Попробуй еще швырнуть в меня чем-нибудь и не доживешь до Палестины! Она слегка сдавливает ему горло.
Все по местам! командует Йозеф. Заканчивайте и выходите на улицу. Через пять минут начинается тренировка Циби, тебе нужно дополнительное время для освоения навыков по выпечке хлеба?
Отпустив Йоси, Циби встает по стойке смирно:
Нет, сэр, сколько бы времени я ни проводила на кухне, не замечаю никакого прогресса.
Пока она говорит, слышно, как по деревянному настилу импровизированной столовой чиркают ножки стульев, когда двадцать еврейских парней и девушек поспешно заканчивают трапезу, чтобы поскорее начать тренировку на воздухе.
Строясь в неровные шеренги, они встают по стойке смирно, когда к ним, широко улыбаясь, подходит их наставник Йозеф. Он гордится храбрыми ребятами, жаждущими отправиться в опасное путешествие, покидающими свои семьи, свою страну, когда вокруг свирепствуют война и нацисты. Будучи зрелым и мудрым, он предвидел будущее евреев в Словакии и организовал «Хахшару», считая, что это единственный шанс пережить грядущие события.
С добрым утром, говорит Йозеф.
С добрым утром, хором отвечают ученики.
«В этот день заключил Господь завет с Аврамом, сказав» начинает он, проверяя знание текста из Библии.
«Потомству твоему даю Я землю сию, от реки Египетской до великой реки, реки Евфрата»[1], подхватывает группа.
«И Господь сказал Авраму»
«Оставь свою страну, свой народ и отцовский дом и иди в землю, которую Я укажу тебе»[2], заканчивают они фразу.
Торжественность момента нарушается ревом грузовика, преодолевающего расчищенный участок леса. Машина останавливается неподалеку, и из нее вылезает местный фермер.
Йоси, Ханна, Циби, вы сегодня первые займетесь обучением вождению. И, Циби, меня не волнует, какая ты стряпуха, ты должна освоить вождение автомобиля. Занимайся этим с тем же пылом, с каким недавно схватила Йоси за шею, и очень скоро ты сможешь обучать других. Я хочу, чтобы каждый из вас отличился в чем-то одном, а затем помог с обучением других. Ясно?
Да!
А теперь остальные идите к сараю. Там много сельскохозяйственных инструментов, которыми вы научитесь пользоваться.
Циби, Ханна и Йоси подходят к водительской двери грузовика.
Ладно, Циби, давай ты первая. Постарайся ничего не сломать, пока дойдет очередь до нас с Ханной, шутливо говорит Йоси.
Циби наскакивает на Йоси и снова обнимает его рукой за шею.
Пока ты возишься с первой передачей, я уже буду ездить по улицам Палестины! кричит Циби ему в ухо.
Ладно, перестаньте вы! Циби, залезай в машину. Я сяду на пассажирское сиденье, говорит фермер.
Циби лезет в кабину, а Йоси подталкивает ее сзади. Остановившись на подножке, Циби обдумывает, как ей реагировать, и решает, что, когда настанет очередь Йоси, она поможет ему тем же способом.
То, как Циби со скрежетом включает передачу и машина скачками срывается с места, вызывает у Йоси и Ханны дикий хохот. Из водительского окна высовывается рука с поднятым средним пальцем.
Глава 3
Вранов-над-Топлёу, Словакия
Март 1942 года
Ливи, хватит смотреть в окно! умоляет Хая. Магда вернется домой из больницы, когда окончательно поправится.
Хая, не уверенная, что правильно поступила, отправив Магду в больницу, продолжает сокрушаться о том, что Менахема нет в живых. Понимая, что это неразумно, она чувствует: ни войны, ни немцев, ни капитуляции ее страны перед нацистами ничего бы этого не было, будь он в живых.
Но, мама, ты говорила, она не так уж больна. Так почему она до сих пор в больнице? Уже прошло столько дней!
Ливи хнычет, но Хая не хочет больше отвечать. Она слишком часто слышала этот вопрос и отвечала на него.
Ты знаешь ответ, Ливи. Доктор Кисели подумал, что она быстрее поправится, если ты перестанешь ей все время докучать. Хая еле заметно улыбается.
Я ей не докучала! обижается Ливи.
Надувшись, она отодвигается от окна, позволяя опустить штору, которая отгораживает их от мира, становящегося все более беспокойным и угрожающим. Мать теперь неохотно отпускает Ливи из дому даже в магазин и не разрешает видеться с друзьями, объясняя дочери, что за ними повсюду следят глаза Глинковой гвардии, которая устраивает облавы на молодых еврейских девушек вроде нее.
Я чувствую себя здесь заключенной! Когда Циби вернется домой?
Ливи завидует свободе Циби, ее планам уехать в обетованную землю.
Она придет домой через два дня. Отойди от окна.
Раздается громкий стук во входную дверь, и из кухни поспешно выходит Ицхак, который вырезал там из дерева звезду Давида. Он направляется к двери, но Хая останавливает его взмахом руки:
Нет, отец, я сама открою.
Открыв дверь, Хая видит на пороге двоих молодых людей из Глинковой гвардии и вздрагивает. Перед ней в зловещей черной форме стоят полицейские и, что более важно, солдаты Адольфа Гитлера. Они не станут защищать ее или любого другого еврея в Словакии.
Здравствуй, Висик, как поживаешь? А твоя мать, как там Ирена?
Хая не хочет показать им свой страх. Она знает, зачем они пришли.
Хорошо, спасибо.
Другой полицейский делает шаг вперед. Он выше, явно злее и представляет собой бо́льшую угрозу, чем первый парень.
Мы здесь не для того, чтобы обмениваться любезностями. Вы госпожа Меллер?
Да, вы же знаете. Сердце Хаи бьется в горле. Чем могу вам помочь, мальчики?
Не называйте нас мальчиками! резко отвечает старший парень. Мы члены патриотической Глинковой гвардии на официальном задании.
Хая знает, что это чушь. В них нет ничего патриотического. Пройдя обучение в СС, эти люди повернулись против собственного народа.
Простите, я не хотела вас обидеть. Я могу вам чем-то помочь?
Хая старается быть спокойной, надеясь, что они не заметят ее дрожащих рук.
У вас есть дочери?
Вы знаете, что есть.
Они здесь?
Вы хотите сказать, в данный момент?
Госпожа Меллер, скажите, живут ли они с вами в данный момент?
Сейчас со мной живет Ливи, самая младшая.
А где остальные? Второй полицейский делает еще один шаг вперед.
Магда в больнице. Она очень больна, и я не знаю, когда ее выпишут домой, а Циби Висик, ты ведь знаешь, чем занимается Циби и почему ее нет дома.
Прошу вас, госпожа Меллер, не называйте меня по имени, вы меня не знаете, просит Висик, смущенный ее обращением в присутствии другого глинковца.
В таком случае Ливи должна явиться в синагогу в пятницу к пяти часам. Говоря это, второй глинковец смотрит мимо Хаи вглубь комнаты. Она может взять с собой один чемодан. Оттуда ее отправят на работы для немцев. Она должна прийти одна, без сопровождения. Вы уяснили переданное вам распоряжение?
Я только что сказала вам! с горящими глазами в ужасе произносит Хая. Вы не можете забрать Ливи. Ей всего пятнадцать. Хая с мольбой протягивает руки к Висику. Она совсем ребенок.
Оба парня отступают назад, не зная, чего ждать от Хаи. Второй полицейский тянется к пистолету в кобуре.
Ицхак делает шаг вперед и отодвигает Хаю.
Вы слышали наш приказ. Имя вашей дочери будет в списке девушек, которых отправляют на работы. Висик наклоняется к ней и говорит сквозь зубы: Для нее же хуже будет, если она не придет.
Пытаясь восстановить свой авторитет, он расправляет плечи, вздергивает подбородок и, торжествующе посмеиваясь, уходит по тропинке.
Хая глядит на Ливи, которую прижимает к себе дед. Лицо Ицхака искажено от боли, он не в силах скрыть гнев и чувство вины, ведь он не сумел защитить свою младшую внучку.
Дедушка, все нормально. Мама, я могу поехать и поработать на немцев. Уверена, это продлится недолго. Это всего лишь работа, вряд ли она будет такой уж тяжелой.
Комната вдруг погружается в сумрак. Солнечный свет, недавно струившийся в комнату, закрывается темными тучами, которые виднеются из-за опущенной шторы, дом сотрясается от раскатов грома, и через секунду по крыше начинает стучать сильный дождь.
Хая смотрит на Ливи, свою маленькую воительницу, голубые глаза и пляшущие кудряшки которой изобличают ее решимость. Ливи смотрит прямо в глаза матери, но Хая отводит взгляд, хватаясь руками за платье на груди и чувствуя боль признак своей беспомощности.
Слов не найти. По пути в свою комнату Хая с опущенными глазами дотрагивается до плеча дочери. Ливи и Ицхак слышат, как закрывается дверь спальни.
Мне надо
Нет, Ливи, оставь ее. Она скоро выйдет.
Глава 4
Вранов-над-Топлёу, Словакия
Март 1942 года
Ливи, что ты делаешь? Пожалуйста, убери эти свечи с окна!
Хая вытирает испачканные в муке руки о фартук и подступает к Ливи. Ну почему дочь упорно торчит у окна? Прошло два дня с тех пор, как Глинкова гвардия приказала ей выдать младшую дочь. У них осталась лишь одна ночь под общей крышей. Закрыв глаза, Хая упрекает себя. Зачем она ругает дочь? Почему последние два дня она почти все время молчит, погрузившись в невеселые мысли, вместо того чтобы провести эти бесценные часы в разговорах с Ливи, изливая на нее свою любовь.
Нет, мама, я должна оставить их на окне. Я освещаю путь домой для Циби.
Но ты же знаешь, нам не разрешают
Мне все равно! Что они могут сделать забрать меня? Они и так забирают меня завтра! Если это будет последняя ночь в моем родном доме, я хочу, чтобы на окне стояли свечи.
Пока они говорят, к дому подходит не замеченная матерью и сестрой Циби. Она врывается в дом, зовя на ходу:
Котенок, ты где?
Ливи визжит от восторга и бросается к Циби в объятия. Хая пытается сдержать слезы и не может.
Неужели я слышу легкую поступь моей старшей внучки? произносит Ицхак со свойственными ему теплотой и юмором.
Хая и Ицхак крепко обнимают Циби и Ливи.
Мама, я еще в конце улицы учуяла запах твоей стряпни. Я так долго питаюсь тем, что сама готовлю, и теперь умираю от голода.
Но все же ты пока жива, шутит Ицхак.
Хая позволяет Ливи рассказать сестре о госпитализации Магды, говоря ей, что доктор Кисели обещает, что с Магдой все будет хорошо. Когда Ливи замолкает, Хая кивает Ицхаку.
Ливи, помоги мне принести дров с заднего двора для печки. Ночь будет холодной, и нам надо, чтобы в кухне было тепло.
Это обязательно? Циби только что вернулась домой, и я хочу услышать все о ее приключениях, стонет Ливи.
Для этого у вас еще полно времени. Ну давай, помоги старику.
Когда за Ицхаком и Ливи закрывается дверь кухни, Циби поворачивается к матери:
Ладно, что у вас происходит?
Пойдем со мной, говорит Хая, отводя дочь в спальню и закрывая за собой дверь.
Мама, ты меня пугаешь. Рассказывай!
Хая делает глубокий вдох:
Твоя сестра будет работать на немцев, за ней приходили глинковцы. Хая с трудом заставляет себя взглянуть на Циби. Завтра ей велено прийти в синагогу. Я не знаю, куда ее отправят, но мы надеемся, это ненадолго и и
Хая тяжело опускается на кровать, а Циби продолжает стоять, уставившись на то место, где только что стояла ее мать.
Но они не имеют права. Она еще ребенок. Что она может делать для немцев? Циби скорее обращается к себе, чем к матери. А дядя Айван не может помочь?
Хая рыдает, закрыв лицо ладонями:
Никто не может нам помочь, Циби. Я я не смогла их остановить. Не смогла
Циби садится рядом с матерью и отводит ее руки от лица:
Мама, я обещала заботиться о сестрах. Разве не помнишь?
За столом при зажженных свечах собралась на ужин семья Меллер, и каждый спрашивает себя, когда они снова соберутся вместе. Они произносят молитвы о Магде, о покойном отце девочек, о покойной жене Ицхака, их бабушке. Они стараются получить удовольствие от общения друг с другом, как это было всегда, но над столом им мерещится какая-то пугающая тень.
Тарелки пусты, и Хая дотрагивается до руки Ливи. Циби протягивает одну руку сидящему рядом Ицхаку, а другую матери. Ливи берет деда за руку, все время глядя через стол на Циби. Семейный круг крепок. Циби выдерживает взгляд Ливи. Хая не поднимает глаз, не в силах остановить струящиеся по лицу слезы. И только когда Хая не может больше сдерживать рыдания, девочки устремляют взгляды на мать. Ицхак высвобождает руки, чтобы обнять дочь.
Я уберу со стола, тихо говорит Ливи, вставая.
Но Циби берет из рук Ливи тарелку:
Оставь, котенок. Я сама уберу. Иди готовься ко сну.
Хая и Ицхак не возражают, и Ливи тихо выходит из кухни.
Циби ставит тарелку на стол и шепчет:
Я поеду с ней. Она еще ребенок и не может ехать одна.
О чем ты говоришь? Ицхак в смятении морщит лицо.
Завтра я поеду с Ливи. Я позабочусь о ней, а потом привезу ее к вам. Покуда я дышу, с ней ничего плохого не случится.
В их списке только ее имя, они могут не разрешить тебе, рыдает Хая.
Мама, они меня не остановят, ты же знаешь. Если Циби чего-то захочет, она это получит. А вы позаботьтесь о Магде до моего возвращения.
Циби вздергивает подбородок. Она приняла решение. В свете свечей ее волосы отливают золотом, сверкают большие зеленые глаза.
Мы не вправе просить тебя сделать это, тихо произносит Ицхак, поглядывая на дверь спальни.
Вам и не нужно, говорю же: я поеду. Значит, надо собрать два чемодана.
Хая поднимается со стула, чтобы обнять своего первенца, шепча в ее пышные волосы:
Спасибо тебе, спасибо.
Я ничего не забыла?
Из спальни появляется Ливи и останавливается у двери, не решаясь войти в комнату. В воздухе повисло напряжение. Ицхак подходит к Ливи, осторожно подталкивает ее к столу и усаживает на стул.
Котенок, а ты знаешь, я завтра еду с тобой! Циби подмигивает сестре. Ты же не думала, что я позволю тебе веселиться в одиночку, правда?
Что ты хочешь этим сказать? В списке нет твоего имени, только мое.
Как и Ицхак несколько минут назад, Ливи смущена, мужество покидает ее. Она пытается что-то сказать, шмыгает носом, чтобы сдержать слезы.
Я сама об этом позабочусь, ладно? Ты должна знать, что с этого момента мы будем вместе. Кто еще будет отчитывать тебя за плохое поведение?
Ливи смотрит на мать и деда:
Это вы сказали ей, чтобы она поехала со мной?
Нет, котенок, нет. Никто не просил меня об этом. Я сама хочу. Я настаиваю на этом. Вспомни, как мы обещали отцу, что всегда будем вместе. Магда больна, и мы ничего не можем с этим поделать, но мы с тобой сдержим обещание и скоро вернемся домой.
Мама?
Хая обхватывает ладонями лицо Ливи:
Твоя сестра едет с тобой, Ливи. Понимаешь? Тебе не придется ехать одной.
Будь с нами Менахем, он знал бы, что делать, как защитить своих дочерей, охрипшим от слез голосом произносит Ицхак.
Хая, Циби и Ливи смотрят на плачущего старика, явно чувствующего свою вину от бессилия защитить девочек.
Три женщины заключают его в объятия.
Дедушка, ты единственный отец, которого я помню. Ты всю жизнь защищаешь меня, и я знаю, ты будешь охранять нас с Циби, даже если мы не вместе. Не плачь, пожалуйста, ты нужен нам здесь, чтобы заботиться о маме и Магде, упрашивает Ливи.
Будь Менахем с нами, он не сделал бы больше того, что делаешь ты, отец, добавляет Хая. Ты оберегал нас и заботился о нашем благополучии со времени его смерти уж поверь мне.
В кои-то веки Циби не находит что сказать. Она вытирает слезы со щек Ицхака, и этот жест красноречивее слов.
Ливи нарушает неловкое молчание, переводя взгляд с одного члена семьи на другого, потом на обеденный стол:
Убрать со стола?
Ицхак сразу принимается собирать тарелки:
Я сам. А вы, девочки, отдыхайте.
Циби входит в спальню, но не раздевается.
Ты в порядке? спрашивает Хая со своей кровати.
Рядом с матерью свернулась калачиком Ливи.
А для меня найдется местечко? Мне бы хотелось сегодня спать с вами.
Пока Циби переодевается, Хая отодвигает одеяло в сторону, а потом три женщины ложатся рядом, чтобы провести последнюю ночь вместе. Циби смотрит на пустую кровать Магды, представляя себе, как та рассердится, когда увидит, что осталась одна, и думает о данном отцу обещании держаться вместе. Но разве у них есть выбор?