Uno, doce, tres[23], считал надсмотрщик.
Джексон появился рядом с Хорнблауэром и навел пистолет на голову ближайшего гребца.
Отставить! раздраженно сказал Хорнблауэр. Его уже тошнило от убийств. Найдите мои пистолеты и перезарядите их.
Он стоял на верхней ступеньке трапа, как во сне как в кошмаре. Галерные рабы продолжали налегать на весла; более десятка врагов по-прежнему толпились возле полубака в тридцати ярдах от него; позади стонали, расставаясь с жизнью, раненые испанцы. Новый призыв к гребцам тоже не возымел действия. Олдройд был самым хладнокровным из всех или раньше других пришел в себя.
Я спущу их флаг, сэр? спросил он.
Хорнблауэр очнулся. На флагштоке над гакабортом колыхалось желто-красное знамя.
Да, спустите немедленно, сказал он.
Теперь сознание прояснилось, и горизонт уже не ограничивался узкими бортами галеры. Хорнблауэр посмотрел вокруг на синее-синее море. Вот торговые суда, за ними «Неустанный». Сзади белый след галеры изогнутый след. До сей минуты Хорнблауэр не осознавал, что не взял под контроль руль и последние три минуты галера идет по морю неуправляемой.
Встань к рулю, Олдройд, приказал он.
Это что, другая галера исчезает в дымке? Похоже; а вот далеко за ней баркас. Вот с левого борта гичка, весла ее подняты. Хорнблауэр видел фигурки на носу и на корме. Они размахивали руками, и до него дошло, что они приветствуют спуск испанского флага. Впереди раздался ружейный выстрел, пуля с силой ударила в перила у самого его бедра, позолоченные щепки разлетелись в стороны, вспыхивая в солнечном свете. Но Хорнблауэр уже пришел в себя и побежал обратно к умирающим: дальний конец полуюта не простреливался с мостика, и там он был в безопасности. Гичка по-прежнему была с левого борта.
Право руля, Олдройд.
Галера медленно развернулась при своих пропорциях она плохо слушалась руля, если ему не помогали весла, но вскоре нос ее уже почти закрыл гичку.
Прямо руль!
Удивительно, но здесь, под кормой галеры, по-прежнему прыгал на пенной воде ялик. В нем был один живой человек и двое убитых.
Где остальные, Бромли?
Бромли показал за борт. Видимо, их убило выстрелами с гакаборта в то время, как Хорнблауэр и двое матросов готовились штурмовать полуют.
А ты какого черта там остался?
Бромли левой рукой приподнял правую: она явно не работала. Отсюда помощи ждать не приходится, и все же галерой надо овладеть полностью. Иначе их могут даже увести в Альхесирас хотя руль и у них, человек, который приказывает гребцам, сумеет, если захочет, управлять курсом судна. Оставалось одно.
Теперь, когда боевая горячка схлынула, Хорнблауэр был в мрачном состоянии духа. Его не заботила собственная судьба, надежда и страх ушли вместе с лихорадочным возбуждением. Им овладел фатализм. Мозг, продолжая просчитывать варианты, говорил, что есть лишь один шанс добиться удачи, а подавленность позволила исполнить задуманное машинально, без эмоций и колебаний. Он подошел к ограждению полуюта: испанцы по-прежнему толпились на дальнем конце мостика, надсмотрщик все так же отсчитывал гребцам ритм. Испанцы смотрели на Хорнблауэра. Он тщательнейшим образом убрал в ножны саблю, которую до той поры держал в руках, и только сейчас заметил на мундире и на руках кровь. Медленно поправил на боку ножны.
Мои пистолеты, Джексон.
Джексон вручил ему пистолеты, и Хорнблауэр так же медленно убрал их за пояс. Он повернулся к Олдройду: испанцы, как зачарованные, следили за его движениями.
Оставайся у румпеля, Олдройд. Джексон, за мной. Не делай ничего без моего приказа.
Солнце светило прямо в лицо. Хорнблауэр спустился по трапу, прошел по мостику и приблизился к испанцам. По обе стороны от него всклокоченные головы и нагие тела галерных рабов все так же мерно двигались в такт веслам. Он подошел к испанцам, нервно сжимавшим шпаги и пистолеты. Сзади кашлянул Джексон. В двух ярдах от испанцев Хорнблауэр остановился и обвел их взглядом. Он жестом указал на всех, кроме надсмотрщика, потом ткнул пальцем в сторону полубака.
Все на нос, сказал он.
Они стояли, во все глаза глядя на него, хотя не могли не понять его жест.
На нос, сказал Хорнблауэр и махнул рукой. При этом он топнул ногой по палубе.
Лишь один человек, похоже, готов был активно сопротивляться. Хорнблауэр подумал было выхватить пистолет и застрелить его на месте. Но пистолет может дать осечку, выстрел может вывести испанцев из оцепенения. Хорнблауэр пристально поглядел на того человека:
На нос, кому сказано.
Они двинулись на нос, неловко переставляя ноги. Хорнблауэр наблюдал за ними. Чувства вернулись; сердце так бешено стучало в груди, что он едва сохранял видимость спокойствия. И все же спешить было нельзя. Лишь когда все остальные ушли, он обратился к надсмотрщику:
Останови их.
Хорнблауэр посмотрел надсмотрщику в глаза, указывая пальцем на гребцов.
Губы надсмотрщика шевельнулись, но он не проронил ни слова.
Останови их. Хорнблауэр положил руку на рукоять пистолета.
Этого оказалось достаточно. Надсмотрщик что-то пронзительно выкрикнул, и весла остановились. Как только они перестали скрипеть в уключинах, на корабле воцарилась мертвая тишина. Слышен был только плеск воды за кормой галера продолжала скользить по инерции. Хорнблауэр повернулся и окрикнул Олдройда:
Олдройд! Где гичка?
Близко по правому борту, сэр!
Как близко?
В двух кабельтовых, сэр. Они гребут к нам.
Развернись к ним, пока хватает скорости.
Есть, сэр.
За какое время гичка на веслах покроет четверть мили? Хорнблауэр боялся, как бы испанцы не очнулись. Время работает против него. Нельзя вот так стоять и ничего не делать. Хорнблауэр чувствовал, как идет по воде галера. Он обернулся к Джексону.
Неплохо идет, правда, Джексон? сказал он и заставил себя рассмеяться, словно на свете все было просто и ясно.
Да, сэр, полагаю, что так, сэр, изумленно ответил Джексон. Он нервно теребил пистолет.
Посмотри-ка на этих людей, продолжал Хорнблауэр, указывая на галерных рабов. Ты хоть раз в жизни видел такую бороду?
Н-нет, сэр.
Говори со мной, болван. Говори естественно.
Я я не знаю, что говорить, сэр.
Черт побери, ничего ты не понимаешь, Джексон. Видишь рубец на плече у того малого? Видимо, не так давно надсмотрщик ударил его бичом.
Наверное, вы правы, сэр.
Хорнблауэр подавил раздражение и приготовился произнести новый монолог, когда сбоку борт заскрежетал о борт. Через мгновение на палубу перебралась команда гички. Невозможно описать, какое он испытал облегчение. Хорнблауэр чуть не расслабился совсем, но вспомнил о необходимости сохранять достоинство. Он вновь подтянулся.
Рад видеть вас на борту, сказал он, когда лейтенант Чадд перекинул ногу через фальшборт и спрыгнул на палубу возле полубака.
Рад видеть вас, сказал Чадд, с удивлением глядя на него.
Люди на носу пленники. Хорошо бы их обезоружить. Я полагаю, это единственное, что осталось сделать.
И теперь он не мог расслабиться; ему казалось, что так и придется оставаться в напряжении всю оставшуюся жизнь. Напряженный и в то же время отупевший, он услышал приветственные крики с «Неустанного», когда галера подошла к фрегату. Отупевший и скучный, докладывал он, запинаясь, капитану Пелью, не забыв в самых лестных тонах отозваться о храбрости Джексона и Олдройда.
Адмирал будет доволен, сказал Пелью, внимательно глядя на Хорнблауэра.
Я рад, сэр, услышал Хорнблауэр свой ответ.
Теперь, когда мы потеряли бедного Сомса, нам понадобится еще один офицер для несения вахты. Я намерен назначить вас исполняющим обязанности лейтенанта.
Спасибо, сэр, сказал Хорнблауэр все в том же отупении.
Сомс был седовласый офицер с огромным опытом. Он участвовал во множестве сражений, однако в новой ситуации ему не хватило сообразительности, чтобы не подставить шлюпку под таран. Сомс мертв, исполняющий обязанности лейтенанта Хорнблауэр займет его место. Боевая горячка, чистое сумасшествие принесли ему это повышение. Хорнблауэр и не знал, в какие пучины безумия он готов погрузиться. Как Сомс, как вся команда «Неустанного», он позволил слепой ненависти к галерам увлечь себя, и лишь удача сохранила ему жизнь. Это стоит запомнить.
Глава восьмая
Экзамен на лейтенанта
«Неустанный» скользил по водам Гибралтарского залива. На шканцах, рядом с капитаном Пелью, стоял исполняющий обязанности лейтенанта Горацио Хорнблауэр, напряженный и подтянутый. Его подзорная труба была направлена в сторону Альхесираса. По иронии судьбы главные военно-морские базы двух враждующих держав располагались всего в шести милях друг от друга, и, приближаясь к Гибралтарской гавани, не мешало повнимательней наблюдать за Альхесирасом всегда существовала вероятность, что оттуда выйдет испанская эскадра и внезапно атакует фрегат.
Восемь девять кораблей с поднятыми реями, сэр, сообщил Хорнблауэр.
Благодарю вас, отвечал Пелью. Поворот оверштаг!
«Неустанный» лег на другой галс и взял курс на мол. Гибралтарская гавань была, как обычно, полна судов: здесь вынужденно базировались все средиземноморские военно-морские силы Англии. Пелью взял марсели на гитовы и положил руль к борту. Потом загромыхал канат, и «Неустанный» повернулся на якоре.
Спускайте мою гичку, скомандовал Пелью.
Капитан выбрал для своей шлюпки и ее команды сочетание синего и белого синие рубахи и белые штаны для матросов, белые шляпы с синими лентами; сама шлюпка была синяя с белым, у весел синие рукоятки и белые лопасти. Все вместе получалось очень красиво весла взметнулись, и шлюпка плавно заскользила по воде. Капитан Пелью отправился засвидетельствовать свое почтение адмиралу порта. Вскоре по его возвращении к Хорнблауэру подбежал вестовой:
Капитан приветствует вас и хотел бы видеть в своей каюте.
Проверьте-ка свою совесть, ухмыльнулся мичман Брейсгедл. Что вы такого натворили?
Хотел бы я знать, искренне отвечал Хорнблауэр.
Вызов к капитану всегда повод для волнения. Подходя к каюте, он нервно сглотнул и, прежде чем постучаться, немного помедлил, собираясь с духом. Однако опасения оказались напрасны: Пелью сидел за столом и приветливо улыбался.
А, мистер Хорнблауэр, у меня для вас новость, надеюсь радостная. Завтра будут лейтенантские экзамены здесь, на «Санта-Барбаре». Надеюсь, вы к ним готовы?
Хорнблауэр чуть не ответил: «Думаю, что да», но вовремя себя одернул. Пелью ненавидел уклончивые ответы.
Да, сэр.
Что ж, очень хорошо. Доложитесь там в три часа пополудни с характеристиками и журналами.
Есть, сэр.
Такой короткий разговор о таком важном деле! Пелью назначил Хорнблауэра исполняющим обязанности лейтенанта два месяца тому назад. Завтра экзамен. Если он сдаст, адмирал на следующий же день утвердит назначение и Хорнблауэр станет лейтенантом с двумя месяцами выслуги. Но если он провалится! Значит, он не достоин лейтенантского чина. Он снова станет мичманом, два месяца выслуги пропадут, и до следующих экзаменов его допустят не раньше чем через полгода. Восемь месяцев выслуги дело огромной важности. Оно может повлиять на всю последующую карьеру.
Скажите мистеру Болтону, что я разрешаю вам завтра оставить корабль. Можете воспользоваться одной из корабельных шлюпок.
Благодарю вас, сэр.
Удачи, Хорнблауэр.
В последующие двадцать четыре часа Хорнблауэру нужно было не только перечесть «Краткий курс навигации» Нори и «Полный справочник по судовождению» Кларка, но и добиться, чтоб его парадная форма блестела как с иголочки. За порцию спиртного уорент-офицерский кок разрешил лейтенантскому вестовому нагреть на камбузе утюг и прогладить шейный платок. Брейсгедл одолжил чистую рубашку, однако критический момент наступил, когда обнаружилось, что весь лейтенантский запас ваксы ссохся в комок. Пришлось двум мичманам растирать его с жиром, а получившаяся смесь, будучи нанесена на Хорнблауэровы башмаки с пряжками, решительно отказалась натираться. Лишь упорный труд с применением сперва облезлой лейтенантской обувной щетки, а затем мягкой тряпочки позволил довести их до приличествующего экзаменам блеска. Что до треуголки тяжела жизнь треуголки в мичманской каюте, и часть вмятин так и не удалось выправить.
Снимайте ее как можно скорей и держите под мышкой, посоветовал Брейсгедл. Может, они не увидят, как вы поднимаетесь на мостик.
Все собрались проводить Хорнблауэра, когда тот покидал корабль, со шпагой, в белых панталонах, в башмаках с пряжками, неся под мышкой стопку журналов, а в кармане характеристики (о трезвости и примерном поведении). Зимний день уже давно перевалил за полдень, когда Хорнблауэр поднялся на борт «Санта-Барбары» и доложился вахтенному офицеру.
«Санта-Барбара» была плавучей тюрьмой. Захваченная Родни в Кадисе, она с 1780 года так и гнила без мачт, на приколе: в мирное время склад, в военное тюрьма. На переходных мостиках стояли солдаты в красных мундирах ружья заряжены, штыки примкнуты. Каронады на полубаке и шканцах были направлены внутрь и наклонены так, чтобы простреливался весь шкафут. Несколько печальных и оборванных заключенных прогуливались по палубе. Поднявшись на борт, Хорнблауэр сразу почувствовал вонь: внизу томились две тысячи арестантов. Он доложился вахтенному офицеру и сообщил цель своего прибытия.
Кто бы мог догадаться? сказал вахтенный, пожилой лейтенант с длинными, до плеч, седыми волосами, оглядывая безупречную форму и толстую стопку у Хорнблауэра под мышкой. Пятнадцать человек вашего брата уже на борту, и Боже милостивый, вы поглядите только.
Целая флотилия маленьких лодок приближалась к «Санта-Барбаре». На каждой было по меньшей мере по одному мичману в треугольной шляпе и белых панталонах, на иных четыре-пять.
Каждый уважающий себя молодой человек в Средиземноморском флоте хочет получить эполет, сказал лейтенант. Вот подождите только, экзаменационная комиссия увидит, сколько вас собралось. Ни за что на свете я не хотел бы оказаться на вашем, юноша, месте. Идите на корму и ждите в левой бортовой каюте.
Каюта была полна, и пятнадцать пар глаз уставились на Хорнблауэра. Офицеры в возрасте от восемнадцати до сорока лет, все в парадной форме, все нервничали. Кто-то судорожно листал «Краткий курс» Нори, восстанавливая в памяти сомнительные места. Одна компания передавала из рук в руки бутылку, очевидно для поднятия духа. Следом за Хорнблауэром хлынул поток новоприбывших. Каюта стала заполняться и вскоре была набита битком. Половине из сорока мичманов посчастливилось сесть на палубу, другие остались стоять.
Сорок лет назад, произнес кто-то громко, мой дед шел с Клайвом отомстить за Калькуттскую черную яму[24]. Видел бы он, что случится с его отпрыском.
Выпей, сказал другой, и ну их всех к черту!
Нас здесь сорок, заметил высокий, худой, ученый на вид офицер, считая по головам. Сколько сдаст, как вы думаете? Пять?
А ну их всех к черту! повторил хмельной голос в углу и затянул: «Прочь от меня, докучные заботы»
Воздух наполнился протяжным свистом боцманских дудок, на палубе зазвучали команды.
На борт поднялся капитан, заметил кто-то.
Офицер выглянул в дверную щелку.
Неустрашимый Фостер, сообщил он.
Вот уж кто все жилы вытянет, сказал толстый молодой человек, удобно прислонившийся к переборке.