Следовало, однако, решать проблему кардинально. Тропинин уже пытался отливать чугунные пушки из местного материала, но выходило у него не очень удачно. Раковины, трещины, вкрапления шлака. Какие-то секреты ремесла предки явно утаили даже от вездесущего канала «Дискавери». Конечно, со временем и Тропинин нащупает нужные пропорции, технологии. Но времени-то как раз и не хватало. Не в первый раз.
После некоторых раздумий я отправился к Баташёвым. Во-первых, чтобы прикупить пушек в России-то все войны как раз закончились, а новая серия европейских сражений ещё не вовлекла империю в смертельный круговорот. Во-вторых, я решил предпринять очередную попытку ангажировать какого-нибудь горного мастера. Пусть он и обойдётся в кругленькую сумму. До этого я пару раз заскакивал в Выксу, пытаясь сторговать знатоков ремесла, но продавать крепостных братья отказывались наотрез.
Старая задумка отыскать разорившийся заводик, чтобы прибрать к рукам приписанное к нему население, также окончилась ничем. Баташёвы первыми додумались до гениальной мошеннической схемы и сорвали банк. По слухам заводов, что выработали окрестное сырьё, было великое множество в Олонецком уезде. Но уезд, во-первых, располагался на другом конце империи, а, во-вторых и главных, там не использовали труд крепостных. Во всяком случае частновладельческих. Старые мастера работали на государство, а государства я опасался куда больше, чем промышленников с бандитскими замашками. На этот раз я придумал иной к ним подход и рассчитывал, что хоть одного рудознатца Баташёвы мне одолжат.
Ну а третьей целью были знания. При каждом визите в Выксу я узнавал что-то новое в сфере железного производства. Мне не приходилось даже подсматривать исподтишка младший Баташёв охотно показывал хозяйство (старшему я старался не попадаться на глаза, про него ходили совсем уж жуткие слухи). Так что я уже немало усвоил сведений про строительство плотин, домен, сыродутных печей.
***
Родина встретила меня непогодой. Лил затяжной дождь. Я бы мог, наверное, появиться поближе к резиденции братьев, на каком-нибудь из заводских прудов, но со стороны это смотрелось бы странно, ведь пруды не соединялись с Окой. А мне еще предстояло загрузить лодку товаром, что на набережной пруда выглядело бы не менее странно. Так что я прибыл к заводской пристани на Оке, где грузился в прошлый раз. Обычно здесь было людно. Хозяйские возницы, доставляющие к пристани товар, приказчики на двуколках, гости. Кто-то всегда мог подбросить.
Не в этот раз. Всюду царил упадок. Торговля встала. Пристань обезлюдела. В результате мне пришлось пройти пятнадцать верст до резиденции пешком, по грунтовой дороге, лишь кое-где присыпанной доменным шлаком и битым камнем, но в основном представляющей собой жуткую грязь. Даже деревенька по пути и та называлась Грязной.
Дорога прошла между заполненным до краёв прудом и вечно работающим заводом. Стучали молоты, скрипели тяги водобойных колес, звенели цепи. Звучали короткие команды, редкая ругань или божба.
Недалеко от заводской арки, чуть в стороне от особняка я увидел вкопанный в землю столб, а рядом прикованного к нему человека. Кандальник выглядел стариком и находился на последней стадии изнеможения. Он сидел в грязной луже, прислонив спину к столбу, и едва шевелился от слабости. Табличку с указанием вины, понятно, никто не позаботился поставить. Обитатели завода наверняка это знали и так.
Дворецкий (а быть может простой слуга в ливрее) встретил меня у подъезда с большим подозрением. Слишком уж невзрачно я выглядел. Мокрый, пришедший пешком, даже не на двуколке. Не на двуколке, зато в треуголке и сюртуке.
Не узнал? спросил я слугу.
Прошения просим, ответил тот на всякий случай.
Передай господам Баташевым, что Иван Емонтаев пришел поговорить по важному делу.
На моё счастье старший из братьев опять отсутствовал. Уехал в Петербург, как сообщил не слишком разговорчивый слуга. Тем не менее в этот раз встреча оказалась не столь радушной, как прежде. Никакого чая и плюшек. Меня провели в кабинет, где за массивным письменным столом восседал младший Баташёв. Бумаг перед ним было не особенно много, но промышленник выглядел серьезным, даже, пожалуй, встревоженным.
Он не стал предлагать обсохнуть где-нибудь у камина, даже сесть не предложил. Но я подцепив ближайший стул, без спроса поставил его ближе к столу и нагло уселся.
Вот ведь какое дело, Иван Родионович, мне нужны пушки, сказал я, опустив фальшивые приветствия и ненужные предисловия.
Пушки? удивился Иван.
Даже озабоченность с его лица сразу же стёрлась.
Именно. Мне нужны пушки. Большие, малые, гаубицы, фальконеты. Нет! я поднял ладонь. Ничего такого! Никакой крамолы, воровства. Я их ставлю на корабли, в острожки наши, чтобы отбиваться от диких. В тех краях слишком опасно ходить безоружным.
Не велено пушки-то абы кому продавать, напомнил Иван.
Но перо отложил и чернильницу захлопнул. Значит интерес имеет не малый. Не зря пристань пуста, не шибко дело идёт.
Знаю, что не велено. Но у меня есть разрешение.
С этими словами я положил на стол стопку серебряных монет.
Казна-то тебе не скоро ещё платить будет, пояснил я. А ты можешь весь товар как чугунный балласт заявить или как лом. А то и вовсе ничего не заявлять. Кто тут у тебя считать будет?
У меня никто не будет, Иван кивнул на окно. Вон один голос подал, третий день у столба сидит.
Ну так, в чём дело?
А если тебя поймают?
Меня? я рассмеялся. Еще такой ловец не родился, что меня словит.
Дорога не близкая до Сибири-то. На телегах год до моря Камчатского пушки тащить будешь, не меньше. А то и два.
На почтовых отправлю.
Ишь ты, на почтовых. А подорожная?
Справлю и подорожную.
Прохор! Чаю принеси! И к столу что-нибудь.
Ну вот, другое дело. Вскоре появился самовар, плюшки, пирожки с ливером. Бумаги были отложены. Серебро осторожно сдвинуто в сторону. И разговор совсем другой пошёл.
Через час мы ударили по рукам и я, пользуясь хорошим расположением духа, вновь закинул удочку на предмет специалиста по рудам. На это раз я предложил взять мастера в аренду. Пообещал, что сам доставлю его на край света и обратно верну лет через десять. А за услугу готов был отдать братьям долю со всех его приисканий.
С тем же успехом я мог впаривать им карту острова Сокровищ. Что старший, что младший Баташёвы строго блюли собственный интерес, но верили только лишь в то, что могли пощупать руками, или хотя бы увидеть. Тут в выксунских болотах от любого рудознатца польза, пусть и небольшая, но выходила, а до края Земли братьям было не дотянуться, а значит, пусть хоть и чистое железо там в недрах лежит, Баташёвых оно не интересовало.
А этот старик у столба? спросил я. Помрёт ведь не сегодня, так завтра. Какой вам с него прок?
А этот, Иван презрительно махнул рукой. Он из вечноотданных. Бывших государевых людей. Брыкается аки конь дикий. А толку с него чуть. У Демидовых, говорили, золотишко из кварцевой жилы ковырял, а здесь у нас другая история.
При этих словах у меня словно металлоискатель в ушах запищал. Я сразу вспомнил о так и не состоявшихся планах по добыче золота и разумеется навострил ушки. Но про золото Иван не сказал больше ни слова. Не водилось здесь оно, так и говорить не о чем.
А железо, дурак, плохо ведает, продолжил хозяин. Одну дудку по его знаку отрыли, другую везде руда бедная, глина одна. С домной или молотом работать дыханием не вышел. Никчёма человечек. Но спеси, что у барона немецкого. Не любит хозяйскую руку. Так пусть у столба поскулит. А как околеет, другим уроком послужит. И то польза.
Так отдай мне этого никчёму спесивого, предложил я. Мне хоть и такой сгодится. А я взамен соболями отдарю. В соболях-то я толк имею.
А бери так, неожиданно засмеялся Иван. Вот уж такая услуга немногого стоит. Но за пушечки монетой заплатишь по верхнему краю.
Много возни оказалось с доставкой орудий до пристани. Телеги вязли в жиже, а пригнать много народу на тайное дело Иван не рискнул. Братья держали людей в чёрном теле, но кто его знает? Пушки дело серьезное. Скажет кто «слово и дело», в самом Нерчинске придется горную карьеру продолжать. Продвигались медленно, так что даже едва стоящий на ногах Страхов так звали подаренного мне никчёму успевал за повозками.
Большую лодку, груженную пушками я спустил до небольшой песчаной косы, где временно высадил Страхова. Бежать ему было некуда, да и силы переплыть реку вряд ли остались. Я быстро перегнал груз в Викторию, а потом на небольшой лодочке вернулся за Страховым и уже своим ходом мы сплавились за пару дней до Нижнего.
По пути поговорили. Он действительно оказался если не стариком, то по меркам восемнадцатого века пожилым дядькой. И действительно разбирался в добыче золота. Правда россыпей Страхов в глаза не видел. Там, где он служил на Урале, добывали этот металл из кварцевой руды, которую сперва перемалывали до состояния песка. Но зато этот песок потом всё равно промывали тем же способом, что и природный. Так что я собирался использовать его опыт по максимуму.
Вот, Копыто, сказал я старому знакомцу, что поселился в доме помершего купца Брагина. Это Страхов, рудознатец. Мне он чрезвычайно нужен в Охотске. Живой и здоровый. И нужен как можно быстрее. Сможешь его подкормить подлечить, документом снабдить, да по эстафете отправить?
Садись, Страхов, выпей, сказал Копыто гостю и повернулся ко мне. Сделаем, не беспокойся.
***
Через каких-то три месяца (по стандартному времени) после первого посещения Гавайских островов, я уже наблюдал за суетой на мысе у входа в Перл-Харбор, в прилегающей акватории. К моему облегчению все три шхуны дошли целыми и без видимых повреждений. «Колумбия», «Афина» и «Филимон» мирно покачивались на мелких волнах. Ради прикрытия строительных работ они встали между лагуной и входом в гавань, рискуя повредить корпуса о рифы, случись вдруг внезапный шквал.
Флотилия прошла весь путь под командой Чихотки. Хотя шкипером он стал довольно поздно, зато моряцкого опыта ему было не занимать. Так что из парня получился отличный командор. «Из парня», фыркнул я про себя. Парнем Чихотка был ещё при Елизавете, а увидел я его вместе с корешем Борькой и капитаном Окуневым, когда их еле живых после кораблекрушения сняли с голого островка и доставили в Охотск. Весь путь они, считай, со мной прошли. Плечом к плечу. И это я углы срезал, а им пришлось своим ходом время месить. И вот теперь и Чихотка командор, и Борька шкипер, а Окунев вовсе за адмирала. Хорошо хоть они уцелели.
Между кораблями и берегом сновали баркасы и лодки. На суше и рядом на мелководье работали небольшие бригады. Возведением крепости руководил Качугин бывший первый помощник Расстриги, а ныне глава всего строительного дела наших колоний. Сюда же прибыл с северного берега и Степанов. Как человек сведущий в военной науке, он присматривал за строительством и вносил по ходу дела мелкие правки, вроде оптимальной ширины бойниц, места для порохового погреба и прочего. В общих же чертах проект мы согласовали загодя.
Наших американцев прибыло человек пятьдесят, ещё столько же подошло местных как колонистов, так и их подопечных канаков. Интернационал впечатлял. Тут были и чукчи с коряками, из тех что первыми встали рядом со мной; русские, алеуты, саньки.
Баркасы подвозили кирпич, доски, пушки, бочки с припасами. С помощью местных наши строители наскоро выровняли площадку у входа в гавань, и вскоре уже каменщики выкладывали фундамент. Собственно из кирпича и местного камня соорудили только основу фронтальные и поперечные стенки, которые засыпали грунтом. Получалась низкая, но широкая стена с позициями на ней для пушек, стрелков, наблюдателей.
Здесь нам не требовалась особо сложная фортификационная архитектура. Вроде рвов, эскарпов, бастионов и равелинов. Для обороны от дикарей годился простейший форт, фактически открытая батарея на возвышении, место, с какого можно вести огонь по акватории и берегу. Лишь со стороны суши гарнизон прикрывал парапет с неким подобие зубцов и бойниц. А к тому времени, когда сюда пожалуют европейцы с серьезным вооружением, мы придумаем ещё что-нибудь.
Внутри форта сооружались казармы, погреба, арсенал. Часть зданий возводилась из привезенных с собой дощатых щитов эту технологию мы уже опробовали в Калифорнии. Она позволяла поставить городок за пару дней, произведя впечатление на местных и предоставив кров своим. Но капитальные сооружения решили всё же делать из камня.
Одна бригада большими пилами проделывала в коралловых рифах проходы для лодок, расширяла фарватер, ведущий в гавань. Пильщикам приходилась стоять по грудь в воде и погружаться ради работы с головой. Затем в ход пускали рычаги. Выломанные куски шли на строительные блоки. Возможно для настоящей крепости они выглядели не слишком прочными, ядро превратило бы такие стены в груду щебня, но местному примитивному оружию они были не по зубам.
Примерно через неделю на строительные работы пришел посмотреть местный али. Он вышел из зарослей (не слишком густых чтобы называть их джунглями). Вождя, на котором была накидка, сопровождала дюжина воинов в пышных юбках. В разговоры с пришлыми ни вождь, ни его охрана не вступали, но кое-кого из местных наших работников расспросили. Через некоторое время отряд убрался обратно вглубь острова, а местные сразу же доложили нам, что это был али Вэйпио.
А Каха хан не спешит, что-то, задумчиво проворчал Степанов. Как бы чего дурного не надумал. За крепосцу опасаюсь, там наших осталось человек десять.
Схожу по-быстрому на лодке, узнаю, сказал я.
Степанов покачал головой, но возражать не стал.
Разумеется, я не собирался обходить остров на вёслах, на что мог уйти целый день или больше, а сделав несколько мощных гребков, предпринял молниеносный бросок до устья Ваймеа.
Дежурство в бухточке продолжалось, хотя человек был мне незнаком. Но во всяком случае это был русский.
Как тут у вас? спросил я. Каха хан не беспокоит?
Нет. Тихо, ответил колонист.
Мы на всякий случай притопили лодку и я поднялся вдоль речки к крепости. Там все тоже оказалось в порядке. На хозяйстве остался большерецкий письмоводитель Спиридон, а Фёкла на всякий случай приглядывал за ним. Отдав клерку письмо Степанова, я сказал, что заберу ответ завтра, а сам отправился в гости к Петале.
Дочка на этот раз не спала. Я подарил ей шелковый платок и медный браслет с чеканкой. Здесь и женщины и мужчины носили браслеты на руках и лодыжках. Но медный выглядел необычным.
Девочка убежала, а я, развернув второй платок, повернулся к Петале. Сперва я повязал платок ей на голову, но сразу понял, что вышло карикатурно. Тогда я снял её юбку из местной грубоватой ткани и повязал шёлк на бёдра.
В общем-то мне не следовало бы привыкать к женщине. Но не мог же я вернуться на южный берег через несколько часов после отплытия? Да и выспаться давно не мешало.
Отступление II. Бенгалия
Они прошли Малаккский пролив, избежав внимания голландцев, бурь и пиратов, но затем потеряли ориентировку. Бенгальский залив встретил их спокойной погодой. Ураганы покинули море, переместились вглубь материка. Там, далеко на севере по ночам сверкали молнии. А на побережье ветер стих, и всё чаще пространство накрывало туманом или мелким тёплым дождем. Более двух недель Яшка не мог провести обсервацию, а шхуны отводил подальше от незнакомого берега, чтобы не налететь на мель.