила я, раскатывая тесто на вареники.
Медведь идет навстречу Колобку. Медведь это сладострастное искушение. Его можно избежать, если не поддаться на влечение плоти. А за медведем топ-топ идет волк, его никто не избежит. Волк лютая болезнь, испытание от Господа.
А лиса? поднял брови Лев Арнольдович.
Лиса смерть. Ее нельзя обхитрить, все попадут к ней на язык. Колобок Иисус Христос! радостно продолжил Христофор.
Иисус был худощав! Он постился, встряла я.
Колобок! Иисус Колобок! стоял на своем Завоеватель.
Точно батюшка такое рассказал? Тюка заглянула на кухню, недоуменно качая головой.
Это старая сказка на новый лад, объяснил Христофор.
Ну тогда ладно, успокоилась Марфа Кондратьевна.
Я играю в православном спектакле! сообщил Христофор, чем окончательно поверг нас в шок.
Трехгрошовая пьеса? скептически поинтересовался Лев Арнольдович.
Нет! Христофор надулся. У меня одна из главных ролей! Я херувим! Пьеса называется «Изгнание из Рая»!
Когда премьера? уточнила я.
Завтра!
Назавтра все встали поздно, и, как я ни подгоняла домочадцев, они опаздывали, потому что Марфа Кондратьевна никак не могла отыскать среди транспарантов целые колготки и приличную шапку и пошла на спектакль в рваных колготках, черной водолазке и черной юбке, которые не снимала несколько недель, и в кепке, как у Ленина. Носки она натянула разные черно-белый полосатый на правую ногу и оранжевый с красным бантиком на левую. Какие отыскались! Лев Арнольдович тоже всегда ходил в разных носках.
В автобусе нас ждали приключения.
Дамочка, сказали Марфе Кондратьевне, ваши дети скачут по сиденьям, как обезьяны, качаются на поручнях! Сделайте что-нибудь!
Не понимаю вас, ответила Марфа Кондратьевна с блаженной улыбкой на лице. Дети ведомы Господом
Что это такое! Прекратите ноги вытирать о мою шубу! истошно вопила какая-то старушка.
Тюка продолжала улыбаться.
Женщина! Вы им мать или кто?! возмутились пассажиры.
Я специально не вмешивалась, решив посмотреть, что будет.
Мама! Христофор свесился с поручня над сиденьями вниз головой. Посмотри, как я могу!
Грязь с его ботинок потекла за шиворот пассажирам.
Ой! Что же вы к детям пристали? Это ангелы, выдала защитница прав.
Христофор! Любомир! Ну-ка, живо сюда! не выдержала я.
Через минуту они стояли рядом:
Слушаемся, Полина!
Пассажиры посмотрели на меня с восхищением. Школьные охранники (мускулистый парень и пожилой, но крепкий дядечка) насторожились, увидев нашу внушительную компанию, и наотрез отказались пропускать Аксинью.
Сумасшедшую впустить не можем, она детям вред причинит! Нам перекрыли вход.
Аксинья от возмущения зацокала.
Она не сумасшедшая! Она находится в своей вселенной, дураки! обиделся на них Лев Арнольдович.
А это еще кто? охранники указали на меня, а затем потребовали: Немедленно покажите паспорт!
У меня с собой паспорта нет, ответила я, подумав, что показывать документ нельзя: в нем написано, что я родилась в Чечне, а это все равно что черная пиратская метка.
Я тридцать лет в милиции отработал, в девяностых бандитов крышевал и без паспорта даже не разговариваю. Уходите! заявил пожилой охранник.