Позавтракав, «побежала», стуча ходунками не терпелось прикоснуться к клавишам, ощутить полноту жизни. Дёрнула за ручку, а вход закрыт.
Оказалось, вчера просили её играть не громче, а тише. Администрация скорбно уведомила: «Вынуждены ограничить ваше время игры на фортепиано субботой и воскресеньем с часу до двух, и то если нет других мероприятий».
«Они мне сделали Орэвуар!», подытожила Полина Абрамовна, продемонстрировав знание школьного французского.
Полина Абрамовна втащила ходунки в квартиру.
Лапа, Лапа, я тебе гостинчик принесла, кис-кис-кис Из комнаты лениво вышла миниатюрная киса. Её можно было принять за котёнка скромный размер, пожалуй, единственное, что было примечательного в питомице.
Лапочка моя, девочка моя дай тебя поцелую, но наклониться к кошке, а тем более взять её на руки Полине Абрамовне было не под силу.
Она тяжело опустилась на диван. Вот уж точно в ногах правды нет!
После того как ей ограничили доступ к роялю, настроение часто портилось. То голова болела, то ногу тянуло, то руку То понос, то золотуха, прости Господи.
Готовсь к юбилею Полина Абрамовна восемьдесят пять скоро! А мало. Ещё хочется, чуть-чуть, хоть самую малость: на солнышко глянуть, цветочками полюбоваться, у правнучки на свадьбе побывать. Даст Бог ещё не один годок поживу. А если возьмёт, так чтобы без мучений, тихо и незаметно. Чтоб уплыла я, как спящая красавица. Полина Абрамовна глянула на себя в зеркало и усмехнулась: «Красавица», достала из косметички помаду, подвела губы привычно сомкнула-разомкнула две ниточки на бледном морщинистом лице. После чего машинально убрала помаду обратно и замерла, потеряв нить внутреннего монолога.
Вечером перелистывала фотоальбом, вспоминала юность: посещение Большого театра, компании, походы, песни под гитару, мужа какой же красавец Вовка её! Образ итальянца стёрся и поблек за день. Вспыхнув, погас, как далёкая звезда. Полина Абрамовна устыдилась. Неужели я могла променять своего Володеньку на баритон?! Что на меня нашло? Ума не приложу!
Вовка, Вовчик, Вовочка От воспоминаний наворачивались слёзы, Полина брала платочек, промакивала глаза. Лапа забиралась на руки. Мурлыкание и мягкая шёрстка любимицы успокаивали хозяйку.
Мила
Мила, в девичестве Маневич. Отца звали Михаэль в паспортном столе, не мудрствуя лукаво, записали «Михайловна». В институте Мила вышла замуж за Леонида Ивановича Голубкова, став Милой Михайловной Голубковой.
В девяностых, в период распада СССР, финансовой пирамиды МММ и Лени Голубкова, потянулась еврейская Одесса в заокеанские дали Мила с семейством и родственниками, у кого хоть капля иудейской крови была, уехали.
Перед отъездом Мила ещё сомневалась, но Лёньчик убедил. «Америка это страна, где всем везёт!», говорил он, отметая всякие сомнения.
Америку Мила полюбила из практических соображений социалка тут, что коммунизм, о котором мечтали. Поначалу звонила подружкам-одесситкам: «Живу при коммунизме!» И не преувеличивала: для бедных медицина бесплатная катайся на скорой хоть каждый день. Чем не такси звонок, и через пять минут карета подана.
Кто-то скажет брак по расчёту, так и нет в этом браке ничего плохого, одно сплошное удовольствие.
К мужу Милы, тёзке популярного персонажа Лёни Голубкова, привязалось прозвище «ЭМ-ЭМ-ЭМ».
«Лёньчик, а деньги где?» ехидничали знакомые. На что Лёньчику хотелось завернуть матерно, но, как человек интеллигентный, он отвечал: «В Караганде».
Лёня и Мила жили на пособие, поэтому утверждение Лёньчика было недалеко от истины. Лёня не унывал, записался на курсы английского, купил подержанный «Шевролет», надел кипу, что способствовало его трудоустройству в автомастерскую Славы Когана, где платили мало, но наличными. Пособие, плюс заработок в автомастерской подняли Лёню с Милой до уровня среднего класса. Неофициально, конечно. Афишировать дополнительный доход что яму себе рыть.
Счастье длилось недолго. Леня пошёл вынести мусор, а заодно и перекурить, между первым и вторым этажом упал с сердечным приступом. Кипа слетела с головы Лёньчика, а с ней отлетела и православная душа Леонида Ивановича Голубкова. Потеря любимого мужа обернулась для Милы ужасным открытием, что в Америке люди тоже умирают.
После смерти мужа прозвище «ЭМ-ЭМ-ЭМ» перешло к Миле, прослеживалась в этом некая кармическая закономерность трёх «М» Мила Михайловна Маневич.
В общем, на прозвище Мила не обижалась: «Рассудить здраво в Америке кругом одни сокращения, и на вопрос как тебя зовут? часто можно услышать: Ди, Ти, Кей, Джей. Чем «ЭМ-ЭМ-МЭЙ» хуже? Почти что Эминей». «Эминем» поправлял Дениска: «Баба, это рэпер классный, послушай!». Послушала уши чуть не отвалились: одно «F». «Ну как? Понравилось?» «Очень!» и пошла песочить сына, что за музыку непотребную внук слушает. «Мам, ты не понимаешь! Все дети сейчас это слушают. Здесь их «F» это не то, что наши «хэ» или «пэ». Это так, ненастоящее. В этом «фэ» ни силы, ни гармонии. Пустой звук. Не переживай. Вон, Дэнис на «отлично» полугодие закончил». «Денис! Какой Дэнис?! Де-нис!», не выдержала Мила. Всё в ней клокотало и протестовало против англоязычной версии имени.
Так что «ЭМ-ЭМ-ЭМ» не проблема. Дэнис проблема.
За двадцать лет иммиграции Мила так и не слетала посмотреть на «шаланды полные кефали», на дворик, в котором выросла. Может, и правильно многое в Одессе по-другому, и страна другая, и дворика того уж нет, и «сарая», в котором жили нет. Комната в коммуналке: бежишь по коридору на кухню тьфу! соль позабыла, бежишь обратно за солью; только прибежишь тьфу! теперь поварёшку позабыла; и бегаешь туда-сюда очень неудобно. Жили-то бедно, продукты в комнате держали; у кого холодильник на кухне, те замки вешали.
Писала подруга, что снесли их сараюху, перестроили, магазинов понатыкали. Зачем ехать к тому, чего уж нет. «Да и без нас, евреев, Одесса не Одесса», подводила черту Мила.
Полюбила новую страну.
Землю эту готова целовать. Живу, как королева, дети мои здоровы большой дом у них, на двух машинах ездят, внуки колледжи позаканчивали.
«God Bless America!» закатывала Мила глаза при каждом удобном и неудобном случае.
Дети, внуки, родственники седьмая вода на киселе, все здесь, кроме старшей дочери Ривочки, та в Израиле за ортодоксом семеро детей. Бедная. Говорят, в Израиле всё дорого. Мила со своего пособия Ривочке деньги каждый месяц переводит. Зачем старухе деньги? Не спится, не жуётся, не серется одни сплошные «не». Проснулась уже хорошо.
Не прочь была продемонстрировать знание английского, как зацепится языком с «аборигеном», не отцепить:
Как у вас дела?
Прекрасно, а у вас?
Прекрасно. Погода сегодня хорошая.
Да, хорошая погода. А вчера был дождь.
Да, дождь, а сегодня солнце.
Да, сегодня очень хорошо солнце.
Вы уже гуляли?
Ещё нет, а вы?
Собираюсь.
Я тоже.
Прекрасный день.
Да, замечательный.
Хорошего вам дня.
И вам.
Порой разговор мог принять драматический аспект:
Вчера свет отключили, не знаете, что случилось?
Повреждение на линии. Весь вечер без телевизора. В планшете батарейка села.
А я свечку зажгла.
Какая прелесть, я люблю свечи, это так романтично! восклицала англоязычная знакомая.
Примечания
1
«Детский сад» для пожилых.