Сколько я себя помню, дедушка и бабушка спали в разных комнатах. Неважно, сколько гостей оставалось у нас ночевать, дедушка Митя всегда спал в своей постели. Поговорка «гостю место» ничего не значила для него. Зато значила для бабушки Нины. Где только она, бедная, не укладывалась, уступая свою кровать! Лишь бы дорогим гостям было удобно.
Я ни разу в жизни не видела, чтобы дедушка закурил сигарету или выпил что-нибудь крепче, чем компот, хотя погреб был забит бочонками с вином собственного изготовления. И гостей он потчевал по полной программе.
Дедушка Митя воевал в Великую Отечественную, закончил войну в Гинденбурге, в Германии, и вернулся домой с орденом Отечественной войны первой степени и десятком медалей.
Когда у дедушки появилась лысина, он отпустил волосы с одной стороны и с помощью воды и лака для волос приклеивал их к голове. Получалась прическа-«коридор». Но в ветреной Ялте волосы не хотели лежать, как требовалось, поэтому с одной стороны у деда всегда торчал седой клок. Если он выходил на люди, то надевал шляпу и ни при каких обстоятельствах ее не снимал, даже в помещении.
Наша греческая семья всегда разговаривала очень громко. Со стороны могло показаться, что мы ссоримся. Если бабушка Нина звонила своей сестре Ане, то можно было смело забыть про сон, телевизор или чтение книг.
Аня! кричала бабушка в трубку так, что мы временно глохли. Ты кукурузу продала? Та ты шо?! По сорок копеек?! Вуй како! (Непереводимое греческое выражение, употребляемое по любому поводу; менялась только интонация.) Митя! Это уже к дедушке. Митя! Ты слышишь?! Слышно было даже на соседней улице. Аня вчера сорок три рубля (бешеные деньги) с кукурузы выручила, завтра отвези меня на базар. И шла варить кукурузу.
Младшая сестра Анна была красивой и властной женщиной. Природа щедро наградила ее всем тем, чего не хватало трем старшим сестрам: яркой внешностью и энтузиазмом. Она была «двигателем прогресса» всей семьи. Училась в техникуме, выходила замуж, разводилась и снова выходила. И любила повторять: «Я никогда не сидела на месте». Черные влажные глаза с поволокой, греческий прямой нос и ладная фигурка навсегда сразили капитана Красной армии, которого прислали руководить районом в их захолустье из самого Харькова! Анна как раз развелась с «Даже имени не помню», смеясь, говорила она.
Капитан умер после войны. Внезапно. Сказались ранения, изношенное сердце. После его смерти Анна перестраивала и достраивала дом, растила детей. И никто бы не поверил, любуясь добротными постройками во дворе, огородом без единого сорняка, погребом, под завязку забитым банками с овощами и бочками домашнего вина с собственного виноградника, что мужчины в доме нет уже лет пятьдесят.
Пенсия у Анны была малюсенькой, свою она не заработала, получала копейки по потере кормильца, но жила на широкую ногу. Немалый доход приносили ей платья: Анна была портнихой. Самой дорогой и известной на весь район. Ее наряды и вкус были эталоном для всех модниц в округе. Дочери, внучки, сестры, племянницы щеголяли в нарядах от Анны.
Она могла шить всё. Начиная от пальто, заканчивая домашними халатами. Но ее коньком были свадебные платья.
Когда любимая племянница Светочка, единственная дочь Нины и Мити, будущий врач, собралась замуж, Анна лично прибыла в Ялту, нагруженная гипюром и капроном. Светочка выходила замуж зимой, а нормального сообщения между Ялтой и остальным миром отродясь не было. Зимой дороги развозило так, что намертво застревали и автобусы, и грузовики. Анну в Ялту доставили на тракторе. Муж клиентки, тракторист, подвез.
Три дня, вооружившись вырезками из «Работницы», «Крестьянки», а также взятыми из сельской библиотеки журналами мод социалистического лагеря, Аня вместе со Светочкой изобретали необыкновенное платье, чтобы утереть нос городской семье жениха из Донецка.
Платье получилось роскошное: с пышной прозрачной капроновой юбкой поверх плотной нижней, с рукавом три четверти и острым вырезом «мысом», подчеркивающим длинную шею и великолепную грудь «гордость семьи», по выражению Анны.
Платье потом долго хранилось в сундуке на веранде у бабушки Нины и помогало мне и подругам изображать принцесс и невест в домашних спектаклях. Мамина фата, отделанная гипюром, не сохранилась, и если надо было по сценарию, то фатой нам служила тюлевая накидка на подушки с кровати бабушки.
Анна прожила долгую жизнь. Девяносто девять лет. До последнего дня ее голову украшала корона из тяжелых черных кос без намека на седину, а в ушах блестели цыганские золотые серьги полумесяцем.
Добрее и гостеприимнее моей бабушки, мудрее и трудолюбивее дедушки никого никогда для меня не было. Жаль только, что я не говорила им это, когда они были живы.
Дедушка Митя умер ранним утром 3 января 1989 года. Накануне вечером он пошел играть в домино к друзьям на соседней улице, а когда возвращался домой, поскользнулся и упал. Пришел домой, сказал бабушке: «Нина, я упал, но очень удачно: голову не ударил». Позже ему стало плохо, скорая увезла в больницу, и там через несколько часов он умер. Оказалось, от удара лопнула аорта.
Бабушка не спала, ходила из комнаты в комнату, вспоминала, как пристраивали комнаты к дому, как радовались успехам единственной дочки Светочки, рождению внучки, а потом и правнучки. Думала о том, что весной надо побелить дом и покрасить стены на кухне. Еще много планов у них с Митей. Летом Вита с Мишей прилетят из Еревана и маленькую Евочку привезут
Первый раз Митя оставил ее одну в этом доме. Она не узнавала комнат: какие они большие и неуютные. На потолке в зале появилась трещина.
«Опять стена отходит, как в тот год, когда умерла Тамарочка». Бабушка заплакала. Она отчетливо видела лицо пылающей в жару маленькой дочери. Они с Митей не спасли ее, но она простит их. Митя поставит лестницу, смешает песок с цементом и замажет трещину. «Да, Тамарочка?» шепнула бабушка. И четырехлетняя девочка улыбнулась в темноте
Вдруг резко зазвонил телефон. Бабушка остановилась, у нее упало сердце она все поняла.
Она наконец подняла трубку, выслушала сбивчивый рассказ доктора, что они делали все, что могли, но медицина бессильна, спокойно сказала: «Да-да, я уже знаю». И повесила трубку.
Бабушка Нина ушла через два года от тоски, так и не смирившись с потерей ее дорогого Мити.
Свадебное платье про запас
I
Бобби сварила чашку бразильского кофе и плеснула туда немного ликера «Бейлис». Утро, как всегда, начиналось прекрасно: легким бризом с океана, ласковыми солнечными лучами, шелестом пальм. Так в Калифорнии начинаются минимум триста шестьдесят дней в году.
Большая стеклянная дверь легко отъехала в сторону, и Бобби вышла к бассейну. От яркого солнца и голубой воды зарябило в глазах. Бобби с удовольствием оглядела патио у бассейна: все, что так нравилось ей, мужу и детям, было делом ее рук. Нет, конечно, не своими руками она вырыла яму под бассейн. Зато из личных средств оплатила работу лучшей в округе строительной компании, которая занимается исключительно бассейнами. А оформление площадки вокруг это ее. Высадить магнолии, азиатские карликовые клены и туи вокруг бассейна помогли нелегальные эмигранты-мексиканцы, круглосуточно толпящиеся возле магазинов Seven-Eleven в надежде заработать несколько долларов, готовые на любой тяжелый труд. Розы, бегонии и ноготки Бобби посадила сама. За два года розовые кусты и деревья разрослись, магнолии уже выше глухого забора, которым пришлось отгородиться от соседей, потому что у тех маленькие дети. Власти города четко следят за тем, чтобы все частные бассейны были ограждены, а то с маленькими детьми и до беды недалеко.
Бобби босиком подошла к бассейну, села на теплый край, опустила ноги в прохладную воду.
«Оказывается, даже на заднем дворе можно устроить рай», подумала Бобби и потянулась к солнечным очкам на шезлонге. Утреннее солнце еще приятное, а днем будет жарить по-настоящему. Белую кожу и голубые глаза надо беречь.
Барбаре Андерсон всегда хотелось иметь свой бассейн: в ее понимании признак роскоши. В Северной Дакоте, в фермерском доме, где она жила с мамой, отчимом и сводными братом и сестрой, было не до бассейнов. Вот новый амбар построить или трактор купить это да! А бассейн это игрушки-погремушки для бездельников, как считал отчим.
В школу, где учились Бобби с братом и сестрой, неизвестно каким ветром эмиграции занесло итальянку маленькую, пухленькую, черноволосую, с оливковыми глазами учительницу музыки мисс Капони. После первого же урока учительница попросила Бобби подойти к ней после занятий. Девочке очень хотелось снова оказаться в музыкальном классе и послушать удивительное пение на незнакомом языке, но она торопилась на школьный автобус, который развозил учеников по домам, и не смогла остаться.
Ночью Бобби плакала и молилась. Она просила у Бога чуда научиться играть на пианино. Бог, видимо, услышал маленькую девочку. На следующий день мисс Капони сама пришла в класс Бобби и уговорила учительницу мисс Свенсон, которую коллеги за глаза называли Blockhead[10] за почти квадратную голову, отпускать Барбару на полчаса пораньше, чтобы успеть позаниматься до отхода автобуса. Бобби оказалась талантливой и прилежной ученицей, и вскоре ни один школьный концерт не обходился без выступления Барбары Андерсон.
Через год, предварительно помолившись Богу, Бобби выпросила у родителей пианино. Инструмент привезли из большого магазина, из самого Фарго. Всё свободное время Бобби занималась музыкой, ее детский голосок окреп, и к пятнадцати годам она прекрасно исполняла итальянские песни, аккомпанируя себе сама. Мисс Капони готовила девочку к консерватории, но мать Барбары Элвайна и отчим объявили, что платить за обучение в другом штате им не по карману и, не вняв мольбам дочери, отправили ее в университет Северной Дакоты, в фонд которого они регулярно отчисляли деньги со своих скромных прибылей. Даже этот заштатный университет проделал приличную дыру в их бюджете, и оплатить колледж для младших детей они так и не смогли.
О музыке как о профессии пришлось забыть, и Бобби углубилась в изучение английского языка и литературы, готовясь стать учительницей. Но в ее планы опять вмешалось провидение, в этот раз по имени Рональд Нильсен. Внешне он был чем-то похож на Бобби, тоже светловолосый и голубоглазый, что неудивительно для потомков викингов. Рональд был лучшим студентом, лучшим спортсменом университета, был красив, остроумен, и Бобби, тая от восторга от его манер и ума, все чаще показывалась с ним на студенческих вечеринках на зависть многим девушкам. Рональд был довольно амбициозен и собирался продолжить учебу после университета в law school. В юридическую школу попасть было трудно, поэтому парень грыз науку всё время, свободное от спорта. Но миниатюрной, женственной Барбаре удалось достучаться до сердца будущего правоведа, и сразу после выпуска они поженились. Рональд продолжал учиться, а Бобби, не найдя работу в малюсеньком городке, где находился юридический колледж, сидела дома и ожидала рождения первенца. Мальчик родился в день, когда Рональд получил диплом юриста.
После вручения дипломов декан факультета доктор Харрис вызвал Рональда к себе в кабинет. Профессор всегда благоволил к способному студенту. Пожал Рональду руку, похлопал по спине:
Поздравляю, дружище. Университет гордится твоими успехами. Мы наблюдали за тобой пять лет и можем с полной ответственностью порекомендовать тебя в академию Федерального бюро расследований.
Доктор Харрис поднял руку, не давая Рональду ничего сказать или возразить:
Ты заслужил эту честь, и теперь ты должен послужить своей стране, потому что ты лучший.
Это был первый шаг на пути к блестящей карьере.
С того дня и до самой отставки из ФБР Рональд больше не мог выбирать себе место жительства, время отпуска или поездки за границу. Теперь он навсегда был подчинен американской системе секретной службы.
Бобби пришлось еще раз распрощаться с мечтами о собственной карьере. Ее жизнь тоже закрутилась по распорядку ФБР.
Рональда почти никогда не было дома. Бобби сама запаковывала и распаковывала семейный скарб, снимала дома и квартиры, воспитывала детей, находила школы, спортивные секции для Джеффа, кружки танцев для Кристи. Переезжали с места на место часто, почти каждый год, поэтому забрать пианино с фермы родителей никак не получалось.
Если Рональд не находился в командировке с каким-нибудь важным расследованием, которое могло затягиваться на месяцы, то каждый вечер, ровно в шесть часов, вся семья усаживалась за стол обедать. Это было то короткое время, когда дети общались с отцом. Остальное свободное время он проводил в своем кабинете, работая с документами.
За восемь лет Джефф и Кристи поменяли шесть школ. Они не успевали познакомиться с одноклассниками, сблизиться с ними, как приходилось прощаться и расставаться.
Пятнадцать лет совместной жизни Рональд и Барбара отметили в Лос-Анджелесе. Они переехали в Город ангелов год назад и решили купить дом надоело жить в съемных квартирах и домах. Барбаре хотелось свить постоянное гнездо, найти применение своему врожденному чувству прекрасного.
В один из редких совместных вечеров Барбара с мужем отдыхали в креслах с бокалами вина в небольшом патио за домом и любовались закатом сквозь листья раскидистой пальмы.
Как ты думаешь, Рональд, не устроить ли нам здесь бассейн?
Было бы здорово, но у нас нет средств. Это огромные деньги, а еще расходы на содержание и очистку.
Не такие уж и огромные, я всё выяснила. Пять тысяч долларов. А Джефф уже достаточно большой, чтобы помогать мне чистить бассейн.
Ты же никогда не ухаживала за бассейном, это целая технология. Ты понятия не имеешь, во что собираешься ввязаться!
Я научусь, сказала Барбара, я пойду работать.
Это дурацкая затея, у тебя ничего не выйдет. Денег я тебе не дам.
Рональд встал и ушел в дом.
На следующий день Барбара записалась на курсы по строительству и содержанию бассейнов. Через три месяца легко нашла работу в компании по обслуживанию домашних бассейнов. Спустя год после той беседы с мужем у нее уже был свой бассейн.
Барбара была по-настоящему счастлива в Лос-Анджелесе. У нее была работа, дети подросли: Джеффу было тринадцать, Кристи одиннадцать. Барбара наконец-то перевезла свое пианино с фермы, много занималась, вспоминая забытые за много лет произведения, и даже подумывала поступить в консерваторию, как вдруг из Северной Дакоты позвонила мама. Отчим Барбары был при смерти. И Бобби вылетела в Фарго. Муж матери был для Бобби отцом, она никогда не чувствовала, что он, может быть, любит своих родных детей больше, чем ее. Рак съедал большого и сильного человека, помочь было уже нечем. Барбара пробыла с родителями неделю, попрощалась с отцом и вернулась домой.
Рональд встретил жену в аэропорту:
Бобби, у меня хорошая новость!
Да? Какая?
Меня переводят в Вашингтон! Мы переезжаем.
Рональд, ты что, серьезно? Ты называешь переезд хорошей новостью?
Но я всегда стремился в Вашингтон, это прорыв для моей карьеры.
Но нельзя же думать только о своей карьере. У тебя есть семья, жена, дети. У нас тоже есть желания, планы.