Сергей выпил свой стакан залпом, но пить все равно хотелось.
Налей-ка еще. Попросил он Валеру.
Что, после первой не закусываешь? Митрохин налил ему полный стакан. Скоро пойдем обедать. Я приметил в нашей кафешке вкусный компот. Уж лучше, чем просто воду глушить.
Подождите с обедом, скоро вызовут на награждения. Предупредила Надя.
И как бы в подтверждение её слов по стадиону объявили, что призеров в беге на двухсот метровке приглашают в секретариат.
Пока ребята, спасибо за воду. Подольская убежала получать свою золотую медаль.
Что это наша королева спринта решила удостоить тебя своим вниманием? Удивленно спросил Валера, присаживаясь рядом с Сергеем.
Понятия не имею.
Она же никого и никогда не замечает. Всегда ходит с таким видом, будто у нее на голове корона, царапающая ступни бога.
Ну, насчет короны, я как-то не заметил. Сергей пожал плечами и поморщился от боли.
Болит плечо? Спросил Валера.
Сергей кивнул.
Я понял. Продолжал Валера. Ты у нас теперь тоже чемпион. Поэтому она признала тебя за равного. Но ты ей скажи, как чемпион чемпиону пусть все же снимет корону, пока она не врезалась ей в мозги.
Далась тебе её корона. Мне как-то все равно. Сергей вздохнул. Никак не приду в себя. Даже мутить начало. Пить хочется, а про еду и думать не могу.
Держи! Валера протянул ему вторую бутылку.
Сергей налил себе еще стакан воды.
О, смотри! Валера указал рукой на поле. По-моему, Гусь вышел на первое место. Видишь, куда он зашвырнул свою железяку.
Сергей посмотрел на поле. У Гусева, действительно была удачная попытка, и вероятно, он переместился на первое место.
Тем временем, на футбольном поле перед центральной трибуной, установили пьедестал. Заиграл марш и началась церемония награждения. За пьедесталом остановилась тройка призеров. Начали объявлять фамилии. Когда подошла очередь Подольской, она запрыгнула на пьедестал с таким привычным видом, как будто делала это каждый день. Получив медаль и диплом, она подняла обе руки и помахала ребятам из команды, сидящим на трибуне.
Вскоре и Сергея вызвали на награждение. Стоя на вершине пьедестала он не ощутил особого восторга, хотя еще совсем недавно был уверен, что, выиграв финал будет безмерно счастлив. Себе он объяснил это тем, что совершенно вымотался. Финальный забег отнял у него всю энергию, на которую он был способен.
Взглянув на трибуну, он увидел Берковского, который вытянул вперед руку, показывая ему поднятый вверх большой палец. Тогда и Сергей поднял над головой свою золотую медаль, чтобы тренер смог ее лучше рассмотреть.
Зайдя в раздевалку, он разделся, стал под душ и открыл кран. Прохладная струи потекли по разгоряченному телу, смывая с него усталость. Как приятно после напряжённого бега стоять вот так, расслабившись, под потоком воды и знать, что все волнения сегодняшнего дня остались позади. Кровь, гонимая уверенными ударами сердца, стремительно неслась по жилам. Он глубоко вздохнул, закрыл кран и вытерся полотенцем.
***
Через пол часа Митрохин, Гусев и Гурович сидели в кафе за столиком. Перед Сергеем стояли несколько пустых стаканов из-под компота. А сидящий напротив него Гусев с удовольствием уплетал уже второй шницель. Сергей отдал ему свой, так как после напряженного бега все еще не пришел в себя и есть не мог. Гусев же, выигравший метание молота, был очень доволен и голоден. На предложение Гуровича съесть и его порцию, тот удивленно на него посмотрел, но отказываться не стал.
У богатых свои причуды. Пробурчал Гусев, придвигая к себе вторую тарелку.
Ты бы все же немного поел. Скоро кафе закроется, а за наши талоны поесть больше негде. Придётся покупать за наличные. Валера пытался уговорить Сергея.
В крайнем случае куплю что-нибудь. А пока не могу даже смотреть, как Витек уплетает.
Аж за ушами трещит. Пошутил Валера. Да Витек?
Тот ничего не ответил, так как приканчивал шницель Сергея и с полным ртом говорить не мог. А его рука уже тянулась ко второму стакану сметаны. Сергей отломал кусочек печенья и бросил его в направлении Гусева. Печенье угодило прямо в стакан.
Вот блин! И как ты смог так точно промахнуться? Рассмеялся Валера.
Гусев доел шницель и ложечкой подковырнул упавшее в стакан печенье.
Это что, добавка к сметане? Благодарю. И отправил печенье к себе в рот.
Ну ты и обжора! Весело возмутился Митрохин.
Хороший аппетит признак хорошего здоровья. Гусев вытер рот салфеткой. А метателям хороший аппетит просто необходим, чтобы наращивать массу. Потому как без массы в секторе для метания делать нечего. Do you understand?
Yes, of course! В тон ему ответил Митрохин.
Если ты заправился, давайте уже пойдем. Предложил Сергей. Не могу смотреть на этот праздник обжорства. Он кивнул в сторону Гусева.
Я готов. Гусев погладил себя по животу.
Они встали и вышли на улицу.
Ну что? В гостиницу? Спросил Валера.
Вы идите, а я посижу возле моря. Подышу свежим воздухом. Может мне полегчает. Сказал Сергей.
Смотри, чтоб какая-нибудь русалка тебя в море не утащила. Пошутил Валера.
Только не надо переживать. Я выплыву. С усталой улыбкой на лице ответил Сергей.
Ну ладно, пока. Валера махнул рукой. Пошли Витек.
***
Сергей вышел на широкую набережную. Курортный сезон еще не начался и людей здесь было относительно немного. Стоял прекрасный весенний день. Высоко над улицей, идущей от стадиона к гостинице «Ореанда», зеленели горы. В небе, над синью моря, плыли белые, похожие на барашков, облака. От дождя, прошедшего ночью, не осталось и следа, и на набережной пахло свежестью и прохладой. Ветер играл верхушками пальм. Отсюда открывался чудесный вид на все побережье, где вдалеке прибрежные скалы таяли в легкой дымке тумана. А совсем рядом, в порту, у причала стоял белоснежный круизный теплоход.
Он сел на скамейку возле парапета. Море штормило. Волны с ревом мчались к берегу, напоминая злобных зверей, грозящих снести все на своем пути. Они с грохотом, напоминавшим артиллерийскую канонаду, яростно бросались на узкую полоску пляжа, шурша мелкими камешками, смывая гальку. Но катясь по берегу, быстро теряли свою силу и добравшись до гранитного парапета превращались в подобие маленьких домашних собачонок, дружелюбно виляющих хвостиками.
Свежий ветер доносил до Сергея водяную пыль и запах моря. Здесь, в Крыму, воздух был каким-то особенным. Он вдыхал этот воздух полной грудью и никак не мог им надышаться. Сергей чувствовал, как постепенно к нему возвращаются силы, отнятые напряженным бегом, уходит головная боль, а на смену ей, с каждым новым вдохом, приходит привычное ощущение бодрости и легкости, к которым примешивалась тихая, обращенная в себя, спокойная радость победы. Он смотрел на морской прибой, слушал глухой рокот волн, и ему вспомнилось то море, которое он увидел первый раз в жизни. Он мысленно перенесся на три года назад.
II
Трамвай остановился на окраине Одессы.
Шестнадцатая станция! Объявила кондуктор.
Мужчина с небольшим чемоданчиком и щуплый подросток лет четырнадцати, вышли из трамвая.
Ну вот. Мы почти на месте. Сказал мужчина, обращаясь к мальчику. Твой санаторий в квартале отсюда.
Пап! А давай сначала посмотрим море. Хочется увидеть какое оно. Попросил подросток.
Конечно, посмотрим, Сережа. Давай прямо сейчас к нему и пойдем.
Они перешли трамвайные пути и пошли по дороге. Сначала она была асфальтированной, а затем превратилась в накатанную колею, ведущую к обрыву, перед которым начинался достаточно широкий и крутой спуск. А затем, метрах в пятидесяти, чуть внизу, сразу открылась огромная морская гладь. Сережа на мгновение замер от неожиданности. У него перехватило дыхание от восторга.
Море у берега было желтовато-зеленое. Сквозь прозрачную воду виднелось песчаное дно. Дальше от берега вода становилась более насыщенного зеленого цвета, плавно переходя к лазурному, а затем голубому. И уже совсем вдалеке, была совершенно синей.
Сережа сбежал по спуску вниз и остановился у самой кромки воды. Над морем кружились чайки и мягкий шум слабого прибоя дополнял их крики. В вышине ярко сияло солнце, под ногами шуршал теплый песок. А там, далеко, у самого горизонта, где море сливалось с небом, медленно плыл белый пароход.
Сняв обувь и подкатив штанины брюк, он зашел в воду. В летнюю жару приятно было ощутить морскую прохладу. Сережа опустил ладони в воду, затем мокрыми руками провел по лицу. Он почувствовал запах йода, а на губах остался привкус соли.
Он всматривался в морскую даль, и ему казалось, что где-то в морских глубинах притаился Посейдон, бог моря, такой игривый и ласковый в минуты спокойствия и такой свирепый и неукротимый в своем гневе, когда он рушит мачты, крепкую обшивку кораблей и одним движением бросает их на таящиеся под водой мели или острозубые скалы.
В его воображении возникали и исчезали образы героев из прочитанных книг о морских приключениях. То это был юный Дик Сэнд на Пилигриме, или бесстрашный капитан Блад, на Арабелле. То он представлял, идущую под всеми парусами, яхту Дункан или всплывший на морскую поверхность Наутилус с капитаном Немо.
***
Он был совсем маленьким ребенком, когда началось дело врачей и разнузданная антисемитская компания, которая переросла в борьбу с «безродными космополитами». Ходили упорные слухи о том, что вскоре всех евреев выселят в Сибирь. А там для них уже построены бараки, обнесенные колючей проволокой. Уже был убит в Минске Михоэлс, уже были расстреляны активисты «еврейского антифашистского комитета», уже были арестованы ведущие медики страны, профессора с еврейскими фамилиями.
А отец Сергея в это время работал председателем большого колхоза и был единственным евреем среди колхозных руководителей. Почти каждый вечер, вернувшись домой, отец рассказывал матери о том, как ночью к кому-то приезжала машина, а наутро оказывалось, что человек просто исчез неизвестно куда. Впрочем, куда он исчезал, люди догадывались очень хорошо, но боязнь за себя и свои семьи заставлял их держать язык за зубами. Вокруг царила нервозная тяжелая атмосфера. Страх и подозрительность витали в воздухе. По ночам, заслышав звук автомобильного мотора, мать моментально просыпалась и бежала к окну. Убедившись, что машина проехала мимо, долго сидела в холодном поту, боясь прилечь.
Отец держался более сдержано, но и он, фронтовик, всю войну ходивший под пулями, нервничал. Лицо его стало серым и напряжение чувствовалось в каждом движении. Он постоянно ждал ареста, хотя и не представлял за что его могут арестовать. Ждал, когда закончится его обычная жизнь и он окажется за решеткой по надуманному обвинению. И только много лет спустя Сергею стало известно, каким образом отцу посчастливилось избежать ареста.
Случилось это в начале марта 1953 года, в конце рабочей недели, когда его срочно вызвал к себе секретарь райкома партии. Закрыв дверь кабинета на ключ, он вернулся к столу и вынув из папки с грифом «входящие документы» листок, протянул его отцу. Это был ордер на его арест. Молча прочтя бумагу, отец положил ее на стол.
И в чем же меня обвиняют?
Ты же знаешь был бы человек, а в чем его обвинить всегда можно придумать. Секретарь положил ордер на место и захлопнул папку. Затем, сев в свое кресло, продолжил.
Я тебя знаю уже несколько лет. И только с лучшей стороны. За это время ты сумел вывести свой колхоз в передовые. Стал бы враг народа такое делать? Задал он риторический вопрос и сам же ответил. Конечно нет. А этот ордер еще одна очередная ошибка. Но разбираться никто не будет. У них есть план, и они выполняют указания сверху. Он вздохнул. Сколько людей пострадало безвинно.
Ну а мне то теперь, что делать? Спросил отец.
Что делать, что делать? Секретарь забарабанил пальцами по столу. Отменить ордер я не могу. Ты же понимаешь это не в моей власти. Он задумался. Затем решительным голосом произнес.
Значит, сделаем так. Сегодня суббота. Я могу сослаться на то, что был занят и не успел просмотреть входящую почту. Завтра воскресенье выходной. Но в понедельник я обязан буду реагировать, иначе и на меня придёт такая же бумага. Он указал на папку, лежащую на столе. Так что у тебя есть сегодняшний вечер и все воскресенье. Если до утра в понедельник ты еще будешь в колхозе, то ареста тебе не избежать. А как тебе поступать решай сам. Тут я тебе не советчик.
Из детских воспоминаний Сергей смутно помнил, как однажды отец рано вернулся домой и о чем-то долго говорил с матерью, усевшись на кухне за столом. Затем они достали какие-то чемоданы, баулы и начали складывать в них домашние вещи теплую одежду, постельные принадлежности, и всякую утварь. Сергею почему-то запомнилась стопка газет, в которые мать заворачивала посуду. Газеты были получены накануне и в каждой были фотографии Сталина, лежащего в гробу.
К вечеру, когда все уже было упаковано, отец куда-то ушел, а мать уложила Сережу спать. Но среди ночи далекий шум, нарушивший тишину погруженной в сон сельской улицы, разбудил его. Это был еще отдаленный, но странно знакомый шум. Сергей соскользнул с постели и пододвинув стул к окну, взобрался на него. Улица, едва различимая сквозь лиственный шатер деревьев, лежала темная и молчаливая под, тускло мерцавшим звездами, небесным куполом. Шум приближался и вскоре Сергей отчетливо услышал звуки работающего автомобильного мотора. Затем он увидел смутные очертания остановившейся возле их хаты дряхлой колхозной «полуторки», намотавшей на свои колеса не одну тысячу километров во время войны.
Двери кабины открылись и из нее появились две темные фигуры отца и колхозного шофера. Сережа хорошо его знал, потому что раньше тот часто приезжал к ним домой и отвозил отца в правление колхоза. Иногда он даже усаживал Сережу в кабину и катал его до околицы села. Но затем у отца появился колхозный мотоцикл, и «полуторка» перестала приезжать. И вот снова старый автомобиль остановился у их хаты.
Обе фигуры постояли у калитки, что-то обсуждая приглушенными голосами, а затем направились к дому. Звякнула щеколда и Сергей отчетливо услышал, как отец сказал матери.
Собирай Сережу, а мы пока погрузим вещи в машину.
В детское сознание Сергея врезалось, как его, полусонного, вместе с матерью, усадили в кабину, как они ночью тряслись в этой «полуторке» на ухабах раскисших мартовских дорог, как машина окончательно застряла в какой-то непролазной грязи, и шофер пошел в ближайшую деревню, в надежде раздобыть трактор. Как под утро, наконец, приехал трактор и вытащил их «полуторку» на сухой участок дороги, и они опять тронулись в путь. Что было дальше, Сергей уже не помнил, потому что крепко заснул на руках у матери. А когда проснулся, то они уже были в Днепровске, в квартире его тетки. Та снимала маленькую комнатку с кухней, в темном и сыром полуподвале. В комнате, под потолком, было небольшое окошко. Но кроме мелькания ног прохожих из него ничего нельзя было разглядеть. Кухня же была совсем без окон и к тому же микроскопических размеров.
А отец, отправив семью в город, в воскресенье сдал все дела своему заместителю и ночью просто исчез из села, оставив хату и все что в ней было на произвол судьбы. Вряд ли это бегство спасло бы их от вездесущих чекистов. Но Сталин уже был мертв и вскоре дело врачей рассыпалось, а евреев, на какое-то время, оставили в покое.