Опасно, княже, молвил Траскон. Недруги они для нас.
Они королю франков присягнули после своего поражения. А король франков наш союзник. Не посмеют князь задумался, а потом взглянул в глаза Раковору. Ладно, ты поезжай к варнам. Пусть их войско идет к Велиграду. А потом скачи к лютичам, к князю Драговиту. Проси у него помощи
Конь мой притомился.
В конюшне любого возьми. Не медли, ступай!
Раковор ушёл, а Траскон озабоченно произнёс:
Бодричи не только в Велиграде живут. Я думаю, что всё-таки надо попытаться послать гонцов к ваграм и не мешало бы к смолянам. С их помощью другие города удержим ведь народ спасать надо.
Что народ! Бабы ещё нарожают. Власть князя надо спасать. Не будет князя, не будет княжеской власти не будет народа, разбредутся все по другим племенам под другую княжескую руку. А под сильную княжескую руку люди всегда прибьются. Им так спокойней и сытнее.
Траскон нахмурился:
А если рожать некому будет?
Не о том думаешь! Была бы дружина! А с дружиной можно любых баб захватить; обрюхатим нарожают они нам. Да и из других мест ремесленников можно пригнать. Дружина это сила, на которой держится мощь князя. Ладно, рано ещё. Пойду досыпать, и за Дражко закрылась дверь опочивальни.
Видно чего-то не понимает князь, зло усмехнулся Траскон. Долго бодричи его терпеть не будут.
* * *
Молодой норовистый конь, доставшийся Раковору, вначале плохо слушался его под седлом. Он пытался взбрыкивать и совсем не хотел подчиняться незнакомому всаднику. Раковору в эти моменты приходилось несколько раз стегать его плетью. Но вскоре конь вроде бы смирился и в минуты отдыха, когда после бешеной скачки Раковор переводил его на шаг, храпел и, повернув свою гривастую голову, косил большим чёрным глазом на нового хозяина. Этот норов молодого жеребца и подвёл гонца бодричей, когда он, заметив большое количество пеших воинов и множество вооружённых всадников, свернул в кусты и попытался там переждать. Это были не варны, те обычно сражались пешими. Конь Раковора призывно заржал, и на это ржание вмиг прискакали всадники, не дав возможности скрыться.
Ты кто? нахраписто и в то же время надменно спросил один из всадников.
Я гонец к великому князю Драговиту от князя Дражко, ответил Раковор, поняв, что про варнов лучше не упоминать.
Всадник ухмыльнулся:
Здесь князь Милогост. Вот и сообщишь ему всё, что хочет ваш Дражко. Свяжите его! скомандовал всадник.
Раковора стащили с коня, отобрали меч, и со спутанными руками ему пришлось бежать за всадником, державшим веревку, к которой он был привязан. Иногда пленник не поспевал за ним веревка натягивалась, и он падал на землю. Всадник останавливался, и недовольно поддёргивая верёвкой, заставлял его подниматься. Наконец Раковора, грязного, усталого и мокрого от пота, представили перед Милогостом.
Вот, князь, бодрича поймали. Говорит, что скакал к Драговиту от их князя Дражко.
Говори, что просит Дражко от нашего князя?
На нас напало большое войско данов. Наш князь просит у великого князя Драговита помощи.
Помощи захотели! Милогост процедил сквозь зубы. Ваше племя много крови нам попортило. А теперь помощи просите? Не дождётесь возмездие пришло. Я князь черезпенян веду своих воинов помочь данам.
Ты не можешь так поступить.
Ты мне указывать будешь, смерд? Милогост ударил Раковора плетью.
Раковор вздрогнул от удара:
Но вы же присягнули королю франков
Милогост зло усмехнулся:
Присягали ему, но не князю Дражко.
Он повернул голову к воинам:
Свяжите и бросьте в обоз я подарю его Готфриду датскому.
* * *
Всю крепость Велиграда заволокло едким дымом от сгоревшего посада. К этой едкости добавлялся слащавый запах горелого мяса. Уже третий день в воздухе витал запах смерти, после того как объединённое войско данов и саксов, а также подошедшие воины лютичей сломили сопротивление жителей города. На высоких стенах крепости столпились немногочисленные её защитники. В основном это была семья князя и приближенные к нему дружинники. Здесь, на стенах, можно было вдохнуть желанного чистого воздуха. Все смотрели, как к воротам крепости мимо дымящихся головёшек от былых строений шёл воин, размахивая белой тряпкой.
Князь ободритов! Тебя Готфрид, предводитель войска данов, призывает выйти из крепости и обсудить с ним условия сдачи! прокричав это, воин повернулся и ушёл прочь.
Что делать думаешь? обратился к Дражко его брат Годослав.
О сдаче не может быть и речи. Не бывало того, чтобы мы бодричи, сдавались кому-то. Крепость им не взять, а вскоре должна подойти помощь от варнов. Лютичи сволочи, нас предали. Мало мы их с франками били. Я жестоко отомщу! Дражко отвернулся от того, что раньше было городом Велиградом. Карла франкского попрошу о помощи, и опять пройдём с карающим мечом по их землям. Пощады никому не дам.
Князь отошёл от края стены и присел на один из деревянных чурбанов, во множестве лежащих на стене, приготовленных для отражения возможного приступа.
Лютичи знатные воины, промолвил Годослав. Может много крови пролиться с нашей стороны. И так уже сил мало, что приходится просить помощи у франков. Не боишься, что можем попасть в зависимость от Карла и стать его слугами?
Стоящий недалеко Траскон внимательно слушал, что говорил Годослав.
Но он-то всегда просит у нас помощи, возразил Дражко.
Просят помощи у сильного. Нам самим нужно быть сильными, а для этого нужен мир, чтобы окрепнуть. Хотя бы лет пять без войны.
За пять лет и лютичи сил наберут, желчно произнёс Дражко.
Эй, князь! раздалось снизу крепости.
Годослав выглянул. Недалеко от ворот стояли два всадника. Один из них держал верёвку, к которой был привязан побитый человек в изодранной одежде. Траскон пригляделся:
Раковор это. Гонцом его посылали к варнам.
Всадник продолжил:
Я князь черезпенян Милогост. Призываю тебя, князь, сдаться.
Ваш великий князь лютичей Драговит слово давал: жить в мире с нами! прокричал в ответ Годослав.
А Драговит в мире с вами и живёт, но не мы. Вы часто нападали на наши земли, пленяли наших людей. Теперь пришёл наш черёд. Выходи из крепости поговорим. Не заставляй нас ждать. Мы захватили много твоих людей, и если не одумаешься, то с каждым разом будем убивать их в два раза больше. А этот будет первым. Милогост махнул рукой. Воин схватил за волосы пленника и двумя уколами кинжала выколол ему глаза. Стоящие на стене услышали, как вскрикнул Раковор. Затем воин двумя движениями отрезал уши и после этого полоснул кинжалом ему по горлу. Всадники ускакали, оставив лежать труп как напоминание князю.
Годослав повернулся к Дражко.
Я выйду к ним, брат. Людей надо спасать. Они на этом не остановятся.
Убить могут ответил Дражко.
Но они же хотят поговорить. А убьют что ж, такова воля богов да наша княжья доля. Без народа князь ничто. На то он и князь, что ответственен за них. За народ он и голову сложить может, и за это народ его любит и в своём сердце хранит, если заслужил. О таком князе своим детям люди будут рассказывать. До сих пор ведь помнят нашего предка Владимира сына князя Вандала. Если что, позаботься о моей семье, брат. Умила, шагнул он к жене, давай попрощаемся на всякий случай.
Враз побледневшая Умила прижалась к мужу, затем они троекратно расцеловались. Годослав поднял на руки своего трёхлетнего сына Юрия:
Ну что, Юрик, мамку слушаться будешь? тот молча кивнул головой. Если не вернусь, то отомсти за меня, когда вырастешь.
Годослав прижал родное тельце сына к своей широкой груди и поцеловал в лоб.
Ворота открылись, и Годослав, высоко держа голову, направился к стану врагов. Все напряжённо смотрели за ним со стены. Умила, зажав рот рукой, чтобы не разрыдаться, глядела, как мужа окружили даны, и он пропал из виду. Затем все увидели, как высоко вверх взлетел один конец бревна, на котором висело тело брата князя. Громко вскрикнула Умила и начала оседать вниз. Траскон бросился к ней, стараясь удержать, а Дражко побледнел от гнева, повернулся и пошёл прочь со стены. С презрением смотря ему вслед, боярин тихо произнёс:
Какого человека потеряли! Вот кто был достоин стать князем бодричей, и уже громче: Крепись, Умила, у тебя его сын. Юрика надо вырастить, а теперь нелегко будет, ведь на этого, он кивнул в сторону ушедшего Дражко, надёжи нет.
Умила вытерла слёзы и властно, словно это была не просьба, а приказ, произнесла:
Помоги мне, Траскон. Я хочу вернуться к отцу и там вырастить сына.
Это будет непросто сделать. Ночью я выведу вас из крепости через подземный ход. Дам в провожатые двух воинов. Они доведут вас до побережья. Постарайся там найти ладью. Это всё, что в моих силах. Я не могу сейчас оставить князя.
Умила кивнула:
Для меня, в моём положении, это уже много. Спаси тебя боги за твою доброту. Вот возьми, Умила сняла с себя тяжёлые золотые серьги. Пусть это будет для тебя память обо мне и моём муже. В трудную минуту для тебя двери нашего дома всегда будут открыты. Я накажу это своему сыну, чтобы он не забывал об этом.
Траскон подозвал воинов:
Честимысл, Мезислав! Собирайтесь в путь проводите Умилу с сыном до моря. Из крепости пробирайтесь на княжью пасеку, там есть кони. Пусть наш бог Радегаст поможет вам в пути.
Глава 2
(808 г. от Р. Х.)
Милогост торжествующе поглядел на крепость и радостно сказал подъехавшему к нему Радиму во главе сотни воинов:
Теперь без князя они долго не продержатся.
Радим мрачно произнёс:
Неправедно вы с Готфридом поступаете. Зачем пленных мучаете и убиваете? Вятко так никогда не поступал.
Что ты мне тычешь своим Вятко: Вятко так делал, Вятко этак Мне он не указ. Да и где он этот Вятко-то? Я сам знаю, что мне делать. И вы будете делать то, что скажу я.
Ошибаешься, князь. Мы будем делать то, что способствует спокойствию и процветанию народа.
Ты, Радим, перечишь своему князю? Да я тебя
Не грози, князь. Святовит видит всё. И он покарает того, кто поступает вопреки воле наших богов.
Теперь ты мне грозишь? вскричал Милогост с изменившимся от злобы лицом.
Не кричи, князь. Я никого не боюсь. Мне ли бояться? Радим усмехнулся. Я видел в своей жизни многое: был рабом у ромеев, с Вятко был во многих сражениях и кого мы только не били! Ты забыл, когда мы сражались с франками, ты со своими воинами в крепости отсиживался? А ведь Вятко всех пленных не казнил, а отпустил. И только потому, что от них враги узнали нашу силу, более пяти лет они не нападали на нас. И если бы франки не пронюхали, что вятичи и резане нас покинули, король Карл не посмел бы потом напасть. А ты поступаешь не как воин, а как тать последний убивать пленных не пристало.
Ну и убирайся к своему Вятко.
Не от таких ли необдуманных слов и поступков правителей приходят в упадок, погибают и исчезают целые народы? Не от таких ли спонтанных порывов и несдержанности власть имущих возникают войны и рушатся уклады жизни? Но в любом случае это отражается на судьбах простых людей. Можно не сомневаться, что в большинстве случаев в прошлом именно несправедливость бытия заставляла отдельных людей, их семьи и даже народы бросать родные края и переселяться в другие места.
Ты подал мне сейчас дельную мысль, Милогост.
Князь заметил, что Радим первый раз назвал его не князем, а просто по имени.
Я для тебя князь Милогост, процедил он сквозь зубы. Я с тобой обо всём поговорю дома, когда закончится эта война.
Не князь ты нам больше. Мы свободные люди, и я со своими воинами покидаю тебя.
Ты, ты в бешенстве Милогост не находил слов. Схватите его!
Но ни один из воинов князя не осмелился это сделать.
Не позорь себя, князь черезпенян, усмехнулся Радим. Или ты уже готов проливать и кровь народа своего племени?
Радим привстал на стременах и зычно крикнул:
Черезпеняне! Вы все видели меня в битвах. Кто из вас считает, что нет доблести в убийстве пленников и безоружных людей присоединяйтесь к нам. Это уже не наша война. Мы уходим.
Радим неторопливо тронул коня, и вся сотня воинов медленно проехала мимо князя, а за ними пошли внявшие его словам и присоединившиеся к нему почти две сотни пешцев. Едва крепость Велиграда скрылась из виду, к Радиму подъехал его младший брат Позвизд:
Милогост нам не простит этого унижения и будет мстить. Ты понимаешь, что сейчас объявил ему войну? Кого думаешь брать в союзники? Или думаешь, что ратаре и их князь Драговит заступится? Хоть Драговит и великий князь всех велетов, но сейчас он слаб и не в его интересах затевать междоусобицу. И ни одно из племён велетов: ни ратаре, ни хижане, ни доленчане не пойдёт против Милогоста.
Радим спокойно ответил:
Я не собираюсь ни с кем воевать. Народ устал от войн. Вятко рассказывал, что там далеко, где просыпается наше солнце, а затем согревает нас своим теплом, находятся малонаселённые земли, которые богаты и рыбой, и зверьём. Он увёл туда своих людей. Я собираюсь последовать за ним и хочу, чтобы мои внуки не видели этих ужасов войны и росли в мире, и думаю, что многие люди наших племен захотят последовать за мной.
Позвизд ничего не ответил Радиму, а только соглашающе покачал головой.
Кто знает? А может быть и таким образом племя радимичей появилось на обширных просторах восточной Европы.
* * *
У Оскола уже второй день от голода ныло в животе. Последние два дня его пищей была только сваренная на костре похлёбка, состоящая из воды и горстки муки. Но теперь кончилась и мука. Как назло, поблизости исчезла вся дичь, а далеко он уходить не решался, ожидая появления отца. Несколько дней назад он подстрелил сову, но как не экономил, птицы хватило всего на два дня. Да и мяса-то на ней было мало, к тому же довольно жёсткого. И Оскол решил вернуться в град, который встретил его запустением и разрухой. Все строения вокруг крепости были сожжены. В одном месте деревянная стена прогорела, и из нее высыпалась земля. Было тихо, даже вездесущие воробьи и голуби, во множестве обитавшие в граде, и те пропали.
Оскол шёл по былым улицам, испуганно озираясь и затыкая нос от невыносимого смрада от неубранных и разлагающихся трупов. У некоторых тел были вырваны куски мяса и отъедены конечности, видимо пировавшими здесь собаками или волками. В одном месте Оскол увидел неимоверно раздутый труп лошади, на котором сидела ворона. Он потянулся за стрелой, но птица, подпрыгнув два раза, взмахнула крыльями и улетела.
Оскол скорее угадал, чем узнал место своего сгоревшего дома. Вместо него осталась куча золы и пепла. Он упал на колени, и непроизвольные слёзы полились у него из глаз. Наплакавшись, Оскол, испачкав щёки, вытер оставшиеся слезинки с лица грязными от золы руками, поднялся и пошёл в крепость, уже почти не надеясь найти что-нибудь съестное. Подавленный всем увиденным, Оскол осторожно вошёл в открытые ворота. Большой дом, в котором жил воевода, и остальные строения были целы, но казались совершенно безжизненными. Внутри крепости было пустынно и не было видно погибших. Его взгляд привлёк рассыпанный в пыли овёс, на его счастье до сих пор не склёванный птицами. Оскол горстями хватал зёрна овса вместе с пылью и бросал их в подол своей рубашки.
Ты цево делаешь, а? раздался сзади него детский голос.
Оскол обернулся. Перед ним стоял маленький, чисто одетый мальчик в сафьяновых сапожках.
А цево ты такой глязный? шепелявя и не выговаривая букву «р», мальчишка присел перед Осколом на корточки.
Овёс, вот растерялся Оскол.
Мама, мама! закричал малыш. Здесь мальцик глязный.
Из безжизненного дома выбежала красивая боярыня и два суровых воина. Не заметив опасности, она успокоилась:
Юрик, иди ко мне!
Но Юрий продолжал сидеть и смотреть на незнакомого мальчика. Оскол, прижав посильнее подол рубашки, чтобы не просыпать грязные зёрна осторожно встал с земли.
Воины подошли ближе, и один из них спросил: