Полина моя старшая дочка! не моргнув глазом, соврала Марфа Кондратьевна. Она мне с младшими помогает!
Нет! охранники дружно взялись за дубинки. Пошли отсюда! Живо!
Ситуация начала накаляться.
Пропустите! Марфа Кондратьевна попробовала зайти с другой стороны. Я многодетная мать! Я правозащитница!
Вы всё равно опоздали! сказал парень, нахмурившись.
Убирайтесь отсюда! рявкнул дядечка и помахал перед нами дубинкой.
Как ты, плебей, только осмелился произнести подобное в присутствии Завоевателя?! возмущенно вскричал раскрасневшийся Христофор. Ты смерд, а я гроза океана. Я никого не боюсь! Получай, милицейская крыса! И он со всей мочи врезал ребристой подошвой сапога по лодыжке пожилому охраннику. От неожиданности оба охранники оторопели, а тот, что получил сапогом, скорчился и прошипел:
Удавлю паскуду! Своими руками порешу!
Да как вы смеете! Это ребенок! пришел в негодование Лев Арнольдович.
В этот момент Аксинья схватила молодого охранника за плечи и, повалив на пол, начала душить.
За мной! скомандовала Марфа Кондратьевна и бросилась в лабиринты школьных коридоров.
Я, Ульяна, Христофор и Любомир в какой-то момент обогнали Тюку и помчались впереди, а за ней, ругаясь на чем свет стоит, несся Лев Арнольдович, таща за собой с упоением завывающую Аксинью.
Охранники кинулись следом, но в запутанных коридорах нас потеряли: мы с воспитанниками заскочили в подсобку, где не горело электричество. Дверь за нами захлопнулась. Мы лихорадочно стали искать другой выход, сдвинули пластиковую ширму и оказались на сцене, где разворачивалось театральное действо.
Нельзя вкушать манящий грешный плод! Господь всевидящий немедленно настигнет! И будет кара! Кара всем грядет! продекламировал смуглый Адам лет десяти.
Оробев от софитов, Любомир поскользнулся и, запутавшись в декоративном плюще райского сада, неуклюже свалился в зрительный зал. Детишки в партере довольно захохотали.
Сообразив, что произошла нелепая ошибка, я, Христофор и Ульяна попятились назад, к ширме, но тут, как назло, в подсобку влетела Тюка, а за ней Лев Арнольдович с Аксиньей. Оттого, что двигались они стремительно, а мы пятились им навстречу, произошло опасное столкновение: наша компания завертелась клубком и кувырком.
Зал взорвался аплодисментами.
Лев Арнольдович первым сумел вскочить на ноги и заголосил, не обращая внимания на зрителей:
Вы опозорили отца! Позор вам! Позор!
Что он сказал? Творца? зашептались в зале. Маленькая белокурая Ева в розовой накидке растерялась, широко раскрыв голубые глаза и в ужасе схватившись за животик.
Этот мужик с бородой Бог! Он шибко разозлился, с настоящим актерским мастерством подыграл нам юный Адам. Настал для грешников час расплаты!
Вон отсюда! Вон! орал Лев Арнольдович с перекошенной физиономией и от досады топал ногами.
Марфа Кондратьевна, я, Христофор, Ульяна и Аксинья, согнувшись в три погибели, поползли со сцены.
Браво! Браво! раздавались голоса родителей, которые вместе с детьми пришли на спектакль. Оригинальная постановка! Сильно!
В черной рясе к нам торопливым шагом приближался хмурый священник.
Учитель! признал его Христофор и заполз за чьи-то ноги.
Дети на сцене, которые играли херувимов и демонов, стояли с открытыми ртами, совершенно позабыв слова пьесы. Ева в смятении прижалась к Адаму. Лев Арнольдович театрально взмахнул рукой, потряс бородой и спрятался в подсобке. Зрители продолжали хлопать.
Так и знал, что вы натворите дел! недовольно забормотал священник.
Извините, сказала я. Мы от школьной охраны убегали.
Занавес! громко произнес он.
Марфа Кондратьевна тщетно пыталась найти сумку, оброненную в суматохе.
Знаю я эту семью, кивнул мне батюшка. Вы их помощница?
Да.
Святой вы человек. Пойдемте к столу, дети-то, скорее всего, голодные.
Спасибо, сказала я.
Не буду вас ругать, вылезайте. Священник вытащил Христофора и Любомира из-за кресел, где те прятались. И представился: Меня отец Феофан зовут.
Полина, сказала я.
Мы не виноваты, начала выкручиваться Тюка. Мы вовремя пришли, а охрана нас не пускала.
Вы на два часа опоздали, пришли к концу спектакля, перебил ее отец Феофан. Стыдно! Стыдно, Марфа Кондратьевна!
Он показал жестом следовать за ним.
Приглашаем откушать с нами! Столы накрыты! звонкий женский голос раздался из комнаты, смежной с театральным залом.
Матушка Елена зовет, подсказал Христофор. Жена отца Феофана.
Батюшка посадил нас за свой стол. Он отличался словоохотливостью и дружелюбием, а матушка Елена властностью и строгостью. Они идеально дополняли друг друга. Матушка Елена, накладывая нам внушительные порции картофеля с топленым маслом и запеченную рыбу, громко произнесла:
Глупее и безобразней детей Марфы Кондратьевны я за всю жизнь не видывала! Все в нее!
Я, услышав резкие слова, обиделась за воспитанников, а Тюка молча уткнулась в свою тарелку.
Внимание! Ну-ка, вспомним Господа и помолимся! скомандовала матушка ученикам и многочисленным гостям. Читаем хором «Отче наш»!
Все покосились на меня, как на нового человека, а я в общем гуле забормотала: «Аузу билляхи мина ш-шайтани р-раджим», а затем прочитала суру «Фатиха» из Корана.
Дома вкусной еды нет, шепотом напомнил мне Христофор. Тащим отсюда всё, что можно.
Пока верующие отвлеклись на молитву, он беззастенчиво набивал карманы ватрушками.
Рыба, запеченная по старому русскому рецепту, оказалась вкусной, пряной. Лев Арнольдович и Аксинья ели с удовольствием, вычищая тарелки кусочками хлеба. Марфа Кондратьевна наскоро похватала рыбу, переложив ее на хлебец, и вышла, предупредив, что ей нужно отлучиться на минутку. Любомир заскучал и начал капризничать. И стоило мне повернуться к нему, как из виду сразу пропали Ульяна и Христофор. Оказалось, что они залезли под стол и стали щипать людей за ноги. Матушка Елена, перекрестившись, встала на четвереньки и решительно ринулась за ними. Первой она вытащила Ульяну, а за ней упирающегося Христофора.
К требованию сейчас же перестать баловаться Христофор остался глух. Возникло опасение, что он обчистит карманы и сумки одноклассников, и я старалась не спускать с него глаз.
Лев Арнольдович ушел по делам, предупредив меня, что Марфа Кондратьевна поможет довести детей до дома, но та как сквозь землю провалилась.
Где Марфа Кондратьевна? спросила я отца Феофана. Отец Феофан грустно вздохнул:
Она сначала сумку искала. Как нашла, вызвала такси и на митинг отправилась.
В черной рясе, с бледным лицом отец Феофан походил на средневекового монаха.
Христофор, немедленно отойди от чужого рюкзака! Я поймала пирата за «делом».
Мужайтесь, Полина, молитвенно сложив руки, произнес батюшка. Господь вас не оставит.
Домой детей я повезла сама. Что это была за дорога, можно легко представить: Христофор плевался как верблюд, норовя попасть подвернувшейся на улице жертве в пуговицу на пальто. Любомир наделал в штаны и громко ревел, а Ульяна обзывала его пищалкой и другими обидными словами. Аксинья вырывалась и норовила покусать пассажиров в автобусе.
Перестирав одежду, искупав Аксинью и младших, я падала от усталости, но дети не хотели идти спать.
Мама забыла про нас! плакала Ульяна. Я хочу ее увидеть, а потом пусть идет в кабинет.
Она нас совсем не любит! вторил сестре Любомир. Марфа Кондратьевна появилась в два часа ночи с плакатом «Даешь на Руси демократию!».
Ты где была?! зарычал на нее Лев Арнольдович. Марфе Кондратьевне тон супруга не понравился.
Не отвечая на вопрос, она схватила со стола вымытые мной тарелки и стала их бросать прямо во Льва Арнольдовича. Тот решил обороняться гладильной доской, непонятно что забывшей в их доме. Вероятно, это был чейто нелепый подарок столетней давности.
Из позиции обороняющегося в какой-то момент он перешел в наступление и принялся с размаху охаживать бока жены гладильной доской. Пришлось их разнимать под неистовые крики Христофора, Любомира и Ульяны, к которым добавились проклятия соседей.
Мне досталось и доской, и тарелками.
Полина всё запишет и опубликует! Мама! Папа! Перестаньте! со слезами выкрикивал Христофор, наивно полагая, что мой дневник прививка от человеческой глупости.
Когда супругов наконец удалось разнять, оказалось, что они одинаково недовольны мною. И Тюка, и Лев Арнольдович искренне надеялись, что я приму чью-то сторону.
Вы мешаете мне укладывать детей! я впервые повысила на них голос. Сейчас же закройте рты и прекратите мутузить друг друга!
От моего окрика миротворец и правозащитница разбежались по разным углам.
Февральским днем, когда за окнами бушевала метель, в квартиру Тюки заглянул полный мужчина средних лет. Он был одет в зеленый шерстяной свитер, теплые синие штаны на лямках и вязаную малиновую шапку с белым пушистым помпоном, что даже для российской столицы выглядело весьма смело. Мужчина отряхнулся в прихожей, насыпав снегу с пуховика и калош, снял с себя громоздкие валенки, в один из которых тут же забрался Чубайс, и деловито представился поэтом и другом Марфы Кондратьевны.
Павел Рябчиков доктор наук! с гордостью произнесла Марфа Кондратьевна, выйдя из кабинета.
Доктор Пук! передразнил мать Христофор, прыгая в трусах по прихожей.
Лев Арнольдович сухо поздоровался с гостем, взял Аксинью, две старые пластмассовые канистры для воды, упругую хворостину и отбыл в лес к роднику.
Я подала хозяйке и гостю чаю с баранками и, пока прислуживала у стола, выяснила, что Павел Рябчиков сочиняет поэму о вечной любви.
Птицы принесут нам на крыльях весну, самозабвенно декламировал гость. Деревья затрясут зелеными кронами, как лошади гривой, просыпаясь от вязкой стужи, а душа человеческая затребует страсти!
Лучше поведай, Павлуша, как двигаются правозащитные дела. Тюка хрустела баранкой и зевала: она не спала всю ночь, наблюдая за политическими баталиями в интернете. Ты ведь придешь на митинг?
Верхние соседи пошли в атаку, как бы невзначай ответил на это доктор наук. Они нас, диссидентов, ненавидят! Сживают со свету!
Понятное дело! Марфа Кондратьевна вскочила, отгоняя Мату Хари от плиты полотенцем, и охнула, схватившись за бока: сказались мужнины удары гладильной доской.
Соседи дырочки у себя в полу просверлили, и теперь потолок над нами открывается. Неожиданно всё происходит! Соседи из бластеров стреляют в меня и в маму известкой с ядохимикатами! доверительно сообщил гость, сощурив левый глаз. А мамка моя старая, она изза болотного яда долго не протянет!
Надо сказать, что в этот момент я застыла с чайником в руке, а Марфа Кондратьевна невозмутимо поддержала собеседника:
Как вы правы, милый друг. Нас соседи тоже не жалуют! Постоянно норовят обозвать матерно или требуют убрать за кошками.
Словами ругать одно, а ядохимикатами прыскать другое, особенно добытыми с подмосковных болот, возразил Павел Рябчиков, отхлебывая чай.
Фольга помогает, со знанием дела сказала Марфа Кондратьевна. Обклей, Павлуша, дома весь потолок фольгой. Не пожалей копеечки. Стоит рулон в супермаркете сущий пустяк, а защита какая не пробить десятерым врагам! Истинный крест, никакая радиация сквозь фольгу не пройдет. Фольга от всяких вредных лучей защитит. Диссидентов как только не травят и лучами, и известкой, и болотными ядами!
А некоторые идиоты до сих пор верят, что Земля круглая! довольно продолжил Павел Рябчиков.
Никаких доказательств, что Земля круглая, нет. Раскрутили эту версию, вот и всё. Может, Земля плоская, как блин! тут же согласилась Марфа Кондратьевна. Нашей планете всего шесть тысяч лет, а ученые врут, что прожиты миллионы и что здесь жили динозавры! Ложь на лжи! Верно только по Библии!
Правильно! По расчетам библейским, только шесть тысяч лет Земле, плюс-минус пара веков, закивал гость. А иное утверждать ересь!
Он покосился на меня, но я не была готова спорить, боясь спугнуть удачу, и превратилась в молчаливого истукана.
Далее выяснилось, что Павел несколько лет провел в закрытой психбольнице, где, собственно, они с Тюкой и познакомились. А сейчас он получил степень доктора наук в загадочном учреждении, которое именовалось «Академия Плоской Земли», но вот беда, пожаловался гость, диплом этого института никто в мире не признает. При мне Марфа Кондратьевна Павла всячески нахваливала, а затем высказала мнение, что я и ее гость должны пожениться. За этим, собственно, Павел и пришел. Он сразу оживился и восторженно сообщил, что у него в спальне большая и холодная кровать.
Только потолок иногда открывается предупредил он.
Мне пора к детям! сказала я, решив спастись бегством.
Погодите, фольгой обклею потолок и приглашу вас к себе!
В коридоре громыхал канистрами и клял судьбу Лев Арнольдович, он привез воду на Аксинье. Больная крутила головой и тихонько жаловалась, опасливо поглядывая на сломанную хворостину в руках отца:
У-у-у
Закрыв за собой дверь гостиной, я принялась играть с детьми в морской бой. Увлекшись, мы и вовсе позабыли про странного гостя, а когда я вновь пришла на кухню, его уже не было, а раздосадованная Марфа Кондратьевна сунула мне счет, который принес почтальон.
Счет на пять тысяч рублей был за телефонные переговоры между Москвой и Бутылино. Марфа Кондратьевна несколько раз громко назвала сумму и окончательно окосела от злости.
Пять тысяч рублей ты натрещала по телефону! взвизгнула она.
Это была чистая правда.
Замечательно, спокойно ответила я, глядя в глаза Марфе Кондратьевне. Будем считать, что вы заплатили мне за месяц работы с детьми!
Тюка поперхнулась, закашлялась и не нашлась что ответить. Я достала с полки ручку, бумагу и прямо на месте произвела расчет.
Вы видите? спросила я Марфу Кондратьевну. Вот сумма, которую вы мне еще остались должны! Это если считать по минимальной московской зарплате няни с вычетом еды и проживания!
Тюка продолжала задыхаться от негодования, ее уши стали красными.
Я взяла счет за телефон, сложила его вчетверо и аккуратно засунула ей в карман длинной вязаной кофты.
Теперь она точно отключит междугородку, предупредил меня Лев Арнольдович, когда багровая от злости супруга скрылась в кабинете.
Лев Арнольдович периодически отвоевывал у супруги часть детского пособия и покупал продукты. Когда это происходило, я и дети наедались сразу за несколько дней, до этого мы голодали.
Тюка старалась питаться в правозащитных организациях, куда забегала после митингов. Судя по ее рассказам, московские правозащитники любили веселые застолья.
Дома между супругами не прекращались скандалы. Они не обращали внимания ни на детей, ни на гостей. Ругань гремела на весь дом, и дети в такие моменты прижимались ко мне и закрывали уши руками.
Дважды я ездила в дальние районы Москвы к потенциальным работодателям, но смена там начиналась в семь утра, а на дорогу нужно было потратить полтора часа. Нянчить ребенка с проживанием не предлагали.
В агентствах по трудоустройству у приезжих выманивали паспорта, шантажировали и вымогали деньги. Выслушав несколько историй от нянечек, я решила, что буду искать работу без посредников. Я с детства не любила шестерок, лебезящих перед боссами и наживающихся на тех, кто слабее.
Предоставив публикации из журналов Северного Кавказа, я получила в Союзе журналистов карточку международного уровня и договорилась в газете о правах человека, что буду передавать им материалы по Чечне. Платить гонорары мне, разумеется, не могли, да я и не просила.