Чужь рванулась вперед. Шипы и неровные мембраны распространялись во всех направлениях, вибрируя под натиском сознания и эмоций Киры. Но ей удалось мысленно сдержать их распространение, чужь выбрасывалась вовне так, чтобы не сделаться угрозой для других.
Все равно рискованно.
В зазоры между этими агрессивными выступами она видела, как «скинсьют» становится тоньше, отступает, а потом ее обнаженной кожи коснулся воздух сухой, холодный. Шокирующе интимное прикосновение. Кожа пошла мурашками, обнаженные участки увеличивались, островки бледной наготы среди зазубренной тьмы.
В проходе скорчилось Итари. Выставило щупальца, словно прикрывая свой панцирь.
Кира толкала, толкала, вынуждая чужь отделиться, и наконец лишь несколько похожих на мышцы полос соединяли ее с ней. С десяток волокон и больше ничего. Кира сосредоточилась на них, попыталась заставить и их отделиться. Побуждала их отделиться. Гневно требовала, чтобы они отделились. Приказывала им отделиться.
У нее на глазах эти «мышцы» съежились, но они отказывались исчезнуть совсем. И разум тоже ощущал, как сопротивляется Кроткий Клинок. Он отступал, отступал до известного предела и далее ни сантиметра. Еще немного, и они бы разделились, а этого Кроткий Клинок допустить не желал.
В ярости Кира поднажала еще сильнее. Зрение померкло на периферии, выключилось от такого напряжения, на миг ей показалось, что она лишится чувств. Но она оставалась на ногах, и Кроткий Клинок все еще защищал ее. От него исходили странные мысли, смутные, едва понятные, они червями точили ее мозг, поднимаясь из глубины к верхним слоям сознания. Такие, как: разделение нельзя осуществлять против правил. И: Время вышло из колеи. И: Многоплотяные захватчики все еще голодны, а поблизости нет хранилища. Сейчас разделение недопустимо.
Пусть слова были странные, но суть их была ясна. Кира выла и боролась с Кротким Клинком, безоглядно расходуя силы, вычерпывая их до дна. Последняя попытка избавиться. Последний шанс освободиться и вернуть хоть что-то из утраченного. Но Кроткий Клинок держался упорно, и если даже сочувствовал ей, если сожалел о ее муках или о том, что вынужден ей противиться, этого Кира никак не могла узнать. От чужи исходило лишь ощущение безусловной цели и удовлетворенное знание, что их союз нерасторжим.
И впервые с тех пор, как погиб Алан, Кира сдалась. Вселенная полна вещей, которые ей неподконтрольны, и чужь, видимо, принадлежит к их числу.
Со сдавленным криком она прекратила бороться и рухнула на четвереньки. Бесшумно, как сыплется песок, Кроткий Клинок вновь прихлынул к ней, и Кира перестала ощущать прикосновение холодного воздуха везде, кроме лица. Она все еще ощущала палубу под собой, и искусственный ветерок внутри корабля щекотал ее поясницу, но просочившись сквозь искусственную оболочку «скинсьюта». А еще Кроткий Клинок приглушал любой дискомфорт, так что холодный твердый пол под ее коленями казался удобным и теплым.
Кира крепко зажмурилась, из уголков глаз выдавились слезинки, дыхание прерывалось.
Силы небесные! воскликнул Вишал, появляясь в дверном проеме. Он кинулся к ней, обхватил ее рукой. Мисс Кира, как вы?
Я в порядке. Ей удалось выдавить из себя эти слова, несмотря на ком в горле.
Она проиграла. Старалась изо всех сил, но сил не хватило. И теперь ей не осталось ничего, кроме голой необходимости. «Голая необходимость» так говорила Инарё, и она была права. Ох, до чего точно сказано! Словно черная проволока, обматывающаяся вокруг, вокруг, удушающая
Точно в порядке? спросил Фалькони.
Кира кивнула, не глядя на него. Слезы упали ей на запястья. Не холодные. Не теплые. Просто влажные.
Да! Она со свистом втянула в себя воздух. Точно.
2
Как раз когда Кира поднялась на ноги и вернулась в кресло, по коридору протопала Хва-Йунг. Похоже, перегрузки нисколько ей не мешали. Напротив, механик двигалась с естественной легкостью, хотя, как Кире было известно, перегрузка на корабле сейчас превышала силу тяжести на Шин-Заре.
Я так понимаю, от чужи нам не избавиться, подытожил Фалькони.
Кира не сразу ответила: сначала нужно было уверить Итари, что она в порядке. Потом согласилась:
Наверное, ты прав.
Прошу прощения, капитан, вмешался Вишал. Но что мы собираемся обсуждать? Надо решить, куда нам лететь, да?
Да, сдержанно-угрюмым тоном ответил Фалькони. Несколькими сжатыми фразами он обрисовал ситуацию врачу и Хва-Йунг. Я хочу знать, способна ли «Рогатка» на очередной дальний перелет, закончил он.
Капитан попыталась что-то сказать Нильсен, но Фалькони остановил ее взмахом руки:
Для начала нужно разобраться, какие у нас есть возможности. Он кивнул Хва-Йунг. Итак?
Механик с минуту жевала нижнюю губу:
Ох, нужно промыть все трубы, проверить термоядерный и марковский двигатели Запасы воды, воздуха и пищи почти не израсходованы, но, если нам предстоит долгий путь, лучше бы их пополнить. Хм Она снова прикусила губу.
Нам это по силам? уточнил Фалькони. Трехмесячный сверхсветовой перелет, туда и обратно. Накинь сверх криосна еще три недели бодрствования для верности.
Хва-Йунг коротко кивнула:
Все это нам по силам, но я бы не советовала.
У Фалькони вырвался смех:
Все, что мы проделывали в последние годы, подпадает под категорию «я бы не советовала». Он оглянулся на Киру. Вопрос в другом: надо ли?
Никакой прибыли нам это не сулит. Воробей подалась вперед, упираясь локтями в колени.
Не-а протянул Фалькони. Не сулит.
Заговорила Нильсен:
С большой вероятностью, нас убьют. А если не убьют
Казнят за измену, подхватил Фалькони, колупая заплату на штанине. Да, несомненно.
Что же вы предлагаете? тихо спросила Кира. Она понимала опасность момента. Стоит пережать и никого уговорить не удастся.
Сначала никто не отвечал. Потом Нильсен сказала:
Мы могли бы доставить Трига в надежное медицинское учреждение где-нибудь за пределами Лиги.
Но твоя семья здесь, в Солнечной системе, верно? напомнила Кира. Молчание старшего помощника было достаточно выразительным ответом. И ваша тоже, Вишал.
Да, сказал врач.
Кира обвела взглядом всех собравшихся:
У каждого из нас есть близкие. И все они в опасности. Мы не можем просто сбежать и спрятаться. Не можем.
Хва-Йунг что-то пробормотала, соглашаясь. Фалькони упорно глядел вниз на свои переплетенные пальцы.
Берегись соблазнов ложной надежды, прошептал Грегорович. Противься им и ищи подтверждения в иных источниках.
Тише! цыкнула на него Нильсен.
Фалькони задрал голову к потолку и почесал снизу подбородок. Скрип ногтей по отросшей щетине внезапно показался оглушительным.
Спроси от меня Итари: если мы предупредим Узел Умов, сохранится ли надежда заключить мир между медузами и людьми?
Кира перевела вопрос, и инопланетянин ответил:
[[Итари: Да. Но если Узел будет рассечен, могучий и жестокий Ктейн будет править нами до конца этой Волны на погибель всем.]]
Фалькони снова фыркнул:
Угу. Так я и думал. Он развернулся к Кире, насколько позволял ремень безопасности. Ты полетишь?
Вопреки страху, она ощутила и восторг при мысли вновь проникнуть в неведомое.
Полечу, кивнула она.
Фалькони оглядел рубку, поочередно всматриваясь в каждого члена экипажа:
Ну? На чем порешим?
Воробей скорчила гримасу:
Мне не очень-то по душе выручать вояк после того дерьма, в которое они нас окунули, но ну да. Какого черта! Давайте смотаемся туда.
Вишал тяжело вздохнул и поднял руку:
Мне не хочется, чтобы эта война продолжалась. Если в наших силах сделать что-то, чтобы положить ей конец, думаю, надо это сделать.
Куда она, туда и я, заявила Хва-Йунг и опустила руку на плечо Воробья.
Нильсен заморгала Кира не сразу поняла, что первый помощник пытается скрыть слезы. Шмыгнув носом, она кивнула:
Я тоже голосую за.
Как насчет энтропистов? напомнила Кира.
Они не в состоянии принимать решение, сказал Фалькони. Но спросить я спрошу.
Его взгляд померк капитан переключился на дополненную реальность. Губы его слегка шевелились, беззвучно диктуя текст. В рубке воцарилось молчание.
«Наверное, он общается с энтропистами через монитор в медотсеке, поскольку их импланты сгорели», подумала Кира. Она воспользовалась перерывом, чтобы ознакомить Итари с принятым решением. Постоянный двусторонний перевод слегка ее утомил. Также Кира глянула на голограмму и с облегчением убедилась, что их пока никто не преследует. Однако жутям удалось уничтожить ближайший ресивер солнечной энергии.
Итак, сказал Фалькони. Веера говорить не может, но Джоррус голосует за. Летим. Он еще раз вгляделся в каждого. Все согласны. Значит, договорились. Грегорович, задай курс к месту встречи, которое указала нам Щеттер.
Разум корабля фыркнул необычно нормальный звук для этого безумца. И сказал:
А про меня забыли? Или мой голос не учитывается?
Разумеется, учитывается! нетерпеливо ответил Фалькони. Давай голосуй.
Итак, раз вы столь любезны, что спросили мое мнение, судя по тону, Грегорович вновь колебался на грани между нормальностью и сумасшествием, я голосую ПРОТИВ.
Фалькони закатил глаза:
Мне очень грустно это слышать, Грегорович, но мы уже приняли решение большинством семеро против одного. Задай курс и вытащи нас скорее отсюда.
Нет, так не пойдет.
Что ты сказал?
Сказал, что не стану этого делать. Вроде бы тут все понятно, о капитан, мой строгий капитан, мой непредвиденный капитан? И Грегорович захихикал и хихикал, пока этот звук не перерос в неудержимый хохот, разнесшийся по коридорам «Рогатки».
Ледяной ужас охватил Киру. Разум корабля и раньше был нестабилен, но теперь он окончательно рехнулся, и все они в его власти.
3
Грегорович! попыталась вмешаться Нильсен.
Я возражаю, прошептал разум корабля, внезапно оборвав смех. Решительно возражаю. Я не потащу вас туда о нет, и что бы вы ни говорили и что бы вы ни делали, это не поколеблет моей решимости. Гладьте меня по головке и расчесывайте мне волосы, украшайте шелковыми ленточками и кормите отборной хурмой я не отменю, не отзову, не отрекусь и никоим образом не откажусь от моего решения.
[[Итари: Что происходит?]]
Кира объяснила, и медуза позеленела, как человек, которому стало дурно.
[[Итари: Ваши корабельные разумы так же опасны, как скрытые течения.]]
Фалькони выругался:
Да что с тобой, Грегорович? Нет времени рассусоливать. Я отдал приказ. Меняй маршрут, черт тебя подери.
Нет, не стану. О нет, не смею.
Капитан хлопнул ладонью по приборной доске:
Что, серьезно? Ты ничего не имел против, когда мы отправлялись к Жукхе, а теперь ты вздумал бунтовать?
Тогда смертельная угроза не достигала такой высокой вероятности. Рассчитанные риски оставались в пределах терпимого с учетом имевшейся информации. Вы не планировали оказаться в гуще боевого сражения. А теперь я такого не допущу. Нет, ни за что.
Судя по интонациям корабельного разума, он считал, что действует совершенно правильно.
Но почему? спросила Нильсен. Чего ты так боишься?
Вновь это слабоумное хихиканье.
Вселенная пошла вразнос, чертово колесо раскрутили до предела. Повсюду тьма и пустота. И что теперь имеет значение? Тепло дружбы, свет человеческой доброты. Триг лежит при смерти, замороженный в глыбе льда, и я не допущу, чтобы наш экипаж понес новые потери. Нет, я этого не допущу. Если мы ринемся в гущу схватки между медузами и жутями, когда Седьмой флот рыщет вокруг, неся горе и бедствия, скорее всего мы встретим свой рок в облике того или иного корабля, который обрушит на нас ярость жестокой судьбы, не смягченную ни жалостью, ни милосердием, ни толикой человеческого разумения.
Я тебя понял, сказал Фалькони. А теперь приказываю развернуть корабль.
Не могу, капитан.
То есть не хочешь.
Грегорович вновь испустил низкий и протяжный смех:
Неспособность с молоком ли впитана или внутри воспитана? По мне, что в лоб, что по лбу.
Фалькони обернулся к Нильсен, и Кира уловила тревогу на его лице.
Ты слышал, что сказала Кира. Если не предупредим Узел Умов, потеряем единственный шанс заключить мир с медузами, возможно, наш единственный шанс победить жутей. Ты этого добиваешься?
И снова этот длинный басовитый смех.
Когда непоколебимая сила хочет сдвинуть непреодолимый камень, вероятный исход вычислить невозможно. Всех ресурсов компьютера для этого не хватит. Статистические факторы умножаются бесконтрольно.
Ты хотел сказать непреодолимая сила хочет сдвинуть непоколебимый камень, поправила Нильсен.
Я всегда хочу сказать то, что хочу.
Но не получается?
Воробей издала странный звук.
Кажется, ты пытаешься высокопарно передать простую мысль: ты не знаешь, чем все кончится.
Ага! сказал Грегорович. В том и дело. Никто из нас этого не знает, и я спасаю вас от Неопределенности с большой буквы, воробушки мои. О да, я вас спасаю!
Ладно, с меня хватит этого нахальства, заявил Фалькони. Не хотелось мне это делать, но ты не оставил мне выбора. Код доступа четыре-шесть-шесть-девять-так-то-вот. Авторизация: Фалькони-альфа-браво-браво-виски-танго.
Простите, капитан, отозвался Грегорович, неужто вы в самом деле рассчитываете, что это сработает? Вы не можете насильно отделить меня от системы. «Рогатка» моя, в первую очередь моя, а потом уж ваша. Плоть от моей плоти и прочая чушь. Примите поражение достойно. Мы летим к альфе Центавра, а если и там настигнет угроза, найдем тихую гавань на краю обитаемого мира, куда не проникнут назойливые щупальца инопланетян. О да, мы летим туда.
Он еще разглагольствовал, когда Фалькони ткнул пальцем в Хва-Йунг и бесшумно щелкнул пальцами. Механик кивнула, отстегнула ремень и быстрым шагом направилась к двери.
Дверь захлопнулась перед ней и с громким щелчком заперлась.
Мисс Сонг, заворковал разум корабля, мисс Сонг, куда это вы? Знаю-знаю все ваши штучки и фокусы. Не пытайтесь меня обмануть: можете хоть тысячу лет тужиться, все равно меня не перехитрить. Мисс Сонг, мисс Сонг, ваша песенка спета. Оставьте свои бесчестные намерения нет никаких сюрпризов в ваших мотивах, совсем никаких.
Живо! приказал Фалькони. Панель управления. Может быть
Хва-Йунг развернулась и поспешила к одной из панелей доступа под пультами управления рядом с голографическим монитором.
А как насчет меня? вмешалась Кира. Она не знала, что собирается делать механик, но отвлечь Грегоровича казалось неплохой идеей. Меня ты тут не удержишь. Прекрати, или я разломаю контейнер, где хранится твой мозг, и повыдираю провода.
Стоило Хва-Йунг коснуться панели управления, как оттуда посыпались искры. Механик взвизгнула, отдернула руку и схватилась за запястье. Ей явно было больно.
Ублюдок! взвыла Воробей.
Только попробуй, прошептал разум корабля, и «Рогатка» завибрировала. Ты только попробуй. Да и никакой пользы от этого вам не будет. Я установил автопилот, и уж его-то вы никакими силами не отключите, даже если обесточите мейнфрейм и перенастроите его на
Лицо Хва-Йунг потемнело, сквозь стиснутые зубы вырвалось громкое шипение. Механик вытащила из привешенного к поясу мешочка тряпку, обернула руку поверх бинта, защищая пальцы. И снова потянулась к панели управления.
Дай я сказала было Кира, но механик уже открыла панель и ковырялась внутри.
Со-онг, заворковал Грегорович. Что это ты делаешь, прекрасная Сонг? Корни мои залегают глубоко. Ты не сможешь вырыть и вытащить меня ни тут, ни там, ни с помощью тысячи ботов с тысячью лазерами. На «Рогатке» я вездесущ и всеведущ. Аз, единый, есмь слово, воля и путь. Оставь свои бессмысленные, жалкие хлопоты и смирись