Ты один, или ещё взрослые здесь есть?
Один. Овёс вот не зная зачем, опять повторил Оскол.
А что же ты здесь бродишь? Живешь где?
Жил там, кивнул головой в сторону бывшего дома Оскол. Да дом вороги сожгли. Теперь отца жду отец должен скоро вернуться. Его воевода Земидар к князю послал с вестью о данах.
Не Раковором его, случайно, звали?
Оскол молча кивнул головой.
Не дождёшься ты его, брат, воин крепко взялся руками за плечи Оскола. Убили его даны. Как зовут-то тебя?
О-оскол, задрожал голос у мальчишки, и он не заметил, как из подола его рубашки тонкая струйка собранного вместе с пылью овса посыпалась на землю.
А люди есть здесь ещё?
У опустошённого от скорбной вести Оскола в горле возник горький ком, он не мог произнести ни слова, и поэтому только отрицательно покачал головой.
Мезислав, дай парню хлеба голодный он, воин тяжело вздохнул. Значит, ладью здесь мы не найдём.
Мезислав принёс кусок хлеба и протянул его Осколу. Несмотря на голод, мальчик неторопливо начал откусывать и жевать.
Я говорил тебе, Честимысл, что дальше нужно ладью искать. Два дня зря потеряли
Да, согласился Честимысл, надо к ваграм пробираться, там точно ладью найдём.
У меня ладья есть, оторвался от куска хлеба Оскол. Она в камнях спрятана. Ладья небольшая, но всех нас выдержит. И под парусом ходко бежит.
Честимысл и Мезислав переглянулись.
Сколько серебра возьмёшь за ладью? спросил Мезислав.
Оскол помотал головой:
Я её просто так не продам.
А как?..
Возьмите меня с собой. Пропаду я здесь один.
Чего ж не взять? Возьмём, но только дорога у нас будет долгая и трудная. Выдержишь?
А Юрик выдержит?
Честимысл усмехнулся:
Ладно, верю, что сможешь
Так просто повернулась судьба Оскола. Теперь он сидел в ладье вместе с новыми знакомыми и смотрел на заливисто смеющегося Юрика, для которого плавание по морю было новым впечатлением в познавании мира: качка ладьи на волнах, пролетевшая рядом чайка, случайно попавшие брызги воды от большой волны, ударившей по носу ладьи, хлопки паруса при порывах ветра и даже два судна, появившиеся на горизонте и плывущие им наперерез.
Честимысл и Мезислав напряжённо вглядывались в приближающиеся корабли. Молодое и острое зрение Оскола первым разглядело чудищ на носах драккаров.
Ладьи данов это! воскликнул Оскол.
Умила ахнула и, прижав к себе Юрия, загородила его собой от приближающихся врагов.
Не уйдём, заметил Мезислав.
Поворачивай к берегу, там мель! скомандовал Оскол. Им там не проплыть.
Ну, мореход! удивлённо помотал головой Честимысл, но ладью повернул к берегу, как сказал Оскол.
Как ни ходко бежала по волнам ладья, расстояние между славянами и данами сокращалось. Недалеко от бурунов, указывающих на край отмели, свистнули первые стрелы и пробили парус.
Держи руль! крикнул Честимысл Осколу, а сам начал доставать лук. Мезислав, рулевого подстрелить надо.
Оскол, осторожно выглядывая из-за края борта, увидел, что метко посланные в ближайший драккар стрелы вызвали у данов суету, и их корабль со всего хода налетел на мель.
Попали! радостно воскликнул Мезислав.
Второй драккар сбросил парус и отвернул от мели, и с обоих кораблей данов в сторону ладьи вылетели стрелы.
Поберегись! услышал Оскол, как за его спиной крикнул Честимысл.
Оскол сжался в комочек и насколько мог прижался к борту ладьи. Он почувствовал, как вздрагивала ладья от попавших в неё стрел. Он слышал, как со стуком они втыкались в её борта. Раздался плач Юрия, но стрел уже больше не было. Оскол осторожно поднял голову. Драккары остались далеко позади и, судя по всему, не собирались дальше преследовать ладью, а может просто не могли.
Оскол оглянулся повсюду в бортах ладьи торчали стрелы, а на дне ладьи, пронзённые ими, лежали Честимысл, Мезислав и Умила. Под Умилой раздавался глухой плач Юрия, которая загородила его своим телом, да так и умерла, прижав собой сына к борту.
Оскол проскользнул между погибшими к Умиле и, стараясь не глядеть в ее безжизненные глаза, вытащил Юрия.
Ну что ты, что ты, прижал он Юрия к себе. Не плачь, ты же будущий воин.
Ма-амку у-уби-и-или рыдал, не останавливаясь, мальчик.
Перестань, не плачь. Вот у меня отца даны убили, я ведь не плачу, а у самого после этих слов задрожали губы и на глазах появились слёзы.
Оскол осторожно, чтобы не видел Юрий, вытер ладонью свои глаза, а тот всхлипывал всё реже и реже и наконец притих.
Всё? Не будешь больше плакать? Эх ты, Юрик-Рюрик.
Юрик улыбнулся видно ему понравилось, как его обозвал Оскол, и поэтому повторил:
Юлик-Люлик, Юлик-Люлик!
Что делать-то будем дальше, Юрик-Рюрик, а? Куда тебя везти?
Туда, произвольно махнул рукой Юрий.
Туда нельзя, там даны.
Тогда туда, показал малец в другую сторону.
А что там?
Не знаю.
Вот и я не знаю, вздохнул Оскол. Смотри, солнце уже спать собралось. Давай я постель сооружу и прикрою тебя получше, а то ночью на воде холодно. А завтра придумаем чего-нибудь.
От солнца над горизонтом остался один кусочек. Ветер стих, и парус безжизненно повис. Ладья монотонно покачивалась с бока на бок, и под это покачивание Юрий заснул. Оскол, глядя на безмятежно спящего мальца, размышлял о дне завтрашнем: «Если вернуться назад то там всё разрушили даны, и неизвестно появились ли там бодричи? А если там даны?.. А может плыть к другим племенам: ваграм или полабам? С голоду умереть не дадут, но жить с чужими людьми не мёд. А может ладью продать? Да кто же у него её купит возрастом не вышел. Могут просто отобрать. Не все же такие, как Честимысл и Мезислав». Оскол ненароком посмотрел на убитых: «Продать А что говорил Мезислав про серебро, когда предлагал купить у него ладью?»
Оскол осторожно обшарил Мезислава, но ничего не нашёл; к Умиле подойти побоялся и начал ощупывать Честимысла. Под рубашкой он обнаружил мешочек с серебряными монетами и забрал их себе пригодятся.
Солнце уже зашло, в наступившей темноте у Оскола сами собой начали опускаться веки, и он заснул
Побил их кто-то. Видишь, сколько стрел утыкано, услышал Оскол сквозь сон и открыл глаза.
Было уже светло. В его ладье находились воины, похожие друг на друга: все как один с чисто выбритыми головами и бородами, на голых макушках лишь торчало по длинному клоку волос, а из-под носов свисали длинные усы, концы которых болтались ниже подбородка. Одежда их состояла из льняных белых портков и таких же белых рубах. Это были не бодричи, так как мужчины этого славянского племени не брились. Среди них выделялся один своим властным видом и уверенным взглядом. Никаких украшений он не имел кроме массивной золотой серьги в мочке правого уха. Непривычный вид воинов насторожил Оскола, и он непроизвольно загородил собой Юрия.
Чего испугался? Кто это вас?..
А вы кто?
Мы-то? усмехнулся незнакомец. Мы руяне, а я их князь Рус. Вот смотрим ладья посреди моря одна-одинёшенька, стрелами утыканная, и решили проверить. Кого ты там загораживаешь?
Князь подошёл ближе и увидел Юрия:
Брат?
Оскол замотал головой:
Не-а, вон мать его лежит. Даны за нами гнались.
Рус прошёл к Умиле и нагнулся, рассматривая её:
Вот это кто!
Красивая, скабрезно хихикнул один из воинов позади князя. Если бы была живая, то я бы с удовольствием её ноги себе на плечи положил и побаловался бы с ней ночку.
Рус развернулся и одним ударом в ухо сбил паскудника с ног:
Не сметь охальничать!.. Княжна она, да притом мёртвая. А над мёртвыми сам знаешь
Как наяву он вспомнил свою первую встречу с ней. Несколько лет назад его быстроходные ладьи с воинами перехватили в море медленно плывущую, тяжело гружённую ладью под парусом. На ней, увидев встретившихся, начали спешно одевать кольчуги и выставлять щиты. На некоторых из них была нарисована голова коня, оповещая, что их хозяева бодричи. Рус подождал, пока его ладья приблизится к чужакам так, чтобы стало возможным различать лица, вышел на нос и громко крикнул:
Я князь руян Рус, по прозванию Бравлин. А вы кто? Не бодричи случаем?
Растолкав окружающих его воинов, вперед выкатился пожилой невысокий мужичонка, с торчащей седой бородой:
Будь здоров, князь! Моё имя Мошко. Может, помнишь меня? Мы с Вятко у тебя были. А сейчас плывём с товаром из Новаграда от князя Гостомысла. Есть среди нас и бодричи, но в основном словене мы с Ильменя.
Как не помнить, помню. Хороший воевода Вятко. Богатую добычу мы с ним взяли у ромеев. Мои воины часто вспоминают тот поход. Помню и князя Гостомысла, как привечал он меня с дружиной. Ради Вятко освобождаю вас от подати плывите дальше с миром.
На ладье опустили щиты, и князь за спинами воинов разглядел красивую девушку. Она без боязни смотрела на руян, и в этом взгляде чувствовалось величие.
Как зовут тебя, красавица? Оставайся с нами. Любой из нас готов взять тебя в жёны.
Девица горделиво вскинула голову:
Я дочь князя Гостомысла!
Поздно уже, князь, добавил Мошко. Сосватана она за Годослава из княжеской семьи бодричей
И вот теперь она лежала у его ног со стрелой в груди, и её голубые глаза безжизненно смотрели в небо.
Он аккуратно закрыл ей ладонью глаза:
Перенесите погибших на нашу ладью, похороним их с честью.
Князь вернулся к спящему Юрию и взял его, сонного на руки. Малец проснулся и спросонья начал тереть себе глаза кулаками.
Как зовут-то тебя, княжич?
Люлик, ответил Юрий.
Люлик? удивился Рус.
Нет, Люлик.
А-а, Рюрик!
Мальчишка утвердительно кивнул головой.
Ну, Рюрик так Рюрик. Хочешь воином вырасти и за мать отомстить?
Да.
Возьмите и меня. Я тоже хочу воином вырасти! взмолился Оскол. А ладью мою можете себе взять.
Хорошим воином стать много пота надо пролить. Не пожалеешь?
Оскол посуровел лицом:
Мне сказали, что моего отца тоже даны убили. Если не я, то кто за отца отомстит?
Князь внимательно, оценивая, окинул взглядом Оскола:
Как зовут-то тебя?
Осколом кличут.
Тогда перелезай к нам.
Рус повернулся к воинам.
Привяжите его ладью к нашей.
Так просто решился вопрос о будущем, мучавший вчера Оскола. Он потрогал под рубашкой мешочек с монетами: «А серебро бы спрятать не мешало. И почему отец всегда говорил, что руян нужно опасаться?»
Глава 3
(819 г. от Р.Х.)
Крепкий как кряжистый дуб, Остромысл, растягивая удовольствие, выпил ковш браги, смачно крякнув и вытерев с усов пену, потянулся к копчёному медвежьему окороку и отрезал себе ломоть:
Ты мне поверь, дело верное. Ты же купец, и выгоду должен видеть. Всё, что от тебя требуется это ладью одну дать, да гольтепу помочь вооружить. Чай в твоих лабазах полно оружия-то?!
Сидящий напротив Градомир обсасывал шейку запечённого гуся и обдумывал предложение Остромысла, а тот продолжал:
Сейчас самое время. Большинство данов уплыли фризов пощипать. У их селений охраны мало осталось, и мы их запросто на щит возьмём. Сведения верные, не сомневайся. Ты только подумай: пятая часть добычи твоя!
Градомир ухватил щепоть кислой капусты и бросил её в рот. Смачно хрустя, спросил:
Мне пятую часть, а остальное тебе?
Мне тоже пятую часть.
Я что-то не пойму а остальное кому?
Половину княжичу Вратибору и его дружине, а остальное всем тем, кто с нами на данов пойдёт.
Градомир понимающе кивнул головой. Дружина княжича Вратибора это опытные воины его отца князя Руса, прошедшие с ним множество битв, и которые были не согласны с выбором в князья Яромира еще одного сына Руса от другой жены. Яромир был резок, отчаянно храбр до безумия, но воины больше чтили уравновешенного и здравомыслящего Вратибора.
Градомиру он тоже нравился, но принимать решения с наскока не привык:
Пятая часть добычи не такая уж и большая, так чего ты стараешься ради этого похода?
Остромысл немного замялся и плеснул себе в ковш немного браги:
Понимаешь, много тут бездельников развелось: работать не хотят, пьянствуют, как бы до озорства не дошло. Если уйдут они с нами в набег, здесь спокойней будет. А вернутся с добычей какая-никая выгода и прибыток.
Это ты до этого додумался?..
Остромысл опять замялся и нехотя произнёс:
Князь Яромир попросил. Хочет он, чтоб порядку больше было. Да и брата Вратибора просил с собой взять пусть боевого опыта поднаберётся
А князь брату воинов ещё даёт?
А зачем? Я ж говорю, что даны на фризов уплыли. Мне сам князь об этом сказал.
Сам князь?..
Градомир задумался неспроста всё это, неспроста:
Так сколько всего воинов на данов с собой возьмёшь?
Остромысл оживился:
Я с воинами на ладье, княжич на пяти. Ещё твоя ладья да моих две, на которых всех охочих людей размещу. Вот и считай больше полторы сотни воинов.
Ладно, дам я тебе ладью. И всех желающих идти на данов вооружу. Пусть в лавку приходят, а оружие после похода вернут.
Само собой
Это не всё. Я со своими воинами на одной ладье тоже на данов пойду. На сброд надёжи нет какие они воины?!
Но я не могу из добычи тебе выделить больше, чем пятую часть заволновался Остромысл.
Ничего. Главное эту пятую часть вовремя себе на ладью положить
* * *
Оскол, неслух, ты где пропал? у открытых дверей хлева раздался зычный крик княжьего ключника Билюда.
Навстречу вышел широкоплечий молодец лет двадцати, с большими деревянными вёдрами, полными свежего навоза, и уставился сверху вниз на маленького и худосочного ключника. Его высокий рост скрадывала небольшая сутулость, образовавшаяся, видимо, от постоянного ношения различных тяжестей. Босые ноги его, а также портки и рубаха, были измазаны тем же навозом.
Чего шумишь? глухим басом произнёс Оскол. Сам же велел в хлеву убрать.
Сколько можно ковыряться здесь? Вон уже свиньи визжат голодные, а он всё никак не может убрать, как будто неделю там не появлялся.
А ты вели поменьше коров кормить, тогда быстрей буду управляться.
А молоко тогда откуда брать будем? Чай любишь его молоко-то?
А оно мне достаётся? усмехнулся Оскол. Хорошо хоть квасу вдоволь.
Дерзишь, неслух. Вот скажу князю он тебе задаст.
За что? За то, что у коров долго убирал?
Он найдёт за что. Скажу, что ты ночью к девкам в девишную лазил.
Так я ж не лазил!
А я скажу, что лазил. Испугался? То-то. Помни, кто тебя, сироту, выкормил и на ноги поставил.
Оскол поставил вёдра на землю:
Я об этом всё время помню. Позволь в благодарность я тебя обниму.
Оскол широко раскинул свои руки и шагнул к Билюду. Ключник в ужасе, посматривая на пятна навоза на его одежде, попятился назад:
Ты чего это, чего?.. Задушишь ещё, медведь этакий. Ты это, заканчивай давай скорей, да свиней покорми. Там тебе уже девки целую бочку помоев подготовили, и Билюд бочком, бочком посеменил прочь.
Так я уж закончил, заулыбался вдогонку ему Оскол.
В пекарне, куда зашёл Оскол, стоял стойкий кислый запах, перебиваемый ароматом свежевыпеченного хлеба. Молодые, испачканные в муке девки и жёнки, месившие тесто, увидели Оскола, захихикали и, переглядываясь и бросая на него озорные взгляды, начали перешёптываться меж собой.
Где здесь помои-то? смущённо, переминаясь с ноги на ногу, спросил Оскол. Билюд сказал, что для свиней приготовили.
А ты Милолику попроси, чтоб показала, засмеялись девки. Тебе она не откажет.
Ты чего сюда пришёл-то весь в дерьме? властно закричала пожилая и дородная тётка. Чай хлеб для князя и для дружины печём. Ещё не хватало, чтоб навоз ненароком попал
Тётка Скрева, так Билюд же сказал начал оправдываться Оскол, но та его перебила:
Билюд наговорит, только слушай. Бочка, чай, во дворе, а не в пекарне.
Скрева отломила здоровенный кусок душистого и ещё тёплого только что испечённого хлеба и протянула его Осколу.
Вот, поешь потом.
Милолика подошла к Осколу:
Что ж ты так испачкался? Давай снимай хоть рубашку постираю
Чего одну рубашку?! И портки снимай! засмеялись девки. Милолика, помоги ему.