Если бы действование во Христе было одно, то одно и то же действование производило бы и божеские, и человеческие дела. Но ничто из существующего, оставаясь в границах, свойственных естеству, не может производить действий противоположных. Так, например, огонь не может вместе согревать и охлаждать, вода делать влажным и сушить. Как же Тот, Кто по естеству Бог и по естеству стал человеком, совершал чудеса и претерпевал страдания одним и тем же действованием?
Если Христос воспринял ум человеческий, то есть душу разумную и мыслящую, то Он, несомненно, мыслил и всегда будет мыслить. Размышление же действование ума. Следовательно, Христос имеет и всегда будет иметь действование и как человек.
Премудрый и великий святой Иоанн Златоуст в толковании на «Деяния» во втором слове говорит так: «не погрешите, если кто и страдание Его назовет действием. Ибо тем, что все претерпел, совершил то великое и чудное дело разрушив смерть и совершив все прочее». Если всякое действование определяется как самостоятельное движение какого-либо естества, как объяснили люди, сведущие в этом отношении, то известно ли кому-либо естество неподвижное или совершенно бездеятельное, или можно ли найти такое действование, которое не было бы движением естественной силы? А что естественное действование Бога и твари одно, этого как выражается блаженный Кирилл не может допустить ни один благомыслящий. Не человеческое естество воскрешает Лазаря, и не божеская сила проливает слезы: слезы свойственны человечеству, жизнь ипостасной жизни. Впрочем, и то, и другое обще обоим по причине тождества ипостаси. Един Христос, и едино лицо Его, или ипостась, и, однако Он имеет два естества Божеское и человеческое.
Потому, с одной стороны, естественно происходящая из Божества слава, по причине тождества ипостаси, стала общею тому и другому естеству, с другой стороны, и уничижительное, происходящее из плоти, стало общим каждому из обоих естеств. Ибо Тот, Кто есть и то, и другое, то есть Бог и человек, один, и одному и тому же принадлежат свойства Божеские и человеческие. Божественные знамения творило Божество, но без плоти, уничижительное же производила плоть, но не отдельно от Божества. Ибо и со страждущею плотию было соединено Божество, оставаясь бесстрастным, но соделывая страдания спасительными; и с действующим Божеством Слова был соединен святой ум, разумевший и сознававший то, что совершалось.
Божество, хотя сообщает телу Свои совершенства, Само непричастно страданиям плоти. Ибо нельзя сказать, что подобно тому, как при посредстве плоти действовало во Христе Божество, точно также и плоть Его испытывала страдания при посредстве Божества. Ибо плоть Его получила наименование орудия Божества. Итак, хотя с первого момента зачатия не было никакого разделения между тем и другим естеством, но во все продолжение (земного бытия) действия того и другого естества принадлежали одному лицу, однако же мы ни в коем случае не сливаем того, что было совершенно нераздельно, но из качества дел узнаем, что какому естеству принадлежало.
Итак, Христос действует по тому и другому из Своих естеств, и каждое из двух естеств действует в Нем с участием другого: Слово по неограниченности и могуществу Божества совершает то, что именно свойственно Слову владычественное и царственное; тело же совершает свойственное ему, сообразно с волею соединенного с ним Слова, Коего оно стало собственностью. Ибо не само по себе устремлялось оно к удовлетворению естественных потребностей и не само по себе удалялось и уклонялось от тягостного или терпело то, что отвне приключалось, но приводилось в движение сообразно своему естеству, так, как Слово хотело и, в целях домостроительства, попускало телу страдать и совершать свойственное ему, чтобы посредством дел была удостоверена истина человеческого естества. Будучи зачат от Девы, Христос получил бытие сверхъестественным образом. Точно также и дела, свойственные людям, Он совершал так, что превосходил обычного человека: напр. ходил земными ногами по текучей воде не потому, что вода превращалась в землю, но потому, что превышающею естество силою Божества она уплотнялась до того, что не разливалась и не уступала тяжести вещественных ног.
Ибо и то, что свойственно человеку, Христос совершил не так, как обычный человек, потому что Он был не человек только, но вместе и Бог, почему и страдания Его были животворны и спасительны. И дела, принадлежащие Божеству, совершил Он не тем способом, который свойствен Богу, потому что Он был не Бог только, но и человек, почему Он творил божественные чудеса прикосновением и словом, и тому подобным способом.
Если же кто-либо скажет: мы признаем во Христе одно действование не с тем, чтобы устранить человеческое действование, но потому, что человеческое действование если будем противопоставлять его действованию Божескому (как особое), должно будет называться страданием вот почему мы и говорим об одном действовании во Христе на это ответим: на этом же основании и признающие во Христе одно естество объясняют, что они поступают так не с целью устранения естества человеческого, но потому, что человеческое естество если его сопоставлять с Божеским естеством, как противоположное Ему, должно будет признаваться подверженным страданию. Мы же не позволим себе человеческое движение для того, чтобы различить его от Божеского действования, назвать страданием. Ибо ни в одной вещи, говоря вообще, состояние не познается и не определяется из сопоставления или сравнения, так как в таком случае существующие вещи оказались бы взаимно обвиняющими друг друга в недостатках.
Если человеческое движение есть страдание только потому, что Божеское движение есть действование, то, несомненно, что человеческое естество будет злым, потому что Божеское естество благое. И обратно по противоположности Божеское движение называлось бы действованием только по той причине, что человеческое движение называется страданием, и Божеское естество было бы благим из-за того, собственно, что человеческое естество является злым. Да и все твари оказались бы в таком случае дурными, и солгал бы сказавший: и виде Бог вся, елика сотвори: и се добра зело (Быт.1:31). Мы же утверждаем, что святые отцы различными способами обозначали человеческое движение, соответственно тем представлениям, кои лежали в основе их рассуждений в том или другом случае. Они называли его и силою, и действованием, и различием, и движением, и свойством, и качеством, и страданием, однако не с точки зрения различения его от Божеского движения.
Но силою называли его как постоянное и неизменяемое, действованием же как характерное для существа и показывающее его с той стороны, которая неизменна во всех существах одного рода; различием как способствующее различению одного существа от другого; движением как обнаруживающее себя вовне, свойством как прочную принадлежность вида, присущую притом одному только виду, а не другому; качеством как придающее виду определенность; страданием как производимое в движение. Ибо все, что от Бога и после Бога, находясь в состоянии движения, страдает, так как не есть самодвижение или самосила. Итак, не с точки зрения противопоставления Божескому движению, как уже сказано, (Отцы называли человеческое движение страданием), но соответственно тому значению, какое вложено в него Верховной Причиной, все устроившей.
Посему и, говоря о человеческом движении совместно с Божеским, называли его действованием. Ибо сказавший: «каждое из двух естеств действует с участием другого» не иное что-либо разумел, как и тот, кто сказал: и постився дней четередесять, последи взалка (Мф.4:2), ибо Христос, когда хотел, попускал естеству действовать так, как ему свойственно. То же разумеют и те, которые говорят о различном в Нем действовании или о действовании двойном, или о таком и ином действовании. Ибо эти выражения только различными словами обозначают два действования. В самом деле, посредством перемены наименований часто обнаруживается и число, в данном случае Божеское и человеческое действования. Ибо различение предполагает различие действительно существующего. А то, что не существует, как будет различаться?
Против тех, которые говорят: если в человеке два естества и два действования, то во Христе необходимо предполагать три естества и столько же действований
Каждый в отдельности человек, состоя из двух естеств из души и тела и имея их в себе в неизменном виде, справедливо может называться состоящим из двух естеств, ибо и после соединения души и тела сохраняет естественное свойство каждого из них. Ибо тело и после соединения с душой не бессмертно, но тленно, также и душа и после соединения с телом не смертна, но бессмертна, и тело не становится невидимым, равно и душа не становится видимою телесными очами. Душа имеет способность понимания, одарена разумом, бестелесна, тело же грубо, видимо и неразумно. А что противоположно между собою по своей сущности, то не одного естества. Итак, душа и тело не одной сущности.
И обратно. Если человек живое существо разумное, смертное, а всякое определение показывает подлежащие определению естества, то, с точки зрения естества, свойство разумности не одно и то же со свойством смертности. Следовательно, человек по норме своего определения состоит не из одного естества.
Если же и говорится иногда, что человек из одного естества, то, в таком случае, название естества берется вместо названия вида. Например, когда говорим: человек не отличается от человека никакою разностью естества, но так как все люди имеют совершенно одинаковый состав, будучи сложены из души и тела, так что каждый обладает двумя естествами, то все подводятся под одно определение. И это не странно, так как священный Афанасий естество даже всех тварей, как сотворенных, назвал единым. В слове своем против хулящих Духа Святаго он говорит: а что Дух Святый выше твари, отличен от естества тварного бытия, принадлежит же Божественной природе можно понять из следующего. Все, что усматривается совместно и во многих вещах, и не находится в одной из них в меньшей, а в другой в большей степени, называется сущностью. Посему, так как всякий человек составлен из души и тела, то в этом смысле и говорится, что естество людей одно. В отношении же к лицу Господа мы не можем говорить об одном естестве, ибо и после соединения естеств каждое из них сохраняет свое естественное свойство, а нет родового понятия Христос, так как не было другого Христа из Божества и человечества, вместо Бога и человека.
Далее. Выражение: едино, в отношении к родовому понятию человека означает совсем не то же самое, что оно означает в отношении к сущности души и тела. В самом деле, в отношении к родовому понятию человека слово: одно, указывает на то, что во всех людях совершенно сходно.
В отношении же к сущности души и тела выражение одно разрушает самое бытие их, доводя их до совершенного уничтожения, потому что или одно превратится в сущность другого, или из обоих произойдет нечто иное и оба они изменятся, или же, пребывая в своих собственных пределах, они останутся двумя естествами, так как, в отношении сущности, тело не одно и то же по сравнению с тем, что бестелесно. А поэтому, если мы и говорим об одном естестве человека не в смысле тождества существенного качества души и тела, но в том смысле, что неделимые, составляющие один вид, имеют в себе и нечто неизменное, то вовсе необязательно говорить об одном естестве и во Христе, ибо в отношении ко Христу нет родового понятия, которое обнимало бы собою многие неделимые.
Сверх того, о всяком сложном предмете говорится, что он состоит из таких элементов, кои ближайшим образом входят в его состав. Так, мы не говорим, что дом сложен из земли и воды, но из кирпичей и бревен. В противном случае и о человеке пришлось бы сказать, что он состоит из пяти по крайней мере естеств, именно: из четырех стихий и души. Так и во Господе нашем Иисусе Христе рассматриваем не части составных Его частей, но только части, ближайшим образом вошедшие в состав Его личности Божество и человечество.
Притом, если, говоря, что в человеке два естества, мы вынуждались бы признать во Христе три естества, то и вы также, утверждая, что человек из двух естеств, должны будете учить, что Христос из трех естеств. Подобным образом должно сказать и о действованиях, потому что необходимо должно быть действование, соответственное естеству. А что человек называется и есть из двух естеств, свидетельствует Григорий Богослов, говоря: «Бог и человек два естества, так же как и душа, и тело».
О том, что в Господе естество плоти и воля обожествлены
Должно знать: о плоти Господа говорится, что она обожествлена, стала единою с Богом и Богом не по преложению или превращению, или изменению или слиянию естества, как говорит Григорий Богослов. «Одно из естеств обожествило, другое обожествлено и, осмелюсь сказать, стало едино с Богом; и Помазавшее сделалось человеком, и помазанное Богом». И это не по изменению естества, но по соединению, произошедшему ради совершения спасения, я разумею соединение ипостасное, по коему плоть неразрывно соединилась с Богом Словом и по взаимному проникновению естеств, подобно тому, как мы говорим о проникновении железа огнем. Ибо, как мы исповедуем вочеловечение без изменения и превращения, так совершилось, как представляем мы, и обожествление плоти.
Ибо ради того, что Слово соделалось плотью, ни Оно не оставило области Божественного бытия и не лишилось присущих Ему подобающих Богу совершенств, ни плоть, будучи обожествлена, не потерпела превращения в своем естестве или в своих естественных свойствах. И после соединения как естества остались несмешанными, так и свойства их неповрежденными. Плоть же Господа, по причине теснейшего, то есть ипостасного, соединения с Богом Словом обогатилась божественными силами, при этом ни мало не потеряв из Своих естественных свойств, ибо она совершала божественные действия не своею собственною силою, но по причине соединения с нею Бога Слова, так как Слово через плоть проявляло свойственное Ему действование. Ибо и раскаленное железо жжет не потому, чтобы оно силою жжения обладало от природы, но потому, что получает такое свойство от соединения с огнем.
Итак, одна и та же плоть сама по себе была смертна, по ипостасному же соединению с Богом Словом животворна. Подобным образом говорим и об обожествлении воли не в том смысле, что естественное движение изменилось, но в том, что оно соединилось с божественною Его и всемогущею волею и сделалось волею вочеловечившегося Бога. Поэтому, когда Господь хотел утаиться (Мк.7:24), Он не мог сделать того по человеческой Своей воле, ибо Богу Слову угодно было показать, что в Нем действительно находилась немощь человеческой воли. Но, по Своему хотению, Он совершил очищение прокаженного по причине соединения человеческой воли с волею Божества.
Должно еще знать, что обожествление и естества, и воли является самым ясным и убедительным доказательством как двух естеств, так и двух воль. Ибо, подобно тому, как раскаление не превращает естества раскаленной вещи в естество огня, но показывает и то, что раскалено, и то, что раскалило, и служит таким образом к обозначению не одного, но двух, так и обожествление не одно сложное естество производит, но удостоверяет два естества и их ипостасное соединение. В самом деле, и Григорий Богослов, когда говорит: «из них одно обожествило, а другое обожествлено», словами: «из них», также: «одно», «другое» указывает именно на два естества.
Еще о том, что в Господе две воли и свободы, также два ума, ведения и премудрости
Называя Христа совершенным Богом и совершенным человеком, без сомнения, мы должны усвоять Ему все естественные свойства как Отца, так и Матери. Ибо Он сделался человеком для того, чтобы побежденное победило. Всемогущий мог исторгнуть человека из-под власти мучителя и всемогущею Своею властью и силою, но в таком случае у мучителя оказался бы предлог жаловаться, что он победил человека, но потерпел насилие от Бога. Потому милосердный и человеколюбивый Бог восхотел самого падшего явить победителем, становится человеком, исправляя подобное подобным.