Государственная служба коррумпирована из-за так называемых опытных людей в верхушке, настаивал Оби.
Ты не веришь в опыт? Считаешь, что юнца с университетской скамьи можно назначить постоянным секретарем?
Я не сказал с университетской скамьи, но даже это лучше, чем ставить на руководящие посты стариков, не обладающих интеллектуальной базой, подпирающей их опыт.
А как насчет чиновника из департамента земельных отношений, которого посадили в прошлом году? Он был как раз с университетской скамьи.
Исключение, упорствовал Оби. Да ты возьми любого из этих стариков. Скорее всего, тридцать лет назад окончил шесть классов. При помощи взяток пробился наверх. Прошел огонь, воду и медные трубы, и все взятками. Для него взятка естественна. Он их дает, и он их ждет. Ведь как у нас говорят? Платишь дань уважения тому, кто повыше, другие будут платить дань уважения тебе, когда придет твой черед оказаться наверху. Вот что говорят старики.
А что говорит молодежь, если можно узнать?
Для большинства взятки не проблема. Они сразу попадают наверх, никого не подкупая. Это не значит, что они лучше, просто могут позволить себе быть добродетельными. Хотя даже такой род добродетели входит в привычку.
Прекрасно сказано, согласился Кристофер, вылавливая большой кусок мяса из супа эгуси.
Они ели толченый ямс и суп эгуси руками. Второе поколение образованных нигерийцев снова стало есть толченый ямс, или гарри, руками по той убедительной причине, что так вкуснее. И по другой, еще более убедительной причине: они не так боялись прослыть нецивилизованными, как первое поколение.
Закхей! позвала Клара.
Да, мадама, раздался голос из кладовки.
Принеси еще супа.
Сначала Закхей решил не отвечать, но потом передумал и буркнул:
Да, мадама.
Закхей был полон решимости попросить расчет, как только хозяин женится на мадам.
«Я очень любить хозяин, но эта мадама нехороший», таков был его вердикт.
Глава 3
Строго говоря, отношения между Оби и Кларой нельзя было назвать любовью с первого взгляда. Они познакомились на танцах, организованных лондонским отделением Национального совета Нигерии и Камеруна в ратуше Святого Панкратия. Клара пришла со студентом, которого Оби хорошо знал. Он их и познакомил. Оби сразу поразила ее красота, на танцплощадке он не сводил с нее глаз. В конце ему удалось потанцевать с Кларой. Но он так волновался, что в голову только и пришло спросить:
Ты уже давно танцуешь?
Нет, а что?
Оби никогда не считал себя особенно искусным танцором, но в тот вечер превзошел сам себя. За первые полминуты он умудрился наступить ей на ноги четыре раза. После чего Клара полностью сосредоточилась на том, чтобы успеть убрать ногу. Как только танец закончился, она бежала. Проводив ее до места, Оби сказал:
Большое спасибо.
Клара кивнула, не повернув головы в его сторону.
В следующий раз молодые люди увиделись почти полтора года спустя в Хэррингтонском доке ливерпульского порта. Случилось так, что они возвращались в Нигерию в один день и на одном корабле.
Это было небольшое торговое судно с двенадцатью пассажирами и пятьюдесятью членами команды на борту. Когда Оби прибыл в порт, остальные пассажиры уже поднялись на корабль и прошли все таможенные формальности. Невысокий лысый таможенник проявил отменное дружелюбие. Он начал с того, что спросил у Оби, удачным ли оказалось его пребывание в Англии. Он учился в английском университете? И, наверное, здесь мерз?
Под конец погода не очень меня удручала, ответил Оби, который со временем понял, что англичанин может ворчать насчет своей погоды, однако не предполагает, что иностранец станет ему поддакивать.
Зайдя в кают-компанию и увидев Клару, он чуть не рухнул. Она беседовала с пожилой женщиной и молодым англичанином. Оби подсел к ним и представился. Пожилая женщина, которую звали миссис Райт, возвращалась во Фритаун. Молодой человек по имени Макмиллан был высокопоставленным чиновником в Северной Нигерии. Клара назвала себя мисс Океке.
Кажется, мы встречались, заметил Оби.
Клара посмотрела на него удивленно и чуть враждебно.
На танцах НСНК в Лондоне.
Понятно, кивнула она с таким же интересом, словно ей сообщили, что они находятся на корабле в ливерпульском порту, и возобновила беседу с миссис Райт.
Судно вышло из порта в одиннадцать часов утра. Остаток дня Оби провел один, любуясь морем или читая у себя в каюте. Это было его первое морское путешествие, и он уже решил, что передвигаться так значительно лучше, чем самолетом.
На следующее утро Оби проснулся без малейших признаков пресловутой морской болезни. До того, как встали остальные пассажиры, он принял теплую ванну и прошел к поручням, чтобы посмотреть на море. Вчера вечером оно было таким мирным, а теперь превратилось в бесконечную гряду беспокойных зазубренных холмов с белыми верхушками. Оби стоял у борта почти час и дышал морским воздухом. «Отправляющиеся на кораблях в море» вспомнил он. И хотя в нем теперь осталось очень мало религиозности, он был растроган.
Когда прозвучал гонг на завтрак, голод у него стал таким же острым, как и утренний соленый воздух. Пассажиров рассадили накануне. В центре стоял большой стол на десять персон, окруженный еще шестью маленькими столиками на двоих. Восемь из двенадцати пассажиров уселись за центральный стол с капитаном во главе и главным инженером на противоположном конце. Оби сидел между Макмилланом и нигерийским госслужащим Стивеном Удомом. Напротив него расположился мистер Джонс, бывший кем-то там в Объединенной Африканской компании. Мистер Джонс неторопливо управился с четырьмя из пяти сытных блюд, а затем с самодовольной скромностью заявил официанту: «Просто кофе», сделав ударение на «просто».
В отличие от мистера Джонса, главный инженер почти не притронулся к еде. Глядя в его лицо, можно было подумать, что ему поднесли добрую порцию английской соли, смешанной с ревенем и сульфатом магния. Он сидел, приподняв плечи и прижав руки к бокам, словно боялся, что придется спасаться бегством.
Клара сидела слева от мистера Джонса, но Оби старался не смотреть в ее сторону. Она беседовала со служащим департамента образования из Ибадана, который объяснял ей разницу между языком и диалектом.
Сначала Бискайский залив был очень спокоен, сдержан. Судно держало курс на горизонт, к светлому небу и, казалось, даже обещало солнце. Круг моря уже не сливался с небосводом, а выделялся резко, четко, подобно гигантской заасфальтированной площадке, с которой мог бы подняться в воздух Божий аэроплан. Однако с приближением вечера покой и мягкость внезапно исчезли. Лик моря исказился от гнева. У Оби слегка закружилась голова, ее словно стиснуло. За ужином он только смотрел на еду. Некоторые пассажиры вообще не пришли. Остальные ели, почти не разговаривая.
Вернувшись в каюту, Оби сразу лег на койку, но тут кто-то постучал в дверь. Он открыл. Это была Клара.
Я заметила, что вы неважно выглядите, сказала она на ибо, вот, я принесла вам авомин. И она протянула ему пластинку с шестью белыми таблетками. Примите две перед сном.
Огромное спасибо. Так любезно с вашей стороны. Оби был ошеломлен, и все заготовленные им холодность и безразличие испарились. Но пролепетал он, я не отнимаю у вас?..
О нет. У меня хватит на всех пассажиров, выгодно иметь на борту медицинскую сестру. Клара слабо улыбнулась. Я только что дала такие же миссис Райт и мистеру Макмиллану. Спокойной ночи, завтра утром вам будет лучше.
Всю ночь в такт толчкам маленького кораблика, который стонал и трещал во мраке, Оби перекатывался с одной стороны кровати на другую. Он не мог ни спать, ни бодрствовать. Но каким-то образом бо́льшую часть ночи мог думать о Кларе по несколько секунд зараз. Оби принял твердое решение не проявлять к ней интереса. Однако, когда открыл дверь и увидел ее, радость и смущение, надо полагать, было не скрыть. А она повела себя с ним, как с очередным пациентом. «У меня хватит на всех пассажиров. Я только что дала такие же мистеру Макмиллану и миссис Райт». Но все-таки она говорила на ибо впервые, словно подразумевая: «Мы связаны, мы говорим на одном языке». И вроде бы проявила некоторое участие.
На следующее утро Оби встал очень рано, чувствуя себя несколько лучше, но все же не сказать, чтобы по-настоящему хорошо. Команда уже надраила палубу, и он чуть не поскользнулся на мокром дереве. Заняв свою излюбленную позицию у поручней, Оби услышал легкие женские шаги и, обернувшись, увидел Клару.
Доброе утро, поздоровался он, широко улыбнувшись.
Доброе утро, ответила она и хотела пройти мимо.
Спасибо вам за таблетки. Он перешел на ибо.
Вам от них получше? спросила она по-английски.
Да, намного.
Я рада. И Клара двинулась дальше.
Оби опять облокотился на поручни и стал смотреть на неугомонное море, которое теперь было похоже на чащобу тревожную, вздыбленную, переменчивую. Впервые с тех пор, как они вышли из Ливерпуля, море можно было назвать по-настоящему синим; синеву без оттенка олова подчеркивали сверкающие белые верхушки бесчисленных небольших волн; они сталкивались, набрасывались друг на друга. Оби услышал быстрые, тяжелые шаги, а потом кто-то упал. Это оказался Макмиллан.
Мне жаль, сказал Оби.
О, это ерунда, ответил тот, глупо смеясь и отряхивая мокрые на ягодицах брюки.
Я сам чуть не упал.
Осторожнее, мисс Океке! воскликнул Макмиллан, когда опять появилась Клара. Такая подлая палуба, я только что упал. Он все еще тер себе брюки.
Капитан сказал, завтра пристанем к острову, сообщила Клара.
Да, Мадейра, кивнул Макмиллан. Завтра вечером, думаю.
Самое время, нечего сказать, улыбнулся Оби.
Вы не любите море?
Люблю, но после пяти дней хочется перемен.
Оби Оконкво и Макмиллан неожиданно подружились с той секунды, как Макмиллан упал на мокрой палубе. Очень скоро они уже играли вместе в пинг-понг и угощали друг друга напитками.
Что вы хотите, мистер Оконкво? спрашивал Макмиллан.
Пива, пожалуйста. Становится жарко. Оби провел большим пальцем по лбу, смахнув пот.
С ума сойти, правда? улыбнулся Макмиллан, дуя себе на грудь. Как, кстати, ваше имя? Я Джон.
Оби.
Оби какое чудесное имя. А что оно означает? Мне рассказывали, все африканские имена что-то означают.
Ну, насчет африканских имен не знаю, а имена ибо да. Часто это целые предложения. Как тот пророк в Библии, который назвал своего сына «Остаток обратится»[1].
Что вы изучали в Англии?
Английский. Почему вы спрашиваете?
О, просто интересно. А сколько вам лет? Простите мое любопытство.
Двадцать пять, ответил Оби. А вам?
Это в самом деле странно, потому что и мне двадцать пять. А как вы думаете, сколько лет мисс Океке?
Женщины и музыка не имеют возраста, улыбнулся Оби. Я бы сказал, двадцать три.
Она очень красива, вам не кажется?
О да, очень.
Мадейра была уже совсем близко, часа два ходу, сказал кто-то. Все столпились у поручней, угощая друг друга напитками. Мистера Джонса вдруг увлекла поэтическая волна.
«Кругом вода, но не испить ни капли, ни глотка»[2], продекламировал он и перешел на прозу: Сколько воды! Какое расточительство!
Оби вдруг стало ясно, что так оно и есть. Какое расточительство! Толика Атлантики превратила бы Сахару в цветущий травяной луг. Такие дела в этом лучшем из миров. Где-то полным-полно, а где-то ни шиша.
На закате корабль бросил якорь в Фуншале. Подплыла крохотная лодка, в которой сидели юноша на веслах и двое мальчишек. Младшему никак не больше десяти, другой, может, на пару лет постарше. Они вызвались нырять за деньгами. Тут же с верхней палубы в море полетели монеты. Мальчишки выловили их все до одной. Стивен Удом бросил пенни. Ныряльщики не пошевелились, заявив, что за пенни не ныряют. Все рассмеялись.
После захода солнца неровные холмы Фуншала, его зеленые деревья, белые стены и красные крыши домов производили впечатление заколдованного острова. После ужина Макмиллан, Оби и Клара вместе сошли на берег. Они гуляли по улицам, мощенным каменной брусчаткой, мимо чудны́х выстроившихся в очередь такси. Прошли мимо телеги, которую тащили за собой два вола. Это была просто плоская доска на колесах, на ней сидел человек и лежал какой-то мешок. Они заглядывали в маленькие садики и скверы.
Город садов! воскликнула Клара.
Примерно через час друзья опять вышли к воде, уселись под огромным красно-зеленым зонтом и заказали кофе и вино. К ним приблизился человек, продававший почтовые открытки. Потом он подсел к ним, чтобы рассказать о вине Мадейры. Торговец знал совсем немного английских слов, но не оставил у слушателей никаких сомнений относительно содержания своих речей.
Вино Лас-Пальмас и вино Италия голая вода. Вино Мадейра два глаза четыре глаза.
Они рассмеялись и торговец тоже. Затем он продал Макмиллану безвкусные безделушки, которые, как все прекрасно понимали, потускнеют, прежде чем доберутся до корабля.
Вашей девушке такое вряд ли понравится, мистер Макмиллан, заметила Клара.
Это для жены моего дворецкого, объяснил тот и добавил: Ненавижу, когда меня зовут мистер Макмиллан. Чувствую себя таким старым.
Простите, смутилась Клара. Вы Джон, не так ли? Вы Оби. А я Клара.
В десять часов они собрались уходить, поскольку корабль отплывал в одиннадцать, по крайней мере, так сказал капитан. Макмиллан обнаружил, что у него осталось несколько португальских монет, и заказал еще бокал вина, который разделил с Оби. Когда они возвращались на корабль, Макмиллан держал Клару под руку справа, а Оби слева.
Остальные пассажиры еще не вернулись, и корабль казался заброшенным. Они облокотились на перила и стали говорить о Фуншале. Вскоре Макмиллан заявил, что ему надо написать важное письмо домой.
Увидимся утром, попрощался он.
Думаю, я тоже пойду писать письма, сказала Клара.
В Англию? спросил Оби.
Нет, в Нигерию.
Тогда не торопитесь. В Нигерию вы сможете отправить их только из Фритауна. Так говорят.
Они услышали, как хлопнула дверь каюты Макмиллана. Их глаза на мгновение встретились, и, не говоря ни слова, Оби заключил Клару в объятия. Он целовал, целовал ее, а она дрожала.
Пусти меня, шептала она.
Я люблю тебя.
Клара молчала, казалось, разомлев в его объятиях, а потом вдруг сказала:
Нет, не любишь. Это была просто глупость. Завтра ты обо всем забудешь. Она посмотрела на него и страстно поцеловала. Знаю, утром я себя возненавижу. Не любишь Пусти, кто-то идет.
Это была миссис Райт, африканская леди из Фритауна.
Вы уже вернулись? спросила она. А где остальные? Я так и не смогла уснуть.
И миссис Райт поведала о своих проблемах с пищеварением.
Глава 4
В отличие от почтовых пароходов, которые заходили в док Лагоса в определенные дни недели, торговые суда были совершенно непредсказуемы. И когда пришвартовалось моторное судно «Саса», Атлантический терминал пустовал. В день прибытия почтового судна красивый, просторный зал ожидания пестрел бы от ярко разодетых друзей и родственников, ожидающих корабль и потягивающих ледяное пиво, кока-колу или жующих сдобные булочки. Иногда в стороне стояли небольшие группки, томившиеся в печальном молчании. В таких случаях вы могли биться об заклад, что сын в Англии женился на белой женщине.
Корабль «Саса» никто не ждал, и мистер Стивен Удом заметно погрустнел. Как только показался Лагос, он удалился в свою каюту и через полчаса вышел в черном костюме, котелке и с зонтиком, хотя был жаркий октябрьский день.
Таможенные формальности потребовали здесь в три раза больше времени, чем в Ливерпуле, и в пять раз больше таможенников. Молодой человек, почти еще мальчик, зашел в каюту к Оби и заявил, что пошлина на радиолу составляет пять фунтов.
Хорошо, кивнул тот, ощупывая набедренные карманы. Выпишите мне квитанцию.
Мальчик, и не думая ничего писать, внимательно посмотрел на Оби и сказал:
Я могу снизить тебе до два фунты.
Как это? удивился Оби.
Я снизить, но нет квитанций официально.