Шли они, казалось, целую вечность. Дорога была волнообразной, приходилось прилагать усилия взбираясь и осторожно спускаясь в очередную выбоину. Кругом одни ивы шумящие зелеными косами, шепчущиеся, хохочущие меж собой над девчонкой-калекой. Рядом с ними всегда присутствовал запах воды. Оливка почмокала пересохшими губами. Неужели у бабули из питья только этот проклятый джин?
Бабушка будто прочла её мысли и выудила из корзинки стакан с клубникой.
Ешь смело. Мытая.
Спасибо.
Оливка взяла из стакана одну из больших клубничин, впилась зубами в алую мякоть и заслышала в косах ив хихиканье.
Не бойся. Это русалки выползли из озер, локонцы расчесывают, чертовки. Утянули на дно моего любимого! Эй, рыбьи девки, а ну кыш отсюда!
Воздух взорвался от шлепков рыбьих хвостов и плеска водной глади. Подул вялый ветер, зашелестели ветви ив, грациозных, гибких красавиц. А затем снова тишина.
Бабушка замахнулась сухоньким кулачком в сторону ив, затем почувствовала на себе ошарашенный взгляд внучки, чуть не подавившейся ягодой.
Чего, не веришь? Поживешь с моё, ни в такое уверуешь!
Она залилась сатанинским смехом, дребезжа бутылкой джина в корзинке. Оливка прожевала клубнику и поплелась за старухой в клоунских носках и со скатанными бирюзовыми тенями на веках дальше.
Ягода оказалась кислой-кислой Хорошенький прием.
Вечером бабушка накормила её исправно, позабыв о неудачном инциденте утром. Яичница-болтунья с помидорами и зеленым луком, тосты с козьим сыром и беконом, сладкий джем из ежевики, не чета купленной у торговок с Юго-Восточного Базара клубники. Потом был крепкий черный чай с сушками на крыльце, где бабушка раскидала седалищных подушек, как она их обозвала. Чтоб внучке было удобней и её ножкам. После чая и полстакана джина бабушка пустилась в рассказ о недошедших до Оливки письмах и просьбах дочь приезжать почаще. Но мама Оливки с годами ушла в работу, пациенты отнимали много сил и терпения, а смотреть, как мать спивается на этой своей странной Улице Ив, у неё не было резервов.
Улица Ив If Avenue, как писала остроумная бабуля, в обнимку с бутылкой джина и корнишонами. Улица «Если». Если бы парень женился на бабушке Оливки, то не утонул бы в том озере, если бы не союз матери и отца Оливки, то она была бы здоровой и крепкой, гибкой и стройной, как ива. Она же даже плавать не может, бедное дитя. Вот про маму с папой это старуха зря сказала. Отец совершенно был не причем её хромоты.
Если бы, да кабы. Меня вообще могло бы и не быть! Ни только у мамы с папой, но и здесь и сейчас! кричала на очередные излияния сумасшедшей старухи Оливка, швыряясь плоскими подушками в стрекочущий ночными насекомыми и благоухающий ночными цветами запущенный сад.
Знаешь, русалка тоже хромала, когда стала человеком. Каждый шаг причинял ей боль. Променяла хвост и сестер-шутниц на мужика-красавца. А он Он
Хватит. Русалки, мужики, джин. Бабуль, давай спать, а?
Ей смертельно хотелось домой, но она прекрасно понимала, что для её больной ноги здесь лучше. По крайней мере, пока там не пройдут дожди и холод, и мама с папой перестанут грызться из-за её здоровья
В ежевичных кустах прятался сверчок, пиликал и пиликал всю ночь. Оливка лежала плашмя на жестком матрасе, набитом конским волосом, на плоской седалищной подушке, расшитой ромашками и беззвучно плакала, сырость разводила. Вот такая она слабенькая, хиленькая, зачахшая веточка мира.
А потом всё переменилось. Появились друзья-соседи и даже романтический интерес. Она понимала шансы ровны нулю, но как же приятно и больно одновременно было влюбиться впервые в жизни. Как откусить заветную алую ягоду клубники и обнаружить кислинку в самой сердцевине. Чтобы хоть как-то выразить чувства Оливка стала рисовать, много, многострадально, как высказалась Мистика мрачная, специфичная натура, даже в жару носила кофту с длинными рукавами и темные кеды. Филин появлялся не часто, бабушка его терпеть не могла. Из очередных пьяных излияний Оливка поняла, что он сильно напоминал своего погибшего деда в этом же возрасте. Вот беда-то Кому бабушка была всегда рада, так это Санни девочке-блондинке в «деревенских» платьях с парусиновыми кедами. Наверное, в ней она видела себя прежнюю задорную, приветливую, лучистую. С Санни заглядывал и Ром самый старший и солидный из их компании. Оливка в тайне ревновала Рома к Санни, изводила себя мыслями, что это они всё время вместе к ней приходят, и что делают, куда уходят?
От злости стопу начинало крутить неимоверно, хоть вой. Темнота дышала в затылок мерзким холодком. Из её клыкастой пасти стало разить болотной сыростью. Темнота засасывала девочку в свои жадные объятия, хотела выпить свет, добро, любовь до капли, как медовуху или квас. Оливка молилась, вспоминая заветы мамы, просила прощения, отгоняла, как могла, ядовитые мысли, звонила поболтать на отвлеченные темы с Мистикой. Они сдружились, потянулись друг к другу, два зацветших сорняка, так их обозвала бабушка.
Колючки вы обе. Но и это пройдет. Расцветете, окрепнете. Роза же тоже колючая, усмехалась старуха, пропалывая грядки.
Оливка подвязывала помидоры и огурцы, молчала, но вслушивалась. Похоже, бабушка не растеряла мозги, как считал папа. И все же себя она колючкой не считала, странноватой из-за тяги к рисованию безумных картинок это да, а вот колючей совсем нет. Наоборот Оливка с радостью шла на контакт, тянулась к людям, хотела успеть всё и сразу, несмотря на недуг, а может как раз из-за него.
А вот за Санни я тревожусь.
Чего это вдруг?
Оливка так быстро откликнулась, что бабушка надолго замкнулась, пожевывая губы. Эх, стоило попридержать язык. Набежали тучки, заморосил мелкий грибной дождик, точно из сита. Оливка побежала вразвалочку прятаться на веранду. Старуха крякнула, очистила тяпку от земли, травы и корней, и поплелась следом.
Лягушонок раненый ты мой.
Она попросила внучку принести из холодильника старого, низкого, ворчливого монстра, найденного на кладбище старых вещей и реабилитированного за низкую плату ремонтником с Юго-Восточного Базара, два стаканчика с клубничной шипучкой. Оливка сообразила, что будет пояснение тем невольно брошенным про Санни словам и безропотно пошла за напитком. Клубничную шипучку любила она. Бабушка говорила, что там тонна сахару, но изредка присоединялась выпить.
Сладко, почмокав, сказала старуха, прикрыла глаза и продолжила.
Девочка в нетерпении дрыгала коленом. Бабушка коснулась шершавой мозолистой ладонью, успокаивая, произнесла с хитрецой во взгляде:
И на солнце ведь тоже бывают темные пятна. Затмения находят.
Оливка почесала красную точку у локтя укус комара, задумалась крепко. Санни она знала не так хорошо, как Мистику. Больше по-добрососедски. Она её немного побаивалась, ведь Санни была старше, красивее, умнее, ловчее, смелее и Что уж таить, Оливка ревновала её к Рому. Они хорошо смотрелись вместе. А Оливка Оливка считала себя посмешищем, ребенком, калекой, поэтому общалась с Санни, как с доброй, приветливой соседкой, которая в случае чего, готова будет выручить и помочь. Замечания-наблюдения бабушки странным образом тепло отдались в её маленьком, эгоистичном сердечке.
Дождь рассеялся также внезапно, как и посыпал. Меж тучек просочились прямые солнечные лучи, словно волосы небесной богини дня. Оливка зашла в дом, вымыла стаканы, убрала бутылку с остатками клубничной шипучки в холодильник, тот довольно заурчал и щелкнул, позвонила ставшей за долгие часы нелепых и пространственных разговоров закадычной подруге Мистике.
Как обычно Мистика пустилась в обсуждение научных статей, популяций голубых соек, «черных дыр», фольклора востока, поющих барханов, коснулась пару раз темы обоих полов и про то, что мальчики-ровесники это сущий ад, Оливка мигом согласилась и вот тогда-то смогла вставить слово:
Вы с Санни давно ведь дружите?
Ну да, с младенчества, я же рассказывала. Давай-ка лучше вечерком загляну, у вас там ты говорила, надувной бассейн в сарае завалялся, могу помочь с ним. Наполним водой и поплескаемся под луной. Бабулька твоя же будет не против, если я останусь на ночь? Она у тебя посговорчивее, особенно когда наклюкается. У своих родаков как-нибудь отпрошусь. Торги выиграть можно, если впрячься, как следует и наобещать, что выполнишь двойную дозу обязанностей позже. Эх, надувной бассейн, конечно, не сравнится с открытым озером. Знаешь, как круто мы с Филином совершали вылазки ночью к озеру.
Оливка поморщилась. Она устала каждый раз слушать байки про русалок и дедушку Филина. В частности про озеро. Она не умела плавать, не могла
Да-да. Мистика, так что с Санни в последнее время не ладите? Ты больше тусуешься либо с Филином, либо со мной.
«Тусовки» их ограничивались телефонными разговорами или когда Мистике удавалось улизнуть из многодетной семьи в дом бабушки Оливки.
Что тут скажешь. Ей сейчас интереснее с парнями зависать.
У Оливки образовался ком в горле, и она сипло сказала:
С Ромом?
Ага. Филин тоже с ними как на привязи ходит. Совсем чумной пацан стал. Раньше мы с ним отлично ладили, а сейчас Как появился на Улицах Ив этот гад Рóман, так Филин как с катушек слетел глазища под очками расфокусированные, мутно-бледный какой-то, точно когда сливки переборщишь в кофе, вот такой стал. А Санни вообще не узнать благоухает и светится чудовищнее обычного наша Солнечная Фея. Жалко ребят. Колдун он что ли, этот гад Рóман?
Вопрос был риторического характера. Мистика частенько задавалась такими вопросами, не требующими прямых ответов, или же вовсе каких-либо ответов.
Оливка отодвинула трубку подальше от уха. Мистика так разошлась в раздаче кличек, что Оливке стало тошно.
Послушай, послушай, Мис
На другом конце провода раздались ор и возмущения.
Прости, Оливка. Мать зовет.
Ничего. Сегодня все равно с бассейном и ночевкой не выйдет.
А, ну ничего.
Похоже, Мистика уже и забыла о собственном предложении покупаться под луной, потеряла интерес. Оливка даже выдохнула.
Отбой.
Отбой, ковбой! прокричала в ответ Мистика и шваркнула трубку на аппарат.
Долгие длинные гудки из раковины телефонной трубки еще некоторое время транслировались в ушную раковину Оливки. Она не могла дышать. Воздух проникал через рот, сквозь зубы со свистом, потом она положила трубку, провела ладонями по лицу, как будто стирая налипший плотно грим, и откинулась на жесткий матрас. Под потолком носились две жирные зеленые мухи, бабушка на кухне мыла только что сорванный с грядки базилик. Запах заполз в комнату, смежную с кухней и верандой, отогнал мух. Оливка обеляла имя Рома в своих мыслях, боясь признаться вслух в чувствах к нему, тем более Мистике.
Репейник ты настоящий, дорогая подружка, на манер бабушки шепотом выговорила Оливка сама себе и закрыла глаза.
***
Неподвижно она стояла среди грядок с зеленью и капустой, пристально всматриваясь в льющийся с темных небес серебристый свет полнолуния. Мимо босых её ног прошмыгнули ящерицы, квакали заблудившиеся на плоских камнях вкруг цветника лягушки. Напитавшись серебристо-темно-зеленым сиянием, она улеглась тут же на землю, на подушки мха щекой, зарылась в траву. От обломанных, примятых стеблей в воздух ударили ароматы мелиссы, базилика, лимонной травы и настурций.
Новенький сон был, словно конфетка-сюрприз, она уловила все тонкости запаха и вкуса, а затем перед ней развернулись детали будущей картины. Море, альбатросы, тревога в душе, светлые локоны разметал соленный ветер по точеному личику-сердечку, в тонких изящных руках очки с круглыми стеклами Море гудело, девушка на скале лила слезы, осторожно держа очки, солнце за горизонтом было бледно-желтым слабым опаловым отблеском угасшего дня
Потом она почувствовала, как сама плывет по воздуху, в нос бил запах можжевелового джина и чьи-то шершавые, мозолистые руки приглаживали её разметавшиеся от сна волосы.
***
Утро было солнечным, но ветреным. Оливка умылась, почистила зубы, голова её была тяжела как никогда, боль в хромой ноге вернулась, глаза красные, под ними фиолетово-черные круги-тени. Методично расчесав волосы на прямой пробор, убрав от лица к вискам мешающие прядки блестящими заколками-бабочками, она переоделась в джинсовый сарафан поверх оранжевой однотонной футболки захотелось быть поженственнее. Обула кожаные с переплетенными шнурочками сандалии, на руки браслеты с малахитами. Щелк-щелк, образ готов. В груди покалывало от трепетного предчувствия. На щеке обозначилась ямочка от частой блуждающей улыбки. Мистика её бы не узнала
Девочка отказалась от завтрака яичница с беконом, тост с маслом и ежевичным джемом, крепкий черный чай с лимоном и мятой. Бабушка была тиха и добра как никогда, но Оливка этого не заметила, спустилась к своему насесту, выпила спустя полчаса все-таки таблетку, прописанную отцом от болей в хромой ноге. К лекарствам она разумно и с осторожностью прибегала, не хотела привыкать. Бабушка тревожно поглядывала на неё всё это утро.
Новая картинка отличалась от прошлых. Это Оливка ощутила с первых же мазков. Еще никогда она не рисовала море, да так детально, а ведь в жизни не видела его ни разу. Напрягая память, она все же не смогла столь конкретно изобразить силуэт плачущей блондинки на скале, а вот очки с круглыми стеклами были прямо-таки центральной деталью среди темных, бушующих волн
Привет, Оливия, радушно выговорил Ром, вошедший через не запертую калитку.
Рука с кистью сладостно задрожала над холстом. Оливка отложила кисточку, улыбнулась, тихо приветствуя в ответ. От любовного чувства у неё аж пальчики на ногах поджались, и в глазах появился маслянистый блеск. Триумф был не долгим. Ром пришел не один. Тут же из-за спины парня показалась Санни «деревенское» бежевое платье в мелких маргаритках, распущенные волосы, завитые кольцами на концах, парусиновые белые кеды.
Привет.
Оливка только кивнула девочке.
Санни обогнула высоченного Рома и уставилась шокировано на незаконченную картину.
Что такое? спросил поспешно Ром рыцарь в сияющих доспехах.
Санни зажмурилась, отвернулась от картинки, порозовев. Немного придя в себя, обратилась сурово к Оливке:
Как ты узнала? Как ты могла «подглядывать»?! Чертовка!
Девочка потянулась к картине с таким страшным порывом разрушения, что Оливка испугалась, подскочила, ойкнула от боли и чуть не упала Ром успел её подхватить подмышки.
Объясните же, наконец, что происходит? по слогам выдавил Ром, усаживая, словно драгоценную куколку Оливку на седалищные подушки.
Она рисует чужие сны.
Голос Санни был жестким, холодным, как металл.
Тогда проматывая в памяти весь прежний «балаганный цирк» на своих сожженных картинках, соображала Оливка.
То были сны твоей бабки, глупая! Ох, неужели она тебе не рассказывала про то, что в вашем семействе по женской линии передается такая способность?! Вот она и глушит рассудок джином!
Оливка понурила голову, сжав кисть в руке. О матери она даже не вспомнила. Была ли у той такая же способность?.. Может ли быть так, что зарываясь в работу и наставляя дочь на путь молитв, она тем самым уходила в сторону от такого дара? Оливка решила, что всё так и есть.