ГЛАВА II
рассказывающая о первом деле частного детектива Ильи Мурова
И вот, в один из майских дней, не сказав никому ни слова, не проговорившись о своих намерениях домочадцам и не обмолвившись о них ни подполковнику, ни учителю географии, наш отставник встал чуть свет, облачился в лучший и единственный свой костюм, повязал самый элегантный из трех имеющихся галстук (бросив при этом несколько придирчивых взоров на собственное отражение, в котором строгая деловитость одежд слегка не вязалась со счастливым выражением лица, и попутно с неудовольствием отметив в последнем полное отсутствие резко очерченных ястребиных черт в присутствии безупречно утиного носа), мельком подумал о том, что надо бы выучиться покеру, дабы побыстрее освоить ледяную непроницаемость взгляда, после чего тихонько вышел из дому, осторожно отпер гараж и, тщательно проверив багажник, заднее сиденье и электропроводку стартера на предмет детонаторов, взрывчатых веществ и затаившихся представителей, прижатых к стенке преступных сообществ, вывел своего жигуленка из стойла и медленно, а лучше сказать, вдумчиво покатил по сонным, только еще собирающимся продрать задраенные ставнями глаза, улочкам.
Поскольку в такую безбожную рань, как преступные элементы, так и их потенциальные жертвы предавались сну, частный детектив Муров решил поупражняться в профессиональном навыке умении раздваиваться за рулем, когда одна половина сыщика ведет автомобиль, умудряясь соблюдать при этом все правила дорожного движения, а другая лучшая предается сложным дедуктивным размышлениям. Например, таким: «Почему меня били? Чем именно? И по какому праву? Было ли это предупреждением или они просто сгоряча обознались?..» Разумеется, никто Илью Алексеевича еще и пальцем не тронул. Не за что было. Пока но о чем-то думать-то следовало: тренировка есть тренировка. Не рассуждать же ему самому с самим собой о гипотетическом детективном романе, который когда-нибудь кто-нибудь вдруг вздумает о нем написать, и как этот кто-нибудь этот роман начнет. На его месте лично Илья Алексеевич начал бы свою правдивую повесть так: «Было ясное, солнечное, почти летнее утро, какие выдаются иногда в Калифорнии то есть в Подмосковье ранней, в смысле, поздней весной» Нет, не пойдет. Дальше у Раймонда Чандлера упоминается сезон дождей и виднеющиеся на горизонте снежные шапки гор. Ближайшая гора в соответствующем головном уборе находилась от Ильи Алексеевича на расстоянии полутора тысяч верст, так что увидеть ее папаху можно только мысленно, а мысленно в приличных детективах не считается Ладно, можно ведь начать и с менее конкретного, к примеру, с широких глубокомысленных обобщений: «Когда вы сидите дома, удобно расположившись в кресле перед камином, случается ли вам задуматься, что происходит снаружи?» Тут нашему отставнику действительно случилось задуматься. Но не о том, что происходит снаружи, поскольку сам он как раз снаружи и пребывал, и там, где он пребывал, ничего особенного, кроме неторопливой утренней поверки переживших ночь, не происходило. Задумался Илья Алексеевич о камине, вернее, о тех, кто обладал этой роскошью. Среди его знакомых таковых не нашлось. Ясно, что блистательный автор великолепного Майка Хаммера обращается к иной аудитории зажиточной, заокеанской И, следуя бесхитростной логике смежных ассоциаций, Илья Алексеевич, обратил внимание на еще один изъян окружающей его действительности, а именно на отсутствие при многоквартирных домах привратников, охранников, телефонисток и лифтеров. Возможно, какого-нибудь заокеанского скрягу-сыщика это обстоятельство и порадовало бы, но нашего отставника, напротив, огорчило. Ведь в случае чего ему, как частному детективу, некого будет разговорить с помощью пятерки баксов об интересующем его объекте. Правда, имеются вроде бы дворники. Но отнюдь не при каждом здании. Да и какой с них может быть спрос, если большую часть времени они пребывают в отключке?
Илья Алексеевич выехал на малооживленное в столь ранний час московское шоссе, проследовал по нему с километр и вновь свернул в городок, согласно избранному маршруту патрулирования. На въезде его тормознул жезлом незнакомый гаишник, с виду из молодых да ранних.
Ты что это, отец, крутишься тут без смысла? Бензина, что ли, много?
Столь внезапная и скорая встреча с представителем органов охраны правопорядка, с которыми у них, у частных детективов, свои давние и довольно запутанные счеты, нисколько не смутила нашего отставника.
Да вот, отвечал он, район патрулирую, пока вы все спите, бросив город на произвол преступных элементов.
Гаишник так уставился на Илью Мурова, что для последнего моментально прояснился, дотоле казавшийся затемненным неудачным переводом, смысл отвлеченной метафоры: «белки его глаз стали похожи на облупленные крутые яйца».
Дружинник, что ли? ухватился гаишник за крайнюю, по его мнению, возможность хоть как-то удержать безумие в границах общепризнанных реалий.
Частный детектив Илья Муров, чуть не сорвалось с языка Ильи Алексеевича, но он успел произнести лишь первый слог и запнулся, вовремя вспомнив об отсутствии у него не только пресловутой лицензии, но даже и соответствующей визитной карточки («Илья Муров. Частный детектив. Мологжа-сити. Сентер-билдинг. Комсомол-драйв. 19/5.» Ниже номер телефона. Выше бренд: Всевидящее Око в виде сияющей серьги в мочке Всеслышащего Уха.).
Что «ча»? пресытившись паузой, полюбопытствовал гаишник.
В мозгу нашего отставника со скоростью компьютерной распечатки замелькали все известные ему слова, начинающиеся с указанного слога. Чего там только не было, каких только слов не промелькнуло! Но особенно усердствовали «чача» и «ча-ча-ча»
Чайник я, нашелся, наконец, Илья Алексеевич. Водить по холодку учусь
А права у тебя, гражданин Чайник, имеются? насторожился служивый.
Илья Алексеевич дернулся было предъявить требуемый документ, но опять вовремя опамятовал, сообразив, что чайников с двадцатилетним стажем вождения не бывает. По крайней мере, на свободе
Дома забыл, проявил находчивость наш отставник, втайне радуясь тому, что даже в такой нештатной ситуации не растерялся, в частности, не утратил способности логически мыслить.
А техпаспорт с документами на машину? гнул свое представитель дорожных властей.
Всего секунда понадобилась нашему отставнику, чтобы взвесить несколько вариантов возможного развития назревающих событий и выбрать в качестве руководства к действию самый, на его взгляд, оптимальный: быстренько извлечь из бардачка упомянутые документы и вручить их гаишнику, присоединив к ним свое пенсионное удостоверение. Что он и сделал, не теряя времени, достоинства и контроля над ситуацией. Увидев знакомые цвета, формы, эмблемы, литеры и буковки, гаишник преобразился, одновременно расслабившись, подтянувшись, слегка подобрев и заметно посуровев. В одном глазу профессиональная братская солидарность служителей закона, в другом не менее профессиональная опаска попасть под каток какой-нибудь очередной кампании..
Проверяем, значит? Инспектируем, значится?
Кто? Я? Кого? Вас? удивление Ильи Алексеевича было так велико, так непосредственно, что гаишник чуть было не купился.
Мы, коротко и ясно заключил он. Затем подумал, секундой-другой дольше, чем наш отставник тремя абзацами выше, вычислил оптимум и немедленно приступил к его осуществлению.
А права все же придется предъявить, товарищ капитан Порядок такой.
А-а! дошло до нашего отставника. А-аа! доехало.
Угу подтвердил прибытие гаишник, мельком взглянул на права, козырнул и вернулся на пост. Сама воплощенная Бдительность и та бы бдительнее не выглядела. Потому как куда уж дальше-то?
Действительно, некуда, согласился Илья Алексеевич и тронулся дальше, решив сузить сектор патрулирования таким образом, чтобы больше на шоссе не светиться. Вот почему спустя пять судьбоносных минут наш отставник оказался на непредусмотренной первоначальным маршрутом улице. С одной стороны домики с мансардами, мезонинами и прочими архитектурными излишествами, с другой святая простота убогих многоквартирных коробок, каким-то немыслимым образом умудряющихся обходиться без привратников, охранников, консьержек, лифтеров и даже лифтов. Дворников и тех не было видно, хотя пора бы уже этим бездельникам приступить к своим обязанностям, вон, сколько мусора народ за сутки намусорил, сколько дряни набросал, сколько объедков недокушал. Своре бездомных псов даже с помощью дежурной стаи голубей не справиться
Ну, про свору Илья Алексеевич загнул, конечно, красного словца ради. Пяток жалких дворняг на свору никак не тянул. Томимые голодным любопытством, псы с хмурой деловитостью инспектировали человеческие отходы, санитарили как умели, берегли природу, мать нашу. «Кому мать, а кому ареал обитания», уточнил бы Арчи Гудвин на месте Ильи Мурова, и скорее всего не заметил бы одной странности в поведении четвероногих. А наш отставник не только заметил, притормозил и пригляделся, но еще и проанализировал эту странную странность. Странность же состояла в том, что собаки периодически вставали во что-то вроде стойки и, глядя мордой на приземистую котельную, начинали тихо скулить, подвывать, словом, проявлять тоскливое беспокойство
Илья Алексеевич заглушил двигатель, вышел из машины и направился, решительно озираясь по сторонам, к молчаливой, холодной котельной.
Некоторые из хроникеров и жизнеописателей деяний нашего героя бездоказательно отрицают тот непреложный факт, что к посещению означенной котельной детектива Мурова привела его знаменитая наблюдательность и дедуктивное мастерство, облыжно утверждая, будто навестил он ее исключительно по нужде, именуемой «малой», и что обвинения дворничихи, коих сыщик позднее удостоился, не были столь уж беспочвенны. Мы же полагаем, что они заблуждаются: именно профессиональные навыки нашего отставника, но никак не низменные позывы плоти, побудили его проверить свои подозрения относительно этой котельной.
Это было обычное типовое сооружение. Вход с торца, к которому вели, спускаясь, десять выщербленных временем и безразличием ступенек. То, что частный детектив Илья Муров искал, на что надеялся и что отныне должно было стать его основным занятием, находилось сразу по окончании лестницы, на пятачке перед входной дверью, запертой на большой амбарный замок. В полутьме, которая царила здесь, это показалось Илье Алексеевичу бесформенной кучей грязного тряпья. Чтобы убедиться в своей ошибке, ему пришлось воспользоваться своим рыбацким фонариком. Фонарик осветил неподвижное тело типичного бомжа, жертвы вредных привычек, невостребованной любви и развалившейся в одночасье социально-политической системы. Перво-наперво Мурову надлежало убедиться в том, что это действительно труп, а не впавший в летаргию глубокого отруба хроник, большой почитатель «льдинок», «снежинок» и других сильнодействующих средств гигиены, предназначенных для чистки полированных поверхностей неодушевленных предметов. Для этого следовало пощупать пульс за ухом или приложить зеркало к губам предполагаемого покойника, или, наконец, приподнять веки и заглянуть в глаза. На краткий сумасбродный миг Илья Алексеевич ощутил вдруг нечто вроде отвращения: куда я лезу? во что вляпываюсь? Но чувство долга пересилило отвращение и страх. Он нагнулся, дотронулся тыльной стороной ладони до заушной жилки. Ледяной холод пронзил нашего отставника судорогой омерзения. Ему показалось, что труп пролежал тут всю зиму, но он немедленно дезавуировал это предположение как абсурдное, поскольку отопительный сезон кончился всего дней десять назад.
Предварительный обыск обнаруженного трупа одна из сословных привилегий сотрудников частного сыска. При этом никто из них не стремится к доскональности, хотя и старается соблюсти определенный педантизм в своих действиях. Первым делом надобно натянуть на руки дешевые нитяные перчатки. Таковых Илья Алексеевич ни в одном магазине родного городка не обнаружил. Поэтому он облачился в хозяйственные резиновые, позаимствованные им у собственной тетки. Вторым делом хорошенько осмотреться и надежно обезопаситься. Какая жалость, что архитекторами котельной не предусмотрена входная дверь для лестницы, сейчас бы Илья Алексеевич ее на задвижку и полный вперед: сто граммов на грудь, сигарета в зубы, и можно смело лезть шмонать карманы убитого. (В том, что это убийство, наш отставник уже не сомневался, хотя и понимал, что безошибочность своей профессиональной интуиции следует доказывать неопровержимыми фактами.)
Муров развернулся, бесшумно поднялся по лестнице и осторожно выглянул по-над поверхностью: нет ли окрест свидетелей, которые потом, всё перепутав, покажут под присягой на него как на соучастника преступления? Никого, кроме озабоченных пропитанием псов и голубей, визуально не обнаружил. Зато аудиально явственно ощутил присутствие дворника, размеренно машущего метлой-кормилицей, то ли в такт своим тихим мыслям, то ли подлаживаясь под ритм своего недовольства. Илья Алексеевич, дивясь и радуясь самому себе, засек время по наручным часам, чтобы определить скорость и направление движения оператора метлы. Вышло, что времени у него минут семь-восемь. Муров так же бесшумно вернулся к своей находке, потоптался над ней, постучал себя по лбу: дверь-то в котельную не проверил, вдруг замок на ней дли блезиру, мать твою, сыщик! Проверил, погладил себя обрезиненной ладонью по голове: умница, заперта
Улов Ильи Алексеевича оказался до обидного скуден: ни документов, ни визиток, ни денег, ни счетов из прачечной или от телефонной компании. Даже использованных билетов на электричку или автобус и тех нет. Никаких зацепок, чтобы выйти на след, идентифицировать труп, опросить родных, близких, соседей, сослуживцев, старушек, тусующихся на лавочках при подъездах Стой и гадай: то ли кто-то тебя опередил с обыском убитого (Убитого ли? Конечно убитого! От старости в таком возрасте Кстати, сколько ему с виду? Лет сорок пять Вот именно, от старости в этом возрасте не умирают. (Я же жив.) Только от неизлечимых болезней. А самая неизлечимая из болезней чей-то злой умысел в отношении твоего существования), то ли он по жизни был жутко неприхотлив и ужасно скрытен? Но скорее всего убийца очень постарался не оставить Мурову никаких следов. Наверное, не знал душегубец, что любое, даже самым тщательным образом спланированное преступление все равно оставляет следы, улики и зацепки, которые не ускользнут от внимания высококлассного сыщика, и, следовательно, рано или поздно, убийца будет схвачен, разоблачен и предан суду. На краткий миг всепрощенческого затмения Илья Алексеевич даже проникся сочувствием к неведомому (пока что!) преступнику: небось, замышлял, дурила, коварные планы, радовался, обормот, своей предусмотрительности, изучал маршруты и привычки жертвы, просчитывал свои ходы, но главного, поганец, не предусмотрел, не рассчитал и не учел что этим делом займется не кто-нибудь, а лично Илья Муров!