Разогнавшись вместе с роем отчаянных мыслей, Борис вдруг с размаху клюнул носом в плечо резко остановившегося Максима. Они пересекли лес наискосок и выбрались на разбитое асфальтовое шоссе, ведущее напрямик к зачумленному «Огоньку», в сотне метров впереди ворота были снесены напрочь и валялись, искореженные и засыпаемые листьями, посреди дороги. Но не на них был устремлен потрясенный взгляд старого солдата он смотрел дальше, туда, где виднелся темный силуэт конусовидной башенки мелкого особнячка с каменным низом и деревянным мореным верхом. Что-то неправильное было в ее очертаниях но легкая близорукость мешала Борису разглядеть нервирующий недочет. Максим беззвучно, тише шепота, выматерился, словно ему отдавили ногу на похоронах.
Не понял, выбравшись из-за его плеча, Борис изо всех сил вглядывался вдаль.
Ты что не не видишь голос Макса сорвался, он судорожно сглотнул. Вот что это была за дезинфекция Утилизация Ур-роды С гарантией продезинфицировали цедил он сквозь стиснутые зубы; желваки перекатывались под кожей на челюстях, будто мышки бегали под одеялом.
И Борис, наконец, увидел. Увидел, что от башенки остался только металлический каркас, облепленный уродливыми кусками уцелевшего рубероида, а деревья, десятилетиями смирно стоявшие вокруг, почернели и скрючились, лишенные листвы. Садоводство было профессионально сожжено дотла огнеметами и напоминало место массовой казни средневековых ведьм когда нарядная толпа, отулюлюкав, уже разошлась, а стервятники разного рода, еще невидимые, со всех сторон примериваются к добыче, вздрагивая сложенными до поры крылами
* * *
Нужно найти что-то, что объединит нас всех. Хотя бы иллюзорно. Иначе очень скоро мы превратимся в Даже страшно сказать, в кого, после долгого тяжелого молчания сказала вдруг Оля Большая.
А что мы это еще не нашли? с вызовом спросила Татьяна. Кажется, нам очень хорошо известно, что именно нас объединяет.
Ну, нас-то троих объединяет еще кое-что: принадлежность к женскому полу, а значит, и готовность, например, принимать роды, миролюбиво заметила Маша. Кто-нибудь представляет, как это вообще делается?
За железным кухонным столом после общего скудного обеда остались три измученные женщины: Татьяна, только что криком сумевшая загнать детей в комнату доигрывать последние игры на почти разрядившихся гаджетах; Маша, которая решительно отделилась от единолично оккупировавшего хороший сухой кабинет Бориса и жила теперь одна в закутке у умывальной комнаты, зато там стояла узкая коленкоровая кушетка; и Оля, после короткого шока от потери выстраданной когда-то вместе с родителями дачи еще теснее слепившаяся с мужем, что служило теперь единственным, но драгоценным утешением.
Только что ими были безжалостно подведены реалистичные итоги и брошен робкий взгляд в угрожающе нависшее будущее: ни то, ни другое не несло в себе ни малейшего повода для оптимизма. Припасы еще держались, но уже виден был их скорый конец хорошо хоть не приходилось экономить колодезную воду, регулярно доставляемую Максимом в канистрах на его уцелевшем джипе. Еще хуже дела обстояли с боевым духом, индекс которого упал до отрицательных цифр: после шквала проклятий, отчаянья и горя, пронесшегося в застойном воздухе бункера сразу после страшной вести, принесенной оглушенными разведчиками, наступил период злокачественного опустошения душ. Подавленное молчание царило в почти абсолютно темном подземелье, освещавшемся только редкими яркими окошками телефонов и планшетов; заряд пауэрбанков неумолимо близился к концу, ставя быстро опускающихся сидельцев перед необходимостью снаряжения новой экспедиции на единственную доступную бензоколонку, работавшую на трассе внутри кольца оцепления. И экспедиция в составе трех человек владельца машины Макса, буквально выдравшейся из мертвой хватки детских ручек бухгалтера Татьяны и спокойно-деловитого Станислава, отбыла, окрыленная надеждой, и вернулась полностью обескураженная. Бензоколонка оказалась бездействующей, полностью разоренной и обесточенной единственным трофеем сталкеров стала полураздавленная пачка дешевого печенья, подобранная с угаженного варварами пола И недалекая перспектива остаться заточенными в полной, кромешной, ничем не разбавленной тьме встала перед незадачливыми членами коммуны во весь свой завидный рост. Только антикварной керосиновой лампе с обширным набором запасных фитилей доброму дару чьего-то старого дома, предстояло вскоре оказаться единственным источником слабого света, позволявшего каждому развеять дремучий ужас слепоты В комнатах люди лежали, в основном, на столах и сдвинутых стульях, укрываясь всем имеющимся в распоряжении тряпьем, а два относительно удобных дивана были отданы самым слабым Оленьке и Катюше, имевшим неоспоримое право на эту значительную в сложившейся ситуации привилегию Поначалу случавшиеся горячие споры за столом, сбивчивые предположения о будущем постепенно затихли, когда все возможные доводы были многократно исчерпаны. Одно представлялось несомненным: надо всеми ними, как нож гильотины над головой французского аристократа, висела опасность заражения смертельной болезнью друг от друга и по сравнению с этой бедой все другое отступало за несущественностью
Все мы рожали и прекрасно примем роды, если они, конечно, чем-нибудь не осложнятся Не дай Бог кровотечение, отслойка плаценты это, конечно, песец Тут мы ничего не сделаем. Но будем верить, что обойдется. Она, хоть и подавлена сейчас всем происходящим, но, в целом, здоровенная бабища. Родит, куда денется, вдруг спокойно сказала интеллигентная Оля-литературовед. Нам надо думать, как самим тут не свихнуться и друг другу горло не перекусить.
Таня и Маша с изумлением воззрились на специалиста, непринужденно оперировавшего родными и понятными всем народными выражениями.
А Оля тайно удивилась сама себе раньше даже в мыслях она жестко отфильтровывала просторечия и жаргонизмы, всегда ощущая некий надетый еще в детстве строгий ошейник. Она всю жизнь была «хорошая девочка»-почти-отличница: с первого по выпускной класс жизнь ей отравляла только ненавистная математика. А в остальном все было прекрасно даже слишком: родители ее обожали, учителя достались психически здоровые, серьезные болезни упорно обходили стороной, страсти тоже удачно миновали ее, и первая любовь стала единственной, а брак счастливым; профессия далась легко, в трудовой книжке значилось только одно место работы; она обошлась единственными родами, за раз получив двоих разнополых детей «королевскую пару», так что дальше можно было уже не стараться, и дети особо не дурили, не болели и не преподносили сюрпризов. Оглядываясь на свои мирно прожитые пятьдесят с коротким хвостиком лет, Ольга с холодком удивления понимала, что ей, по сути, и вспомнить-то нечего: вставали в прохладной памяти умилительные пастельные картинки, всегда пыльно-солнечные: летний завтрак в родительской семье на дачной веранде с ломящимися в окна бело-розово-фиолетовыми гроздьями; кружевное свадебное платье с таким широким кринолином, что смущенный жених едва дотянулся до руки суженой в загсе, чтобы надеть ей обручальное кольцо, а когда предложили поцеловаться, вышла смешная неразбериха; два белых кулька размером чуть больше батонов, один с розовой лентой, а другой с голубой, на руках у того же невысокого молодого мужчины, но теперь мужа и отца; крутые локоны дочери и смешной ежик сына, весело бегущих в первый класс вполне себе приличной гимназии, где трудился их папа; несложная работа среди милых и добрых книг Самые яркие и острые воспоминания оказались только о том, что обрушилось в последние месяцы: внезапно исчезнувшие в недрах разных «утилизаторов» еще вчера вполне благополучные дети, жуткое молчание телефонов, иссиня-серое лицо увозимой чумной машиной доброй соседки, черная дыра советского бункера, засосавшая ее так неожиданно и неотвратимо Ольга знала из тысяч прочитанных книг, что в таких случаях спастись можно только одним способом: пока есть силы а их неожиданно оказалось немало, словно душа распечатала нерастраченный за долгие годы запас, держаться самой и поддерживать других, а там что Бог даст. Ведь эта чума не первая и не последняя, и всегда были люди, находившие в себе силы не сдаться и победить. Писал же о таких, наверняка, с натуры семьсот лет назад бессмертный Боккаччо, за которого и теперь хватаются некоторые в минуты гибельного отчаянья
Да, Боккаччо, славный, добрый итальянец Однажды Олина бабушка вдруг заметила ее патологическое увлечение Библиотекой Всемирной Литературы и подошла поинтересоваться, чем так занята внучка, перешедшая в пятый класс. Заглянула в книгу и ахнула Потом спохватилась: «Этого тебе читать нельзя Направление не то, и, желая смягчить впечатление: Сейчас я найду тебе интересную книгу сама ею в детстве зачитывалась!». «Декамерон» был немедленно отобран, упрятан в родную суперобложку и водворен на место, а взамен она сразу же выдала Оле «Витязя в тигровой шкуре».
Ах, Руставели, Руставели! «Что отдал, то твое!» как же она, одиннадцати лет, запросто отдала его, даже не читая! Ни на минуту не задумавшись, девчонка мгновенно поменяла местами суперобложки: «Витязя», одетого в новую шкуру, затолкала обратно в шкаф, а его, тигровую, благополучно напялила на «Декамерон» и сразу же углубилась в потрясающее чтение, от которого пылали щеки.
Бабушка наблюдала за ней с умилением: вот какой удачный педагогический подход она сразу нашла к девочке! Своим прямым, честным и бесхитростным сердцем она не могла почуять бездну коварства в пухленькой беленькой отроковице, и даже в голову ей не пришло проверить а та ли книга, любовно ею подобранная, ночует на подушке у спутанной головки внучки!
Это единственное детское Олино коварство было отмщено спустя лет десять, когда она уже училась на филфаке. Дело в том, что «Витязя в тигровой шкуре» она в жизни так и не осилила уж больно сентиментален. Но на экзамене по литературе народов СССР из билета улыбнулся ей именно он, Руставели, и пришлось просить переменить билет Зато веселые истории Боккаччо она помнила до сего дня.
Ольга встрепенулась:
А я знаю, что делать. Надо каждый вечер после ужина не отпускать всех терзаться поодиночке и терзать друг друга, а оставаться здесь, при свете, и рассказывать что-нибудь. На заданную тему. Пусть каждый день будет новый распорядитель, назначаемый предыдущим. И этот распорядитель задаст тему на свой день чтобы было, о чем думать, кроме чумы
Старо, сморщилась начитанная Татьяна. Этой идее семьсот лет. Придумай что-нибудь новенькое.
Раз в Средние века помогало, то и сейчас поможет, почему нет, рассудительно отозвалась Маша. Да и Катюшу это, может, как-нибудь выведет из депрессии В любом случае, рассказывать истории лучше, чем предаваться отчаянью, страхам и самоедству Попробуйте, предложите всем за ужином
И выслушайте, как мужики и особенно Макс да и Борис, пожалуй пошлют вас на три буквы, добавила безжалостная бухгалтерша.
* * *
Поразительно, но Олю Большую не послали возможно, из-за того, что она продолжала исправно готовить сносную пищу из все более и более скудного набора продуктов, или просто из уважения к ее неоспоримой учености: Станислав давно еще позаботился, чтобы все узнали об Олиной кандидатской степени. Предполагаемый гонитель всяческих интеллигентских вывертов Максим, наоборот, вдруг бурно встал на ее сторону, как только увидел, что Катюша отреагировала на внесенное предложение чахлой улыбкой и слабым кивком. Дети, у которых остался один на двоих угасающий, как больной чахоткой, игровой планшет, который они ночью поочередно выкрадывали друг у друга из-под подушки, выразили откровенную радость; даже Борис снисходительно пожал плечами, раздумчиво приподняв бровь, а старик Соломоныч тот и вовсе загорелся было прямо сейчас начать какой-то, видимо, давно распиравший его интересный рассказ. Инициативная группа быстро определила нехитрые правила, перенятые у добряка Боккаччо, и, поскольку Ольга являлась несомненным вдохновителем всей этой не лезущей в третье тысячелетье затеи, то именно она была немедленно и единогласно назначена распорядительницей первого дня.
После бурного обсуждения проекта воцарилась ожидающая тишина, и в ней мирно и шутливо заговорила вновь избранная Королева Ольга:
Не знаю, какие темы будете потом предлагать вы, дорогие мои временные подданные, но, исходя из того положения, в котором все мы, того не желая, сейчас оказались, я вижу для себя только одну тему на завтра: пусть это будут истории обязательно с хорошим концом. Сами понимаете, почему. А сейчас я распускаю вас на отдых в ваши покои! и, слегка склонившись к трепетно внимавшему ей Максу, она добавила, понизив голос до шепота: По-человечески прошу: про Чечню и прочие ужасы ни слова. Пусть Катя их уже не раз слышала но лучше не пугать детей: они и без того напуганы. И окончательно не деморализовать женщин И Борису этому объясни доходчиво. А то никто не знает, чего от него ждать.
Макс бросил на нее удивленный взгляд в смысле, о чем же иначе рассказывать-то! но призадумался, не сказал ничего.
Просто о жизни, тихо подсказала Маша. Ведь была же когда-то простая человеческая жизнь. Без войны и чумы
Все стали подниматься, задвигались почти так же, как и всегда после общего мрачного ужина, но не совсем так. Словно какой-то слабенький лучик пробежался по скорбным силуэтам отчаявшихся людей, и хоть чуть-чуть но распрямились опущенные плечи, на некоторых лицах появились тайные проблески несмелых улыбок. Каждый невольно вспомнил какой-то день, когда все шло и шло плохо и вдруг исправилось, будто солнце выглянуло Никто не изъявлял открытого нетерпения, но в душе почти все они ждали, когда придет их однообразно беспросветное утро и принесет с собой нечто удивительное
Первый день Декамерона,
в который рассказываются истории с хорошим концом.
Но до ужина оставалось еще много времени, а днем в трудный путь отправилась еще одна экспедиция, вдохновленная на этот раз хозяйственным стариком Соломонычем, который со временем перестал напоминать жалкий узел мягкой рухляди, погруженный неделю назад в «спасательную» машину на лету, благодаря минутному приступу человеколюбия Максима. Его приодели в чьи-то запасные брюки и свитер, выделили ему лишнюю куртку, нашли даже зубную щетку и одноразовую бритву. Взамен он старательно колдовал в единственном более или менее светлом помещении спартанской кухне, где командовала деликатная, но твердая Оля Большая. Поначалу она доверяла ему, в основном, вскрывать консервы, чистить овощи и накрывать на стол (посуду каждый мыл за собой сам), ревниво оберегая от посторонних рук творческий процесс приготовления трапезы, но потом, исподтишка наблюдая за стариком, с удивлением обнаружила, что он очень ровными, необычными и исключительно красивыми ломтиками режет картошку, и это тоже стало его добровольной обязанностью. Он же подсказал «Олечке», что, жаря сей прозаический продукт, солить его нужно только в самом конце, чтобы картошечка вышла хрустящая. Виртуозом Соломоныч оказался и в деле приготовления грибов: с помощью соли, сахара, уксуса и нехитрых специй, прихваченных Татьяной, он обеспечивал подземную колонию такими необычными деликатесами, что удовлетворенно крякал и одобрительно качал головой даже вернувшийся к старому доброму антисемитизму Максим.
Ваша жена, наверно, хорошо готовила, Марк Соломонович? глядя, как артистично он выкладывает на огромную сковороду идеальную соломку из картофеля, спросила между делом Оля из обычной вежливости, не рассчитывая ни на какие подробные объяснения.
Которая? Первая или вторая? высоким надтреснутым голосом ответил старец. Первая моя жена, Жанночка, не умела готовить совсем, да и вообще на все в этой жизни плевала, в том числе и на меня. Вторую звали Ася, она была красавица, и готовила просто божественно. Она меня любила и родила мне двоих детей. Только вот однажды я понял, что не люблю ее. Вот так вот, просто, знаете ли, в один день. Я застрял в командировке, она соскучилась по мне и приехала с детьми. Они тогда были еще маленькие, шести и семи лет. Это сейчас им сорок восемь и сорок девять. А тогда было шесть и семь. Так вот, я все перепутал, и встречал их на станции не у того вагона и они увидели меня первыми. Дети кричат: «Папа!», Асенька кричит: «Марик!» и все бегут ко мне. Стояла, знаете, зима, очень белый снег и очень синее небо, и поезд тоже очень яркий, оранжевый. Я раскрываю объятья им навстречу и вдруг понимаю, что все это ненастоящее, а как нарисованное Такая, знаете, картинка с обложки журнала для семейного чтения. Счастливый муж и отец встречает счастливую жену и счастливых детей на вокзале. В этот момент я понял, что не люблю и не любил ни Асю, ни детей, и что семья у нас не настоящая, а идеально на нее похожая Вот как эти изумруды у вас в ушах, Олечка. Они не натуральные, а гидротермальные. Я это вижу, я в этом разбираюсь. Это значит, что они по строению и внешнему виду точно такие же, как те, которые раньше находили только в копях. Индийских, например. Но эти не из копей, а из специальной печи. Нет, они не поддельные. Они точно такие же внутри и внешне, как настоящие, только их делают тысячами и тысячами. А настоящий изумруд вы теперь не найдете. Или найдете, но за огромные деньги. И я понял, что таким изумрудом для меня была Жанночка. Глупая, вздорная женщина, которая мне изменяла и вытравливала моих детей. И не моих тоже. Это она настоящая «моя женщина», а не прекрасная Ася, которая меня обожала и была чудной матерью. Потому что тем натуральным изумрудом была для меня не Жанночка, а моя любовь к ней. А любовь, что ни говорите, а все-таки бывает в жизни одна. А все, что до и после, это, так сказать, гидротермальные камни Очень похоже Очень Но не то. Я не знаю, поймете ли вы меня Ну вот, теперь я ее хорошенько помешаю и заметьте, только сейчас убавляю огонь. Так делала, конечно, Ася, а я смотрел. Смотрел и думал: я ее не люблю, но картошка у нее вкусная.