Пап, тебе в школе нравился кто-нибудь? наседал на отца, когда тот оказывался в зоне доступа, личного доступа, персонального, без мамы и бабушки.
Нравился, буднично отвечал тот.
И что ты делал?
Звонил по телефону, молчал в трубку, как дурак, признавался отец. Но у тебя, вроде, никаких проблем быть не должно. Вы совсем другое поколение.
Не должно. Да. Лис соглашался, деланно кивал. И молча переваривал собственную несостоятельность.
Шестой класс. Седьмой. Будто кто-то чужой занял тело Лиса. Заставлял придумывать какие-то преграды и причины. Мучил. Он спокойно общался со всеми, кроме Докии. С ней чаще всего словно стопор находил, но изредка вселялся шут и хохмач, за которого после было неимоверно стыдно.
Когда класс Лиса пошел в восьмой, Докия стала провожать после уроков сестренку-первоклашку Анюту. Та ждала ее в продленке, сонная, мелкая, вечно чем-то недовольная, как капризный котенок. Лис наблюдал со стороны, потом незаметно пристраивался позади и шел следом, больше не слыша, а угадывая, что вот сестры играют в придуманный истории, вот в слова, вот еще в какие-то игры, в которые они и сами играли с Докией несколько лет назад.
А однажды, в начале декабря, когда стояла непривычно-слякотная для начала зимы погода: недозима-недоосень в класс постучалась учительница Анюты, извинилась и сообщила, что, похоже, первоклашка затемпературила и ее надо отвести домой. Докия сразу забеспокоилась, засобиралась. Лис же, словно придя в себя после длительного сна, вдруг тоже стал складывать учебники в рюкзак.
Стрельников, а ты куда? спросила Татьяна Максимовна, изогнув бровь упавшим навзничь знаком вопроса.
Вдруг на руках нести придется, пожал плечами Лис. Разве Евдокия донесет и портфель, и свою сумку, и сестренку? Если надо, я вернусь потом, пообещал, словно так и должно быть.
Да, конечно, хотелось бы, усмехнулась Татьяна Максимовна. Еще только третий урок вообще-то.
Хорошо, Лис кивнул и вперед Докии подошел к двери.
Анютку действительно пришлось нести на руках. Не то, чтобы она не могла идти, просто школьной медсестры на месте, как всегда, не оказалось, а девочка вся горела, как печка. Она прильнула к Лису и захныкала без слез.
Возьми себя в руки! приказала сестренке Докия, как однажды приказала Лису. Лялька что ли?
Анюта подобрала дрожащие губы и больше не хныкала. Но дрожала, Лис чувствовал. Или это его руки дрожали?
Докия терпеливо тащила его рюкзак, свою сумку и портфель сестренки. И говорила, что, наверняка, простуда из-за того, что Аня ела снег на балконе в тихую. Пугала, что сейчас позвонит маме. И врачу. Или, наоборот. И раз Анюта уже школьница, сладкие детские сиропчики ей не положены, будет глотать горькие лекарства за собственное непослушание.
За этими спокойными монотонными словами Лис угадывал беспокойство. Она словно не только сестренку успокаивала, но и себя. Играла роль, так, чтобы и самой в нее поверить: взрослой, старшей, здравомыслящей. И еще говорила, наверное, чтобы дать отмолчаться Лису.
Если надо, могу за таблетками сбегать, вклинился он в паузу.
Голос чуть-чуть сломался, ушел на фальцет, но в общем-то получилось довольно уверенно, по-мужски.
Так не знаю же еще что, не выписали. А «парацетамол» дома есть, буднично отказалась Докия. Спасибо тебе! поблагодарила у двери.
Уже почти закрыла дверь, но вспомнила, что не отдала его рюкзак:
Лис! протянула, улыбаясь какой-то совершенно новой обалденной улыбкой. Так и будешь туда-сюда ходить.
Солдат спит, служба идет, пошутил Лис.
Докия замерла, словно еще что-то хотела. Он тоже замер. И мир, казалось, превратился в стеклянный шар, внутри которого прячутся разноцветные лучики.
Доня, сиреной проныла Анюта, дует вообще-то!
Пока, Лис пришел в себя и, не оглядываясь, поскакал по лестницам, совершенно забыв про лифт.
После этого случая общаться с Докией стало легче. Возможно, не так, как в самом начале, иначе, но это лучше, чем ничего. Лис интересовался здоровьем ее сестренки. А когда та выздоровела, провожал их обеих домой.
Ты Донин кавалер? бесхитростно интересовалась Анюта.
Я ее, Лис ловил взгляд Докии, друг.
А мой? Тоже друг?
Тоже, соглашался он, внутренне посмеиваясь над тем, как удовлетворенно вздыхает девочка, как доверчиво прячет свою ладошку в его руку.
У нас дома только и разговоров о тебе! признавалась Докия. Аня отобрала у меня твои поделки из ракушек
Они еще живы? Лис невольно перебил ее от удивления.
Конечно, она пожала плечами, стоят на полке, глазеют.
У Лиса уже не глазели. Он все раздал, по родственникам и знакомым родителей. Все, кроме собачки с красной косичкой от шарфа. Правда, ее Лис убрал с глаз долой, в самый нижний ящик стола, куда с раннего детства складывал ненужную мелочевку, которая могла когда-нибудь пригодиться: фишки, куриные божки, маленькие шарики. Но не рассказывать же об этом Докии.
Лис начал потихоньку копить деньги, намереваясь сделать небольшой подарок на новый год сестрам Кисловым. Наверное, старшей подарит шарф, с легким намеком, младшей шоколадное яйцо с сюрпризом. Это ведь хорошо.
Но за неделю до конца четверти отец вернулся из командировки на пару дней раньше, возбужденный, непривычно громогласный, с целой сумкой деликатесов, тортом и огромным букетом.
Чего празднуем? поинтересовалась мама, сразу откладывая подальше то, что могло пригодиться на праздничное застолье, и на сейчас оставляя лишь скоропортящееся.
Ну, папа хитро прищурился, много чего. Начинать с большего или с меньшего?
Хорошо, что не с плохого или хорошего, но она все равно села на стул и насторожилась.
Лис, схвативший с тарелки пару кусочков колбасы, даже перестал жевать. Предчувствие кольнуло. Сначала неявно, будто неуверенно лизнувшая в руку псина. Но потом схватилось мертвой хваткой.
В общем, Королев подписал назначение. Я теперь исполнительный директор филиала!
Ох ты! Здорово! Мама даже взвизгнула. А ты даже ни намеком, ни словечком
Погоди! Папа победно улыбнулся. И мы переезжаем!
Лис поперхнулся и закашлялся. Пережеванная колбаса полетела во все стороны. Горло полыхнуло огнем, так, что ни вздохнуть, ни выдохнуть.
Когда он, наконец, пришел в норму, родители сидели напротив друг друга и молчали. Просто молчали. С напряженными спинами и взглядами. Мама теребила салфетку. Папа застыл.
Шутишь, да? Лис спросил, уже понимая, что это не так.
Не шучу.
В общем-то папа много не говорил. Рассказал в общих чертах про всякие приятности и возможности, про огромную квартиру там В перспективе вообще свой дом.
А с этой что будем делать? почти беззвучно спросила мама.
Продадим. Сдадим. Чего хочешь.
Он не спрашивал. Ставил перед фактом.
Лису казалось, что папу кто-то подменил. Что сейчас на кухне сидит его клон, инопланетянин из фантастического романа. И излагает невероятные вещи. С чего это они должны переезжать? Раньше папу не смущало, что мотается туда-сюда, ничего, находил время, приезжал. А у Лиса школа. Восьмой класс, в конце концов. Учителя, которые уже сложили свое мнение, иногда могут что-то спустить на вожжах, даже если Лис не дотягивает, поставить оценку авансом. Друзья. И Он даже себе говорил это с оглядкой, тайком Докия. Ведь он уже решил, что будет дарить ей на новый год! Деньги копил!
Нет. Никуда Лис не поедет. Родители, как хотят, конечно. Но, похоже, мама тоже не в восторге, смотрит растерянно, скрестила руки, жмется. У нее тоже работа, не у одного папы. Да, там мама не начальник, но разве в этом дело?
И бабушка здесь. Одну ее что ли оставлять?
Лис как-то совершенно забыл и про то, что вообще-то бабушка не одна, есть дядя Миша, бабушкин верный друг, есть две мамины родные сестры: тетя Вероника и тетя Алла со своими семьями. Да и вечное недовольство бабушкой, что она лезет, куда ее не просят, в стол, в шкаф, в душу
Ты думай, папа поджал губы и смотрел куда-то в сторону. Я-то все решил уже. Приступать со следующей недели, там аврал, вообще не новогодняя суета. Но мы уезжаем или вместе. Или я, у него чуть слышно дрогнул голос, на краткий миг выдал обертон, словно обнажая то, что спрятано внутри, один.
Меня не уволят без отработки, как-то жалостливо сказала вдруг мама. Да, и праздник же. У Лиса конец четверти.
Понимаю, папа кивнул.
Лис уже едва себя сдерживал. Ему хотелось кричать, как дикому зверенышу, выть. Да, что-происходит-то? Понимает он! Чего именно?
Но выдавил тихо:
А вариант, как раньше, не рассматривается? Обязательно все рвать?
Папа посмотрел прямо в глаза сыну. Долго. Серьезно. В самую глубину души.
Иногда надо, Лис. Я не смогу приезжать так часто, как мне бы хотелось. А когда редко рвется само.
Мама не спорила. Она опустила глаза и вздохнула. И как-то совершенно невольно вспомнились мамины телефонные разговоры с подругами, когда она жаловалась на то, что муж то ли есть, то ли нет, и секретные звонки, когда она уходила в ванную, включала воду и говорить старалась или односложно, или шепотом. И напряженность между родителями вспомнилась, когда они будто каждый раз заново привыкали друг к другу. За своими проблемами, а потом победами Лис как-то оставлял все это на втором плане, в качестве декорация к своей жизни.
Назавтра истерику закатила бабушка. Она вдруг картинно повалилась на диван, принялась открывать и закрывать рот, как рыба на суше, хвататься за сердце. Мама накапала ей сердечного.
Что это вообще за разговор такой? Срываться всем! У него работа! через несколько минут она уже с ненавистью смотрела на зятя, потом перевела взгляд на дочь. А у тебя не работа? У ребенка не школа! Город наш не город, конечно же, провинция гнилая! И люди здесь не те! Квартира, между прочим, дедушки моего мужа! Продавать ее надумали? Ты гвоздь сюда вбил?
Вбил, сухо ответил папа и ушел на балкон несмотря на то, что на улице стояла зима.
Лису стало вдруг стыдно. Бабушка несла какой-то бред. Тот самый, который едва не понес он, вчера. Да, и вообще, все это поведение: разве так себя должен вести взрослый человек?
Все уже решено, сказала мама. Не надо этого цирка.
Чего решено? бабушка нахмурилась, словно понять не могла, кто перед ней заговорил, мебель или живой человек. Нет, уж, вы свою жизнь можете ломать, как хотите! А внука я вам не отдам! Да, Елисеюшка? она непривычно засюсюкала, словно Лис оставался маленьким, дошкольником. Ты же останешься с бабушкой?
Лис помотал головой. И ушел. На улицу. Едва накинув куртку и впихнув ноги в ботинки. Шарф и шапка остались на вешалке. Но просто все эти события, все слова будто душили Лиса, не давали вздохнуть как следует. А на улице мороз, то, что надо.
Он побродил около подъезда. Набрал Докию, но сбросил, не дождавшись ответа. Пнул ледышку. Потом другую. Они отлетали, как шайбы у голкипера.
Лис обвел взглядом двор. Одинокие качели. Заснеженные кустарники. Коробка, летом футбольная, зимой хоккейная. Детский лабиринт и горка. Будет странно, наверное, однажды выглянуть в окно и увидеть совсем другое. Переступить через прежнюю жизнь, как через порог.
Лис так задумался, что не сразу понял, что в кармане куртки заливается телефон. На экране высвечивалась Докия.
Да? он и забыл, что набрал ее, а потом сбросил, поэтому вопрос прозвучал удивленно.
Звонил?
Мы уезжаем, сообщил довольно-таки буднично.
И Докия среагировала на тон:
На новый год? Круто же!
Насовсем.
Она повторила далеким эхом:
Насовсем, не вопросом.
И не пообещала, что придет провожать.
3
Докия оглядела купе, соседку остро пахнущую потом и пирожками толстушку среднего возраста и присела на свое место.
Девушка, у вас низ или верх? деловито поинтересовалась соседка.
«Начинается» мелькнула мысль, от которой стало одновременно и стыдно, и весело, и неудобно.
Низ, для иллюстрации Докия даже хлопнула по сидению.
Тогда мой Гришик сверху, ничего? толстушка беззаботно улыбнулась, даже не задумываясь о двусмысленности своего вопроса.
Докия невольно улыбнулась в ответ.
Ничего.
Минут через пять пришел Гришик: высоченный парень лет восемнадцати косая сажень в плечах, с ярко-голубыми глазищами и залихватскими вихрами затащивший в купе два огромных чемодана.
Мам? спросил низким басом, смущенно бросив взгляд на Докию.
Айда, ставь сюда, толстушка подскочила и открыла сиденье. Потом скомандовала: Лезь туда.
Мам, на этот раз в голосе послышался упрек.
Девушку я предупредила. Девушка все понимает. И не возражает, соседка подчеркнула последнее слово.
Гришик вздохнул. Глянул на Докию, прячущую смех за притворным кашлем. Видя, что парень все сомневается, она яростно закивала головой.
Он понурился, покраснел, и полез наверх. Покопошился там чего-то, а потом затих.
Обувь-то сними, запоздало присоветовала толстушка.
Мам, только огрызнулся Гришик.
Женщина коротко глянула на Докию, на сына, опять на Докию, хохотнул и махнула рукой.
Остолоп. Большой вымахал, а ума не нажил. Ничего, один поживет, оботрется, облупится, заговорщицки подмигнула девушке. Еду сдавать его.
Куда? удивилась Докия.
Так в общагу же. Устрою, чтобы все чин по чину, и домой. У меня, кроме него, еще трое. Сейчас с мужем и свекрухой остались. Чую, наведут порядков!
Мам! выказал недовольство Гришик.
Чего, мам! толстушка повысила голос, но беззлобно. Будто неправду говорю.
Докия отвернулась к окну, пряча улыбку. Скучать в дороге, похоже, не придется. Оставалось еще пустое место, но надежды, что соседка переключится на кого-то другого со своими «семейными историями» было мало.
Поезд тронулся. Соседка деловито разложила на столе провиант: пирожки, курицу, семечки. И кратко поведала, куда поступил Гришик (оказалось, что в тот же универ, где училась Докия, только она уже перешла на магистратуру, а парень только готовился грызть бакалавриат), что ее звать Ольга (можно без отчества, возраст ведь состояние души, а ей в душе всегда семнадцать, максимум двадцать пять), что на следующей станции к ним в купе присоединится дочка ее сестры Галина (дюже странная, хоть и умная, с заскоками и экстазами).
Трансами, лаконично поправил мать Гришик со своего места.
Слазь, давай, скомандовала Ольга. Кушать будем.
Мам, буркнул парень.
Судя по взгляду его матери, слезать он не собирался. Докия тоже перекусывать не захотела.
Так семки хоть грызи. Надо ж рот делом занять, с легким сожалением предложила Ольга и продолжила дальше рассказывать о себе и своей семье.
На следующей станции в купе вплыла Галина: очень высокая, белокожая и темноволосая, с томным взглядом, она могла сойти эталоном красоты в каком-нибудь семнадцатом-восемнадцатом веке. Сейчас же она бы показалась несовременной и какой-то несвоевременной, если так можно сказать о человеке. Лет ей было, наверное, к тридцати.
Галочка! обдала малиновым приветствием вошедшую Ольга. Гришик, поздоровайся с сестрой!
Привет, Галь, довольно равнодушно отозвался парень, едва выглянув со своей полки.
Галочка, ты садись. Я на ночь наверх переберусь, а ты тут, продолжала суетиться толстушка.
Теть Оль, неожиданно низким голосом отозвалась вновь прибывшая, я не немощная какая, сама наверху лягу, и легонько махнула рукой по слегка выпирающему животику.
Да она беременная! И заскоки и экстазы не помешали.
Докия словно смотрела очередную серию сериала. Вот и новый персонаж добавился со своей историей.
Галина кивнула девушке с легким вопросом в глазах, потом присела рядом с теткой, достала книгу и воткнула в нее немного островатый нос.
Перекусывать будешь? не унималась Ольга.
Галина вздохнула, на миг оторвалась от книги, достала из своей сумки влажные салфетки, вытерла руки и молча взяла теткин пирожок. А потом опять продолжила чтение.