Полностью выпущен стих [10]: Забыв их сан, [забыв] их трон; в стихе [11] вместо: тиранам закоснелым «в пороках закоснелым»; в стихе [17] вместо: друзей холодных самовластья «друзей неистовых пристрастья»; стих [20]: И блеска не мрачи венца исправлен на: «Поэта не мрачи венца»; стих [21]: Певец! Под царскою парчою исправлен на: «И, лиру дивную настроя». Остается вопрос о пропуске вполне невинного стиха [22] (Своей волшебною струною), и здесь допустимо предположить, что список Горчакова был неполным или данное место не поддавалось внятному прочтению (см. § 36).
Произведенная таким образом санация тютчевского текста диктовалась внешними обстоятельствами. 2 апреля 1848 года Николай I учредил негласный «Комитет для высочайшего надзора за духом и направлением всех произведений нашего книгопечатания» (см. в том числе: Никитенко I: 311335; сводку официальных документов см.: Гринченко 2006: 224236); тем самым, по свидетельству барона Модеста Корфа[17], к обычной, «предупредительной», цензуре надстраивалась «взыскательная или карательная, подвергавшая своему рассмотрению только уже напечатанное» и получившая право именем государя строжайше взыскивать как с авторов, так и с обычных цензоров за все, что «признавалось предосудительным или противным видам правительства» (PC. 1900. 3: 573)[18]. Одним из первых попал в передрягу благонамеренный «Москвитянин». 1 декабря 1848 года, в тот самый день, когда Вельтман призывал своего петербургского приятеля Владимира Даля не роптать на цензуру, осуществляющую «карантинные меры против нравственных эпидемий» (Даль-Вельтман 1976: 529), Александр Никитенко описал в дневнике историю высочайшего нарекания, объявленного Далю за опубликованный в «Москвитянине» (1848. 10) рассказ «Ворожейка» (см.: Никитенко I: 312313); выговор, и тоже «по высочайшему повелению», через десять дней получил цензор журнала Василий Пешков (см.: Даль-Погодин 1993: 382383).
В этой связи оговорка мемуариста о ненадежности публикуемого «списка» может выглядеть как намек для искушенных читателей, и, по-видимому, сам Горчаков, некогда взявшийся сглаживать пушкинский стих[19], обработал фрагмент ОСП для прохождения через цензуру. Стоит также заметить, что третья часть мемуаров Горчакова готовилась к печати в атмосфере усугубляющегося разлада между соредакторами «Москвитянина»: 5 февраля 1850 года Погодин «[п]олучил письмо от Вельтмана: лучше разойтись вместо споров», 9 февраля он записал в дневнике об «ультиматуме Вельтману» (Барсуков XI: 52), а спустя три недели, 3 марта, издатель «Москвитянина» уже согласовал предварительные «условия» с Александром Островским и Львом Меем, приглашенными на смену Вельтману (см.: Письма к Островскому 1932: 418; Лакшин 1982: 135136)[20].
4 марта Погодин просил Островского срочно прислать рукопись «Банкрута» для набора в мартовской ( 6) книжке (Письма к Островскому 1932: 419), и в тот же день в его дневнике сделана запись, которая, возможно, имела какое-то касательство к процессу редактирования «Выдержек из дневника моих воспоминаний», появившихся в следующей книжке (цензурное разрешение 31 марта): «Новая досада от Горчакова, который несет другое, чем Вельтман. Чорт их разберет. А мне просто мочи нет» (Барсуков XI: 52).
Мы не располагаем сведениями о какой-либо реакции автора на несанкционированную публикацию тринадцати стихов ОСП. Спустя год с небольшим, 7 июля 1851 года, Тютчев увиделся с Горчаковым в доме сестры и зятя, Дарьи и Николая Сушковых (см.: Снегирев 19041905 I 484)[21], но крайне сомнительно, чтобы в этот день или при других встречах (см., например: Там же II: 152) они входили в объяснения. Именно в начале 1850-х годов Сушков начал готовить «полное собрание стихотворений» Тютчева, о чем он вскоре объявил в печати (Сушков 1852: 201)[22], но, судя по имеющимся данным (см.: Николаев 1983: 3942), в его тетради отсутствовала копия ОСП (или его фрагмента), которую мог бы предоставить приятельствовавший с ним Владимир Горчаков[23].
Архив Горчакова, где «случайно» сохранялись «рукописи» (копии?) тютчевских «сочинений», исчез, по-видимому, безвозвратно; лишь некоторые книжные раритеты из его коллекции в годы революции попали на книжный рынок (см.: Шереметев П. 1931: 58).
§ 2. Приобщение ОСП корпусу тютчевской лирики произошло в 1887 году. Незадолго до того литератор и общественный деятель Е. С. Некрасова (активно сотрудничавшая со многими журналами) начала обследовать переданную в Румянцевский музей большую часть архива знаменитого библиографа и библиофила Сергея Полторацкого. Оповещенный о первой ее находке М. И. Семевский, издатель «Русской старины», писал Некрасовой 9 января 1886 года: «С нетерпением жду стишок Пушкина из бумаг Полторацкого. Пожалуйста, поспешите прислать» (РГБ. Ф. 196. Картон 20. 33. Л. 19). Этот сюжет, однако, не получил развития. Через несколько месяцев Семевский надолго уехал в Висбаден, откуда 24 ноября 1886 года уведомлял свою московскую корреспондентку:
Если обождете моего возвращения в СПб. весною, то я, пересмотрев Ваши выписки из бумаг С. Д. Полторацкого, готов буду, вероятно, напечатать значительную их часть. Но имейте в виду, что все таковые выписки необходимо помещать справясь, ну по меньшей мере в «Русской Старине» и «Русском Архиве», не были ли уже напечатаны (Там же. Л. 2929 об.).
От источниковедческих розысков Некрасова уклонилась. 12 мая 1887 года А. Н. Писарева, секретарь редакции «Русской старины», сообщила ей о решении Семевского (еще не вернувшегося из-за границы) опубликовать собранные ею материалы поскольку, «наряду с пьесами, давно известными в печати (таковы письма императрицы Елизаветы Алексеевны, басни Дениса Давыдова и пр.), есть несколько пьес интересных» (Там же. 18. Л. 8).
В октябрьском и ноябрьском номерах «Русской старины» за 1887 год увидели свет две подборки разнородных и разнокачественных текстов; все они, расположенные в произвольном порядке, были напечатаны по копиям, которые Некрасова обнаружила в бумагах Полторацкого[24].
Редактируя поступившую от Некрасовой рукопись и ее предисловие, Семевский сделал серьезную археографическую ошибку. Заглавие, предложенное публикатором: «Альбом первой половины XIX столетия, собранный из бумаг С. Д. Полторацкого» (ПД. Ф. 265. Оп. 1. 36. Л. 356), получило теперь такой вид: «Альбом С. Д. Полторацкого, 18201852» (Некрасова 1887: 127). Тем самым издатель ввел в оборот фиктивный источник, существование которого опровергалось в дошедшей до печати фразе из предисловия: «бумаги Полторацкого представляют весьма любопытный материал, который, по своей отрывочности, пригоден для составления литературного альбома первой половины нынешнего столетия» (Там же: 127128; курсив автора).
В состав первой подборки вошло четырнадцать текстов (один ненумерованный), и в их числе ОСП:
Ф. И. Тютчев (Там же: 129)К сожалению, поскольку в материалах архива «Русской старины», документирующих этот эпизод (ПД. Ф. 265. Оп. 1. 36. Л. 356377), не сохранился именно тот лист, на котором был воспроизведен текст ОСП, а в архиве Некрасовой не отложились сделанная ею копия со списка Полторацкого и даже оттиски данной публикации (см.: РГБ. Ф. 196. Картон 5. 34; Картон 6. 49; Картон 26. 6), мы имеем перед собой лишь конечный результат редакторской правки.
Здесь надо напомнить о цензурной политике того времени. Хотя согласно закону о печати 1865 года и дополнявшим его правительственным актам столичные периодические издания освобождались от предварительной цензуры, они подлежали строгому контролю накануне выхода журнального или газетного номера (см.: Патрушева 2011: 15; Патрушева 2013: 138). Как вспоминал Семевский, каждая набранная книжка «Русской старины» посылалась в Петербургский цензурный комитет на четверо суток, в течение которых «она проходит через всевозможные испытания, а ее редактор испытывает душевно-нравственные муки» (Тимощук 1895: 120).
Ввиду таких обстоятельств Семевский нередко сам исполнял функцию цензора (см.: Симина 1964: 201202; Порох В. 1999: 224, 246 и др.), и тексты, вошедшие в первую подборку «Альбома С. Д. Полторацкого», также подверглись его вмешательству. Из представленной Некрасовой рукописи издатель «Русской старины» исключил биографическую заметку о Кюхельбекере, стихотворение декабриста Николая Оржицкого «Прощание гусара»[25], послание Владимира Раевского «Друзьям» и анонимную переделку «Черной шали»; кроме того, произведя многочисленные вычерки, он адаптировал для печати «Певца в темнице» того же Раевского и «Четыре нации» Александра Полежаева (ПД. Ф. 265. Оп. 1. 36. Л. 362 об. 373).
Что же касается качества воспроизведенного текста ОСП, то прежде всего отметим появление названия, выставленного на списке Полторацкого, чему несомненно способствовала недавняя легализация заглавия пушкинской оды (см.: Пушкин 18801881 V: 532), и восстановление стиха [17]: друзей холодных самовластья. Эпитет «вседрожащею» (вместо вседробящею) в стихе [6] ошибочное чтение (см. IV. § 6); пропуск же стиха [22] (Своей волшебною струною), позднее обнаруженного в тексте этого списка (см. § 6), остается загадкой.
Только два места были заменены рядами точек: слово царей в стихе [8] (впрочем, его подсказывала схема рифмовки и весь контекст стихов [58]) и два слова в стихе [11]: тиранам закоснелым. Первую из этих купюр могла сделать сама Некрасова подобно тому, как она исключила слово «царей» в стихе Полежаева: «И вера! щит стальной» (ПД. Ф. 265. Оп. 1. 36. Л. 362 об.; Некрасова 1887: 134)[26]; вторая, скорее всего, принадлежит издателю «Русской старины».
§ 3. Как впоследствии установил Чулков, копия ОСП, обнаруженная Некрасовой, находилась в переплетенной тетради Полторацкого, на которой была сделана владельческая надпись: «Рукописные стихотворения (Найдено 18/30 июня 1846)» (см. § 6). Каково же происхождение этой копии?
Прежде всего напрашивается предположение, что Горчаков, московский приятель Полторацкого (см. примеч. 19), сам предоставил ему текст, восходивший к списку Шереметева.
Кроме того, обращает на себя внимание фигура Петра Колошина. Давний друг и сочлен трех старших сыновей генерала Муравьева (Александра, Николая и Михаила) по кружку «Священная артель», Колошин осенью 1817 года начал преподавать в Школе колонновожатых и через год сменил Михаила Муравьева в должности помощника начальника. Принятый домашним образом на половине Шереметевых (см.: Письма к Муравьеву 1975: 125, 152), он завязал доверительные, полуконспиративные отношения с Алексеем Шереметевым (см. II. § 4) и вполне мог стать обладателем списка ОСП в 18211822 годах, когда этот текст получил хождение в семейно-дружеском кругу (см. § 1). Как теперь выяснено (см.: Рогов 1997: 529530), летом 1822 года Колошин, к тому времени уже дебютировавший как поэт[27], вошел в неформальное литературное общество, председателем которого стал Раич, а одним из деятельных участников Полторацкий, в 1820-м поступивший в Школу колонновожатых и смолоду энергично собиравший книги и рукописи[28]. Не исключено, что именно через посредство Колошина, «восхищавшегося» его «переводами из Шиллеровых Трагедий»[29], Полторацкий стал владельцем копии ОСП.
Таким образом, прочерчиваются две возможные цепочки: Шереметев Горчаков Полторацкий; Шереметев Колошин Полторацкий. Первая замкнулась не позже середины 1840-х годов; что касается второй, то передача списка могла произойти либо до весны 1823-го (отъезд Полторацкого и Колошина из Москвы), либо в два следующих десятилетия, в течение которых они поддерживали дружеские отношения (см.: Вейс 1962: 290295).
Мы не располагаем данными о том, распространял ли Полторацкий копию ОСП в кругу своих знакомых. Некогда было высказано предположение о знакомстве Герцена с этим текстом по одному из «нелегальных списков» (Герцен 1959: 533, коммент.), однако оно осталось не верифицированным. Косвенным свидетельством в пользу того, что ни создатель Вольной печати, ни его ближайший друг-сотрудник (тайным корреспондентом которых был Полторацкий; см.: Эйдельман 1966: 3847, 260261) не держали в руках текст ОСП, служит изданный Огаревым сборник «Потаенная русская литература XIX столетия» (Лондон. 1861. Ч. I: Стихотворения). Здесь впервые анонимно опубликованы два ранних шутливых стихотворения Тютчева: «Насилу добрый гений твой» (послание к Алексею Шереметеву) и «Не дай нам духу празднословья», гораздо менее отвечавшие общему направлению сборника, нежели отсутствовавшее в нем ОСП.
Контакты Тютчева и Полторацкого довольно скупо освещены в источниках: неизвестно даже, сошлись ли они знакомством до отъезда поэта в Мюнхен (в июне 1822 года) или уже по возвращении его в Россию (в сентябре 1844-го). Встречаться они могли в Петербурге во второй половине 1840-х годов[30], а первая твердо установленная дата 13 ноября 1849 года, когда Тютчев получил от Полторацкого десять экземпляров литографированного портрета Чаадаева для дальнейшего распространения. Рассказывая об этом эпизоде в письме Вяземскому от 24 ноября, Эрнестина Тютчева шутливо именует Полторацкого «беднягой» («ce pauvre Mr Poltoratski») (Вяземский-Тютчева 2018: 104)[31]. Отношения продолжались и в дальнейшем[32], но только после того, как в 1857 году Полторацкий поселился во флигеле дома у Старого Пимена и стал завсегдатаем у Сушковых[33], он получил прямой доступ к рукописям Тютчева. 16 января 1858 года его запрашивала Дарья Сушкова:
Ne mavez-vous pas repris les anciens manuscrits de mon frère Théodore, cher voisin? Je ne les retrouve pas, et me rappelle les avoir prêtés à quelquun dans le cabinet de mon mari mais à qui, voilà ce qui méchappe. [Не Вы ли снова взяли у меня старые рукописи моего брата Федора, любезный сосед? не нахожу их у себя; помнится, в кабинете мужа я кому-то давала их для прочтения, но вот кому, никак не соображу] (РнБ. Ф. 603. 194. л. 1; ср.: ЛН. Т. 97/2: 293)[34].
§ 4. Публикация ОСП не привлекала к себе интереса вплоть до начала XX века. Осенью 1898 года Брюсов опубликовал статью, где в перечне стихотворений, ранее не входивших ни в одно из посмертных собраний Тютчева, ОСП упомянуто не было (Брюсов 1898: 249254). Именно в это время Брюсов стал активным сотрудником Петра Бартенева в работе над новым изданием Тютчева (Тютчев 1899), в состав которого даже не планировалось включение ОСП (см.: Брюсов 2019: 3235). В 1900 году иждивением Ивана и Дарьи Тютчевых, сына и дочери поэта, в Петербурге увидел свет капитальный волюм «Сочинения Федора Ивановича Тютчева», подготовленный в том числе и по рукописям из семейного архива библиографом А. А. Флоридовым. Последний уведомлял публику:
В настоящее издание, по возможности, собраны все когда-либо появившиеся в печати стихотворения поэта, а также присоединены и найденные в его бумагах, но до сих пор в печати не появлявшиеся, за исключением мелких стихотворений и отрывков (Тютчев 1900: 617).
Поскольку недавняя публикация Некрасовой не могла пройти мимо внимания детей Тютчева и Флоридова, остается полагать, что ОСП было причислено ими к разряду малозначащих «мелких стихотворений» или воспроизведение этого текста с цензурными купюрами они сочли невозможным (неуместным). Отозвавшись на «Сочинения» пространной статьей (которую в частном письме назвал «маленькой биографией Ф. Тютчева» и «лучшей» из своих статей, напечатанных к тому времени в «Русском архиве» [ЛН. Т. 98. Кн. 1: 404]), Брюсов высказал существенные претензии по части текстологии, но вместе с тем констатировал: «[п]олнота собрания, по-видимому, достигнута» (Брюсов 1900: 415).