сделали всю работу. Благо, вариант я выбрал достаточно эффектный, но весьма простой в исполнении, многажды просчитанный, а после и проверенный на плотной бумаге и картоне ещё в Африке. Но разумеется, в этом я не признаюсь.
Вот и всё, господа, говорю совершенно буднично, начиная собирать конструкцию из толстой проволоки и лепестков тончайшей меди. Полчаса работы, и скульптура, закреплённая над мастерской Ришаров, начинает вращаться.
Несколько фотографий
и я удалюсь по-английски, пока не затоптала собирающаяся толпа.
Девятая глава
Ёб твою мать! вскинувшись на мокрой от пота постели, машинально ищу сигареты, и только потом вспоминаю, что бросил курить ещё в прошлой жизни.
Звучит как, а? невесёлая усмешечка сама лезет на лицо, и скинув на кресло тонкое байковое одеяло, влажное от пота, я встал у открытого окна, глядя на ночной Париж. Окна моего номера выходят в чистенький тихий проулочек, насквозь благопристойный и даже пожалуй, мещанский. Наверное. В другое время.
Всемирная Выставка внесла свои коррективы, и железные рыбины поездов ежечасно мечут людскую икру. Тысячи туристов прибывают каждый час, и все почти жаждут увидеть Париж. Настоящий что в понимании большинства означает пропитанный пороками.
Почтенные буржуа из европейской глубинки, благонамеренные и робкие, не смеющие даже в борделе мечтать о чем-нибудь этаком, прибыв в столицу Европы, пускаются порой во все тяжкие. Отрываются за все годы ханжеского воздержания, подчас переходя все границы.
Высунувшись в окно, не без интереса понаблюдал при свете тусклого уличного фонаря за стараниями немолодого месье, с ревматическими стонами охаживающего кокотку. Захотелось созорничать, и уже придумал было, как буду его подбадривать, как понял с немалым конфузом, что дама-то из приличных. Знакомая притом. Ну все мы люди.
Отмокая под прохладным душем, вспомнил сценку и понял, что давненько у меня не было да собственно, почему бы и не да? Фира ещё совсем ребёнок, а у меня хм, надо бы найти кого-нибудь для утех плотских, пока руки не стёр.
После, напившись воды, снова лёг спать, не накрываясь уже одеялом. И пожелал мысленно, чтобы сон просто сном был, пусть даже и сотню раз бестолковым.
Слов нет, как забодала эта военно-морская ебень! Стократно уже парировал во сне удар штыка или сабли, и ведь понимаю иногда, что сон! Но кажется, что если не парирую, не увернусь, то и не проснусь так-то.
* * *
Ничо, срывающимся голосом подбодрил сам себя справный мужик Серафим, и не такое
Показывая пример молодым, он ступил на шаткую доску, и пересёк её, подобно гордому льву на четвереньках.
Давай, радимыя! подбодрил он мужиков уже на той стороне, Не робей! Сверзишься, так в воду, а тама, глядишь, и подберут! Я чай, не утопнешь!
Да зачем енто, Серафимушка?! заскулил земляк, Всю жизнь на землице плотно стояли, на ногах
Никшни! Я тебе, Семён, покудова мы на курсах, так господин сержант, внял!? А насчёт зачем, так енто поумней тебя люди придумывали, сам Егор Кузьмич, так-то!
Ну раз сам прерывисто вздохнул Семён, и встав на четвереньки, шустро прополз по доске, не переча авторитету земляка и благодетеля.
Ф-фух шумно выдохнул он на той стороне площадки, отжимая разом взмокшую бороду, мы када на желтовских в позатом годе втроём нарвались, и то не так страшно было!
Как жа, помню да мне зубы-то не заговаривай! спохватился Серафим, Давай-ка вниз!
Выдохнув несколько раз, Семён поправил винтовку и ранец, после чего принялся аккуратно сползать с площадки, нащупывая ногой перекладины. Распластавшись на досках всем телом, он медлил, опасаясь сверзится вниз, и потому даже не спускался, а скорее сползал огромной милитаризованной медузой. Вцепившись наконец в перекладину руками, мужик шумно выдохнул, и пополз вниз уже шустрее, без прежней опаски.
Давай, радимыя! подбадривал тем временем Серафим своих подопечных, Устин! Я те устрою живо давай! Если мне за тобой придётся взад переходить, я-то перейду, а ты у меня перебежишь! Ну!
Спровадив наконец последнего вниз, и готовый в любой момент подхватить того за шиворот, он наконец и сам спустился, тихохонько матеряся под нос.
Да ёб твою прости, Господи! Сам же ф-фу
Спустившись, Серафим отряхнулся без нужды, желая скорее потянуть время для восстановления душевного равновесия, и тут же зорко прищурился. Он не столько искал недостатки, сколько пужал мужиков дескать, бдю!
Ну, християне, за мной! и потрусил вперёд, показывая пример. Бег по полю, изрытому ямами и яминами, он так и ничево, привышен. Тута главное што? В оба-два глядеть под ноги да по сторонам, да понимание иметь, куда ступать! Чай, не горожане, непривышные к бездорожью да буеракам.
Давай отстал он, ловя хвост жидкой, тяжело пыхтящей колонны, Устин! Да ёб твою мать! Черепахер на сносях, прости Господи!
Запыхтев махорошно, Устин прибавил шагу, потому как за господином сержантом не пропадёт! Руки не распускает, этова нет, а придумать такое могёт, што лучше бы и в морду!
Перед препятствиями остановились, поджидая прочих и переводя дух. Опосля, под смешки, начали перелазать разными способами то в одиночку, а то и цельным гуртом, помогая друг дружке.
Показав несколько раз как надо, Серафим взгромоздился на забор, откуда взялся подбадривать мужиков, устроившись со всеми удобствами.
Фёдор! Ну итить ты што, за яблоками в чужой сад никогда не лазал? Чисто кобель на заборе раскорячился! Ты што там, яишницей за кирпичи зацепился?
Вы погодите! загрозился Серафим мужикам, спрыгивая с кирпичного забора назад, Это ведь так, прогулка! Променед! Для пущего понимания процессу, так-то, православныя!
В бога душу мать такую прогулку! забожился один из мужиков, нервенно поправляя винтовку, Это ж какого такого овоща над добрым людом издеваются?!
Никшни! Серафим возник рядом совершенно озверелый, Над тобой, скотина, не издевается никто, а уму-разму учит! Тебя из Расеи вытащили, поют-кормют как не в себя, да ещё землицей грозятся одарить лет через несколько. Назад захотел?!
Дык ты не серчай не серчайте, господин сержант! не на шутку струхнул мужик, проникнувшийся уже сытым патриотизмом Русских Кантонов, Это так, в сердцах
Тьфу ты! сплюнул наземь справный мужик из Сенцово, ну што ты будешь делать? Олухи царя небеснова! Вы думаете што, за-ради дурости чей-то стараемся? Шалишь!
Всё всё на собственной шкуре испытано! для убедительности сержант похлопал себя по мосластому загривку, Всё пользительно, ну ничевошеньки тута лишнево нетути! Вы што думаете, на поле боя по шоссе ходить будите, да с развальцей и руки в кармана́х? Ха! Всё больше по буеракам и овражинам, да то бегом, а то и брюхе! Змеями исхитрялись, по нескольку вёрст порой ползали. Пуза стирали так, што мало не чешуя змеиная выросла!
Ну это-то да, а по досочкам-то зачем? набрался чужой отваги Устин, боящийся высоты пуще хорошей драчки.
А ты думал лишнее?! вылупился на нево Серафим, мостов и мосточков здеся эвона взорвали ежели, то так вот перебиралися иногда. Досочки на быки, и по им, да не ползком, и бёгом иной раз! Вот где жуть! Особенно когда крокодилы внизу, так-то Да и другово чево, штоб на высоте хоть жопой ешь! Кушайте, не обляпайтесь!
Мы с Костой, да с Владимиром Алексеичем не один раз с англами в ку-ку играли! подался он в приятные воспоминания, Залезем, значица, куда повыше, а с высоты-то матерь божия, ох и виды! Сидишь во благе, да щелкаешь вражин одного за одним!
А коли заметили он передёрнулся всем телом, так бегом бечь надо! Да опять жа, уметь с высотищи спускаться правильно и без страху!
Мешая реальные случаи с чужими байками, справный сержант Серафим из Сенцово поучил малёхо новобранцев из территориалов, заодно давая время отдохнуть.
Да-а протянул Семён на правах земляка и старого приятеля, ох и многонько нам учиться придётся!
А то ж! ухмыльнулся Серафим, И мне с вами, а потом ещё отдельно от вас, так-то. Эти курсы повышения квалификации! Отдельно ещё от вас буду пластаться, так-то!
А ета стоит ли? осмелел Устин, Да ты не серчай, Серафимушка! Ну то есть господин сержант!
Жить хочешь? поинтересовался командир, Долго и щасливо?
А? Агась
Ну так и не жужжи! Здеся не Расея, и воевать когда придётся, так не за царское и барское будем, а за своё кровное, так-то! За землю да волю, да щасливую долю. А ежели кто желает на плацу ать-два и грудями пули ловить за чужую золотопогонную придурь, так ето ему назад. Всем обчеством, значица, такому дурню на билет скинемся!
Га-га-га! порадовались мужики немудрящей шутке, отдохнув мал-мала.
Ну окинул их взглядом командир, побежали! Нам ещё через кротовины протискиваться, а потом и штыковому. Ничо не стоните! Потом сполоснёмся и обедать, а тама уже полегше в классах сидеть будем, да в оружии ковыряться. Оно тоже не лёгко, но уже для башки. Умственная тренировка, значица. Бегом, православныя!
* * *
Потягиваясь и зевая с подвывом, Мишка вышел из своей спальни, и как был в пижаме, плюхнулся рядом на диван.
Уже и умылся, а всё никак проснуться не могу, пожаловался он квёло, растирая глаза.
В душе ополоснись, советую ему, не отрываясь от прессы и кофе.
А веришь ли, сил даже нет. Сейчас позавтракаю, так может и залезу. Што там пишут?
Разное, жму плечами, или тебе интересно о нас вообще и обо мне в частности?
Угу и снова эта зевота.
Отоспись ты наконец, сил нет смотреть!
А отмахнулся брат, сейчас ещё дней несколько сплошного аврала, а потом затишье обещается, тогда и отосплюсь вволю.
Ну-ну зарекалась свинья в грязи не валяться. А пишут я перелистнул несколько страниц, нормально пишут. О Южно-Африканском Союзе в целом без изменений. Благожелательно, но всё больше на торговые договора и концессии упирают, а не на высокую духовность африканеров.
Духовность! брат ажно хрюкнул со смеху, но зато почти проснулся, Эт да! Пообщались, значица, поближе! С носителями духовности!
Угум. К нам да скорее с симпатией, но прослеживается, знаешь ли, этакая высокомерная нотка.
Даже так? проснулся Мишка и почесал нос, Сможешь оформить свои соображения и чуйки в нечто удобоваримое?
Хм не быстро, соглашаюсь нехотя, Вчерне, так за два-три набросаю, а чистовик скоро не обещаю. Сам знаешь, сколько на мне висит.
Хоть так! Будем хотя бы видеть, как ситуацию корректировать.
И нужно ли вообще её корректировать пробормотал я.
А?!
Нет, правда, откидываюсь назад, полуприкрыв глаза, Высокомерие, оно в статьях и правда есть. Но такое, знаешь ли сентиментальное, родственное почти. По крайней мере пока.
Братские чувства? моментально сообразил Мишка.
Они! Образ безусловно младшего, но всё-таки брата как?
Хмыкнув озадаченно, он не стал отвечать, отобрав у меня прочитанную прессу и наливая себе кофе. Перелистав газету, наткнулся на заметку о моей скульптуре, и поднял глаза.
В переулке? Лучше места для скульптуры не смог найти?
Лучше и не бывает! отвечаю с уверенностью, которую не вполне чувствую.
Пятнадцать тыщ народу за вчера только, чуть не подавились! потряс он газетой.
Значить, работает!
Н-да?
Пф-ф Миша, ну ты вот тактик и стратег, и в шахматы уже немногим хуже меня, а ладно! Концепция продумана от и до!
В проулке?!
В нём! Несколько дней народ будет давиться анчоусами в банке, создавая заодно ажиотаж. Создадут-создадут! Народищу в Париже много, хоть один из тыщи, а приедет, и што он увидит? Давку! Ажиотаж! Значит, не зря ехал, можно и нужно рассказать. Хорошо ли плохо но разговоров будет много!
О как
Угум. Потом, как бы уступая давлению общественности, я разрешу разрешу, понимаешь? Перенести временно, из проулка на один из проспектов Бельвиля.
С условием! подымаю палец, акцентируя внимание, Вернуть по окончанию Выставки скульптуру на прежнее место.
Подарить задумал? прищурился брат, Не жалко?
Нет на полтора вопроса! Подарить да, но не Ришарам, а кварталу Бельвиль. И непременно с условием, што висеть скульптура будет над мастерской Ришаров, а буде та закроется, то над мастерской лучших медников-жестянщиков Бельвиля.
Мудрёно, протянул он с нотками сомнения.
Миш-ша качаю головой, всем-то ты хорош, но вот ей-ей выспаться тебе пора! Я же кварталу не просто скульптуру, я ему Историю дарю! Городскую легенду!
Н-да а пожалуй, согласился он наконец, взяв паузу на раздумье, красивая долгоиграющая легенда, и в рабочем квартале Парижа ты уже желанный гость. А через тебя и мы так? Дай-то Бог
Десятая глава
Переполненный мочевой пузырь разбудил седьмого герцога Бекингема около полуночи, и Его Светлость, сев на разом просевшем перьевом матрасе, опустил босые ноги на пол, нашаривая домашние туфли и зажигая свечу. Вытащив из-под высокой кровати с балдахином фарфоровый ночной горшок, он приподнял крышку, задирая одновременно подол ночной рубашки.
Зевнув, Его Светлость уже приготовился опустошить мочевой пузырь, но сонные его глаза углядели некоторую несообразность на дне сосуда.
Знак! воскликнул он, усилием воли прерывая начавшийся попис, брызнув каплями на прикроватный коврик, Несомненный знак!
Схватив ночной горшок, герцог с возбуждённым видом принялся рассматривать узоры герба, солями урины отложившиеся на фарфоре. Однако же мочевой пузырь напомнил о себе, и Его Светлость, пометавшись маниакальным взглядом по мансарде, выплеснул из вазы на улицу воду вместе с изрядно подвядшими полевыми цветами, и облегчился в опустевший сосуд.
Знак, повторил он уже спокойнее, и благородное его чело заволоклось морщинами.
Сама судьба говорит со мной, уже тише повторил мужчина и заходил по мансарде, заложив за спину руки в непроходящих ожогах от химикатов. Полы поскрипывали, и Его Светлость быстро опомнился, вспомнив про сварливую квартирную хозяйку, проживающую прямо под ним. Опять будет напоминать, старая карга, что он живёт из милости, попрекая милосердием!
Тонкие чувственные ноздри аристократического носа гневно раздулись, но герцог сдержал порыв благородного гнева. Плебс никогда не понимал аристократию, но грешно гневаться за это на убогих Духом!
Знаки повсюду, трагически сказал он, встав у раскрытого окошка и глядя сверху на ночной город. Еле уловимое дуновение душного ветерка не охлаждало разгорячённый разум Его Светлости, и капли пота жемчужинами выступили на благородном челе.
Глядя в окно, герцог мысленным взором видел не мещанскую улочку, а Сен-Жерменское предместье, Лувр и Версаль.
Придёт день сказал он, и шёпот ночного ветра сложился еле слышимыми словами.
Знаки, повторил Его Светлость, маниакально раздувая ноздри и нервно сжимая кулаки, знаки
Встретив поутру квартирную хозяйку на лестнице, Бекингем величественно склонил голову, проходя мимо.
Доброе утро, месье Трюшо! ввинтился в его уши пронзительный голос со склочными нотками.
Доброе мадам Бертран, процедил он сквозь зубы, с ностальгией вспоминая те блаженные времена, когда простолюдины были счастливы уже от того, что смели дышать одним воздухом с аристократами.
Опять пилюли забываете пить, покачала головой мерзкая старуха, и герцог вскинулся было, чтобы ответить плебейке, как подобает, но только улыбнулся криво, наученный опытом.
Ну ступайте! мадам Бертран похлопала его по руке, и Его Светлость с трудом удержался от гримасы омерзения, Хорошая прогулка ещё никогда не была во вред!
Вскинувшись было, Его Светлость чудовищным усилием воли смолчал, стиснув челюсти. Держась с достоинством истинного аристократа, он с искренним омерзением обозревал окружающую его убогую действительность, еле заметно склоняя головы в ответ на приветствия соседей.