Двигатели на стоянке частично разбираются, производя регламентные работы, разводил он руками, Вы как механик должны это понимать!
Жану хотелось верить, и Санька старательно понимал, хотя червячок сомнения всё ж таки подгрызал его уверенность в новом друге. Всё чудился какой-то подвох, но вот где Времени на обдумывание решительно нет, и он едва не выбросил свои сомнения прочь, чуть не в последнюю секунду зацепившись таки за мнемонические техники и сделав в памяти зарубку.
На горизонте тем временем заметили судно, и Военгский, прочитал сигналы:
Стоять! кривовато усмехнулся он, опуская бинокль, Приготовиться к досмотру!
Не ваш? напряжённо поинтересовался Чиж у француза.
Нет, чуть погодя сказал тот, сжимая губы, судно гражданское, и я решительно
Но что он хотел сказать, так и осталось тайной. Рявкнула пушчонка на носу пиратского судна, и Чиж с Ивашкевичем, молниеносно повернувшись друг к другу, сыграли в "Камень, ножницы, бумагу".
Пару минут спустя летадла взлетела, и Санька, не слишком удобно устроившись на заднем сидении, ловил в перекрестье прицела приближающийся к берегу вельбот. Короткая очередь из "Мадсена" с расстояния в полсотни метров Медоед ещё не промахивался.
Патроны прошли наискосок через вельбот, выбивая щепки и мясо. Уверенное движение шлюпки застопорилось, а с пиратского судна открыли ураганный огонь из всех видов оружия, и как бы даже не из револьверов! Второй заход и вельбот, полный человеческого фарша, закачался на волнах, накренившись на один борт, и кренясь всё сильней с каждым мгновением.
Адамусь набрал высоту, обходя судно сзади-сбоку, и оглянувшись вопросительно назад, опустил нос летадлы вниз. Не дыша, Санька достал творение сумрачного польского гения, и держа скользкую авиабомбу, ждал
Несколько томительных секунд, растянувшихся до бесконечности, он выжидал, не мигая глядючи на вспышки выстрелов и видя всё новые дырки от пуль на плоскости крыльев, а потом отпустил.
Давай! заорал Санька, и Адамусь задрал нос летадлы вверх и в сторону.
Попал? не слыша сам себя, спросил Чиж, опуская голову, Попал
Небольшой пожар и большая паника, вот как потом охарактеризовал это Санька. Но это уже сильно потом, а пока
он с чувством безнадёги смотрел на оставшиеся авиабомбы конструкции Кошчельного, и не представлял даже, что может вот так ещё раз
К счастью, не понадобилось. На судне тоже, по-видимому, не представляли, что на них ещё раз вот так! Дав задний ход, так и оставшееся безымянным пиратское судно кануло в подступающей ночи, и пилоты сочли за лучшее не преследовать его.
Давай в заросли! заорал Чиж, хлопая Ивашкевича по плечу, Сброшу их на хуй!
Оскалившись нервно, литвин закивал и по широкой дуге прошёл вдоль границ лагеря. Обнаружив скопление людей, Санька с превеликим облегчением сбросил на них бомбы и выпустил из пулемёта несколько очередей в разбегающихся вооружённых людей.
Ебись оно всё! ёмко выразил Санька их общее с Адамусем мнение, и литвин, обернувшись, оскалился широко, столь же ярко ощущая отступающее безумие боя. Настроение Чижа стремительно поползло вверх
и столь же стремительно ухнуло. Пришло понимание, что это ещё полприключения! Четвертинка.
Война, да и всё это приключалово, отдающее Стивенсоном и постановкой провинциального режиссёра ерунда, по большому счёту. Да, всё было по-настоящему, с поправкой на провинциальный уровень неудачливых исполнителей. Их могли ограбить, могли убить, но нет, бывало и опасней, и хуже.
А вот выпутаться из дружеских объятий Французской Республики без репутационных, временных и политических потерь, вот это задача! И думать ещё о гражданстве режиссёра или всё-таки режиссёров? И
летадла приземлилась, скозлив немного на посадке, и Санька, изрядно прикусив язык, выбросил из головы все мысли, кроме единственной.
" Да твою же мать" заезженной пластинкой вертелось у него в черепной коробке, и пожалуй, это была пусть и не самая литературная, но удивительно ёмкая фраза применительно к сложившейся ситуации.
Восьмая глава
Эстетствующие называют порой Бельвиль "неумытым Парижем", но мне этот рабочий квартал стократ милей аристократического Сен-Жерменского предместья или богемных улочек Монмартра. Я шёл по нему, заново знакомясь и испытывая странные чувства ностальгии и почему-то ревности. Здесь и сейчас это очень французский район, и мне остро не хватает польских мясных лавок, кошерных магазинов и вывесок разом на армянском и французском. Такой знакомый и такой
чужой. Не хуже! Нет этнической пестроты и духа космополитизма, но есть дух Франции. Парижа. Рабочего предместья, которое в дни Парижской коммуны сражалось за свои убеждения так неистово, что от пятидесяти тысяч его жителей осталось тридцать!
Они последними сдались под натиском версальцев, и наверное, именно поэтому Бельвиль пусть и рабочий квартал, но никак не трущобы! Небогато живут. Местами, чего и греха таить, действительно "неумыто". Иногда бедно.
Но нет откровенной нищеты, безнадёги, голода в глазах. Сытые. Не всегда вкусно, но я за всё время не встретил ни одного ребёнка с рахитом, и ни одного просящего милостыню.
За это они и сражались, и готовы, если надо, вновь выйти на баррикады. Знают об этом сами рабочие, знают и власти. И считаются вынуждены считаться!
Месье! Месье капитан! остролицая, веснушчатая физиономия мальчишки искрится такой радостью от встречи, что невольно улыбаюсь в ответ, приподняв шляпу. Менее чем через минуты меня уже окружили, загалдели, потащили к мастерской старого Мишеля.
Жму руку Ренару, затем какую-то тонкую и кажется, девчоночью лапку, а потом и всем желающим.
Месье издали улыбается владелец мастерской, распушая усы. В голове нескрываемое облегчение, будто даже и не верил, что приду. Уперевшись руками в костлявые коленки, он поднял себя с табуретки и заспешил навстречу, демонстрируя репортёрам и соседям наше знакомство.
Жму руку так, будто нас фотографируют, даже замираю машинально для позирования. И откуда только взялось
Арман Легран, "Фигаро" энергически трясёт мне руку подскочивший немолодой костлявый тип с кошачьими усиками на физиономии, весьма бесцеремонно оттеснив Мишеля, очень рад знакомству! Признаться, сложно было поверить, но я сказал себе какого чорта, Арман! Этот молодой, но талантливый юноша успел показать себя человеком, не склонным к тривиальным решениям! И вот я здесь
Месье он чуточку умерил напор и перестал наконец трясти руку, пристально вглядываясь в глаза, вы и правда хотите сделать кинетическую скульптуру прямо вот так? Шарман!
Верно, перехватил я наконец инициативу, и вы даже сможете поучаствовать в её создании.
Гхм Готфрид Беккер, "Берлинер тагеблат", рука сухая, с характерными мозолями от эфеса, поводьев и гимнастической перекладины. Да и сам подтянутый немолодой пруссак производит приятное впечатление, а не выглядит воплощением всех пороков, как его французский рыбоглазый коллега.
Конечно, впечатление может быть и обманчивое, но кажется на первый взгляд, что Арман откуда-то из
" Третьего состава" любезно откликнулось подсознание.
Весьма вероятно! Такой себе французский аналог бутербродного репортёра, пишущего всё больше мелкие заметки.
Аарон Франкель, "Гацефира[18]" деловито представился молодой мужчина, в котором даже я не опознал представителя жидовского племени. Образцовый такой поляк или литвин, без пейсов и кипы, да и руки тоже вполне себе мозолистые, рабочие. Держится несколько напряжённо, будто ожидая подвоха.
Докер? спрашиваю, чуть задержав руку.
В Гамбурге, почти пять лет, и оттаивает немного, так что вы говорили по поводу участия в проекте?
Пройдёмте! в мастерской, очищенной заранее от всякого хлама, раскатываю на верстаке чертежи, над которыми сразу все и склонились.
Вот это?! с непередаваемой интонацией воскликнул француз, Прошу прощения я не должен был
Я не обижен, прерываю его излияния.
Ничего сложного, заявляет папаша Мишель, переглянувшись с внуками и в волнении накручивая усы, Так вы говорите
Да, вы можете стать одним из соавторов, если заранее откажетесь от всяких прав на скульптуру и составные её части.
Я, кхм снова переглядка с внуками, мы готовы! Отказываемся!
Можно ли нам принять участие? интересуется иудей решительно.
Разумеется! Ни в коем случае не настаиваю, но если есть желание можете не только задавать вопросы и фотографировать, но и стать, некоторым образом, соавторами. С аналогичными условиями.
Интересно, шевельнул аккуратными усами Готфрид, месье Ришар, не найдётся ли у вас какого-нибудь фартука?
Фартуки нашлись, как и время для фотографий. Мишель сиял, а усы его, кажется, светились серебряным светом, когда он замирал, восторженно глядя в объектив.
Необычная деталь сразу три репортёра с фотоаппаратами, а фотографов ни одного. Как человек, некоторым образом причастный к этой профессии, знаю прекрасно, что сделать качественный снимок не так-то просто, и недаром в редакциях есть отдельная вакансия фотографов.
Беккер явный любитель фотографического искусства, что выдаёт как недешёвая камера с лёгкой треногой, так и явственный опыт человека, не гнушающегося прогуляться с ней по горам в погоне за удачными снимками. Точно офицер и бывший ли?
Франкель ну тут вся ясно, от бедности. Газета относительно популярная в определённых кругах, но никак не богатая, а платить одну ставку, пусть даже и с доплатой за таскание треноги, это узнаваемо.
Легран первое впечатление, похоже, не обмануло третий состав. Одноразовая камера на груди, да и сам
Сияя внутренним светом, Мишель Ришар негромко подсказывал репортёрам, с азартом постукивающим по листовой меди. Они настолько увлеклись этим занятием, что даже забыли об интервью.
А вы недурственный мастер, месье, польстил мне старик.
До вас мне далеко! зеркалю комплимент, Нет-нет, месье Ришар, ложной скромностью я не страдаю! Я весьма неплохой слесарь широкого профиля, но до вас мне далеко.
В самом деле? вежливо поинтересовался Беккер, не будучи реально заинтересованным.
Более чем, герр Беккер, более чем! Я, собственно, потому и остановил свой выбор на мастерской месье Ришара. Не только поэтому, разумеется, но в том числе. Он настоящий художник, уж поверьте человеку, которого учили разбираться в искусстве!
Однако, удивился пруссак, по-новому глядя на приосанившегося и зардевшегося хозяина.
Большой мастер, подтверждаю ещё раз, Знаете есть такие люди, которые делают свою работу наилучшим образом, но в силу обстоятельств или из ложной скромности не обретают известности.
Месье Ришар поворачиваюсь к смутившемуся французу, вы зря убрали мастерскую так уж тщательно. Стоило бы оставить хотя бы десятка три интересных работ.
Поверьте, господа, обращаюсь к репортёрам, оно того стоит!
Я сейчас! мастер срывается с места, и возвратившись через минуту, начинает расставлять образчики по мастерской.
Вы говорите, вас учили, вцепляется Легран, без особой охоты возящийся с медью, а кто? Насколько мне известно, классического образования вы не получили.
Не получил, не прекращаю работу, но смотреть и видеть меня учили люди более чем компетентные. Антиквары и
усмехаюсь
специалисты по подделкам.
Легран вспыхивает восторгом и засыпает меня вопросами. Кто, где, как
Это вовсе не секрет, месье. Я не скрываю, что вышел из самых низов общества.
Расскажите, не просит, а прямо-таки требует Франкель, читатели должны понимать, через что вы прошли, прежде чем стать
Увольте, перебиваю его, не в обиду, но вы же читали старые сказки? Не отредактированные? Не важно, братьев Гримм или Шарля Перро, просто без цензуры. Ну вот и представьте персонажа такой сказки. Страшненькой! Нет разве что магии, а в остальном
Усмехаюсь кривовато и не испытываю желания продолжать.
И всё же вы сумели не отстаёт Арман.
Вопреки, перебиваю его, если подсчитать, сколько раз я должен был умереть от голода и побоев, сколько раз меня пытались целенаправленно убить, я до сих не понимаю, как остался жив и относительно здоров. Месье Легран давайте поговорим на эту тему месяцев через несколько, хорошо?
Француз кивает нехотя, но всё-таки не выдерживает:
А за это время что-то изменится?
Так повожу плечами, война никак не отпускает.
Вы же пучит глаза Арман.
Герой? чувствую, как губы трескаются в подобии усмешки.
Ээ
Как вы относитесь к монархии? без излишних церемоний поинтересовался пруссак.
Я убеждённый республиканец, но к монархии в целом жму плечами, скорее нейтрально, если это монархия конституционная.
А Романовы? пруссак не отрывает глаз, и становится ясно, что вопрос много глубже и задан не мне, а нам
Это не я сказал, не отрываю глаз, а Пушкин Александр Сергеевич много лет назад, и если с тех пор что-то изменилось, то разве что в худшую сторону!
Вам, немцам, говорю не только от своего имени и не только Беккеру, а всем кого бы там он не представлял, повезло династия у вас удачная. При всех недостатках именно монархии, Кайзер у вас способен не только сидеть на троне, но и править, и что удивительно на благо народа.
Пруссак кивнул, и глаза его снова стали глазами, а не дулами корабельных орудий. Но всё-таки может быть и сильно зря, но проговариваю:
Когда-нибудь монархия в Германии сойдёт со сцены истории, уступив место республиканской форме правления, как более передовой. Но у вас этот процесс имеет все шансы стать если не полностью безболезненным, то хотя бы бескровным.
Говорим долго и обо всём на свете. Африка, Палестина и Россия.
представьте себе людей, у которых нет ни образования, ни квалификации, и которые, чтобы просто прокормить семью, должны работать на низкооплачиваемой работе. На износ! Нет ни времени, ни сил на учёбу и чтение, да даже и нормальный отдых. Если каким-то чудом остаются силы и время, они хватаются за подработку, такую же низкооплачиваемую, или копаются у себя по хозяйству.
На досуг нет ни времени, ни сил, ни денег, потому что жизнь не только его, но и всей семьи на грани выживания. Голод постоянный их спутник.
Нет ни путей для развития, ни денег, ни времени, ни даже положительных примеров. Вокруг, в этом королевстве кривых зеркал, живут такие как они, и дети поколениями вырастают в этой страшной сказке, не видя иной жизни, считая её за норму.
Это, кривлю зло губы, ловушка бедности. Ловушка, выстаиваемая нарочно королевством Кривых Зеркал и одобряемая Церковью. Вырваться из неё почти невозможно, представители низших сословий не могут получать образование.
Вы
Исключение, перебиваю Аарона, редчайшее! Вопреки всему. Можно сказать, что я взломал Систему, но нужна массовость! Нужны школы и больницы для всех, и нужны законы. Республика! Рождаться она будет в муках, в крови но любые почти жертвы оправданы!
Ужасы Французской Революции не пугают вас?! подался вперёд Беккер.
Нет! И вас бы не пугали, если бы жили мотаю головой, там! Когда каждый год по весне умирают от голода дети и старики миллионами. Когда могут ссылать на каторгу за иное вероисповедание, и когда вас могут бить! По закону.
Накал разговора понемногу снизился, и пошли обыденные совершенно разговоры о том, как мне понравился Париж, да как я нахожу буров, и как-то так незаметно мы и