Бдительность! Бдительность! И еще раз бдительность! кричал лектор, всматриваясь в глаза будущих следователей, многие из которых совсем скоро будут ломать человеческие жизни, как прутья между пальцами, забыв о морали и нравственности.
Зло фонтаном било из людей, получивших власть, забрызгивая всех, кто по воле случая оказался в пределах перерытого во всех направлениях огорода ОГПУ.
Не избежал этой участи и Александр. Каждый день он ожидал ареста. Но указующий перст ОГПУ корявым когтем пробивал чужую грудь. Всевидящее око монстра словно не замечало молодого поляка, почти готового встать у руля одного из его подразделений.
Брата и сестру тоже не трогали. Жизнь сосредоточилась на ожидании. Саша, как разведчик в тылу врага, ходил по улицам города, напряженно всматриваясь в лица прохожих, прислушиваясь к рокоту машин, останавливался, ожидая страшной фразы: «Пройдемте, гражданин!», когда какая-нибудь тормозила рядом.
Жене он сказал, чтобы ничего плохого об отце не думала. Скорее всего, это ошибка, как все выяснят, его отпустят, а им пока лучше не встречаться. На вопрос Анны о том, что случилось, Саша ответил только, что так надо. И все. Он не мог рассказать ей большего. Не знал, как объяснить то, что сам до конца не понимал. Но Аня, казалось, поняла его. Она тоже замерла в ожидании, но старалась никому не показывать свою тревогу. Занималась хозяйством, сыном, избегала душевных разговоров с сестрами и братьями. Отец ни о чем не спрашивал, а мать только вздыхала.
Но в один из августовских дней тысяча девятьсот тридцать третьего года все разрешилось, и ветер перемен ворвался в их жизнь. В этот день Саша поспешил в дом Деркачей, где пока жили Аня с Сашенькой.
Время было за полдень, сын спал, Анна помогала матери со стиркой. Саша подошел к ней, обнял, сомкнув руки на ее груди.
Аннушка
Аня оставила белье и так и стояла, опустив руки, с которых стекала мыльная вода. Саша почувствовал, как мелкая дрожь пробивает ее тело.
Ну, что ты так растревожилась, родная он развернул ее, прислонил руки к ее лицу и с жаром расцеловал глаза, лоб, все хорошо, милая, прости меня обняв ее, крепко прижал к себе, теперь все будет хорошо, обещаю тебе.
Саша, Аня уткнулась в его плечо носом, вдохнула тепло от его гимнастерки.
Успокойся, Аннушка, ну, что ты?
А ты не пугай! она отодвинулась, посмотрела в его глаза. В газетах только и пишут: там раскрыт заговор, тут обнаружена группа вредителей. Саша
Тихо, тихо, остановил вопросы Саша, собирайся, пойдем домой. Я так соскучился
Аня, не опуская глаз, смотрела на него, словно, хотела прочитать по выражению его лица все, что он думает, о чем сейчас нельзя говорить. Потом засуетилась, схватила тряпку, обтерла руки.
Я сейчас, быстро только Сашенька спит
Ничего, пусть спит, успокоил Саша, мы подождем.
Он решил пока ничего не говорить. Просто потому, что не знал, как сказать и с чего начать.
Когда его вызвал к себе начальник курсов, Саша приготовился к самому страшному. Он знал, что разговор пойдет о его отце, но не ожидал того, что ему предложил следователь, сидевший в кабинете у начальника, который, как только Саша вошел в кабинет, сразу оставил их наедине.
Следователь оказался немолодым человеком. Подтянутый, суховатый, с пронзительным взглядом, от которого сразу стало не по себе.
Садитесь, не спуская глаз с курсанта, предложил он, и сразу в лоб: Догадываетесь, зачем вы здесь?
Так точно! по-военному ответил Саша.
Садитесь! приказал следователь. Открыл личное дело Александра, которое лежало перед ним на столе. Служил после демобилизации работал на судостроительном, откуда направлен сюда, отличник, дисциплинирован мда и как же нам с тобой быть, а?
Саша молчал, не зная, что отвечать. Сердце предательски гулко стучало в груди.
Что? Молчишь? И правильно делаешь! одобрил следователь. В твоем положении лучше всего молчать!
Саша сжал челюсти. Уставился в пол. Между широкими крашеными досками кое-где образовались щели. «Шпаклевать надо» подумалось некстати, и тут же появилась уверенность в том, что его не арестуют и все будет хорошо. Саша не смог бы объяснить, откуда пришло такое чувство, но волнение ушло, ему на смену пришло ироничное любопытство: «И как он будет со мной разговаривать, если сам же советует молчать?»
Следователь положил перед Александром чистый лист бумаги, на него кинул ручку, пододвинул чернильницу.
Пиши.
Саша, не уступая в резкости, прищурив глаза, в упор посмотрел на следователя.
Что писать?
Тот приосанился, выставляя грудь вперед, сжал кулаки и, опустив их на стол перед носом Саши, наклонился к его лицу и, чеканя слова, негромко, едва не шипя, продиктовал:
Я, Александр Михайлович Войтковский, тысяча девятьсот шестого года рождения, командир взвода военной моторизованной части, выпускник спецкурсов школы ОГПУ, довожу до сведения Особого Отдела, что взгляды своего отца, Войтковского Михаила4 не разделяю, о его шпионской деятельности ничего не знал и в его преступных делах участия не принимал. Точка, он выдохнул.
Саша сидел, не шевелясь.
Пиши, мать твою! заорал следователь.
Моего отца обвинили в шпионаже? спросил Александр.
Следователь выпрямился, оправил китель, как ни в чем не бывало, отошел к окну.
Да, разглядывая что-то за окном, подтвердил он.
Вдруг резко развернулся и подошел к упрямому курсанту. Тот встал. Они оказались так близко друг к другу, что Саша почувствовал запах табака в дыхании огпушника.
Вот что, сынок, почти шепотом начал тот, напиши отказ от отца. Ты парень хороший, не хочется ломать твою жизнь. Сам понять должен, что к чему. Пиши и уезжай подальше. Разнарядка есть по шестому отделению, на Дальний Восток. Сегодня же получишь мандат. Не только себя спасешь, но и семью свою. Понял?
Позже, вспоминая те тяжелые минуты, Александр всегда чувствовал, как липкий пот покрывает спину. Он подписал отказ от отца и получил назначение, похожее на ссылку, но так необходимое для того, чтобы на время скрыться от всех до поры, когда, возможно, все уляжется, и ничто не будет угрожать его семье.
Анна шире распахнула окно. Свежий воздух вечера обдал ее запахом земли и моря. Этот особенный запах она будет помнить всю жизнь. Только в Николаеве такой воздух!
Ее родной город был заложен князем Потемкиным так, что с севера к нему подступали широкие украинские степи, из которых ветер приносил терпкий аромат трав и прогретой земли. А южные границы ласкали воды Бугского лимана узкого языка пресной воды, образованного устьем кормильца Южного Буга и Ингула. Ниже косы Бугский лиман встречался с Днепровским, и две могучие реки, объединив свои воды, впадали в Черное море. Южный ветер подхватывал соленые морские брызги, поднимаемые волнами, и стремглав мчался к городу, чтобы подарить его жителям освежающий бриз.
Саша подошел к жене, обнял; вдыхая прохладу вечера и аромат ее волос, тихо сказал:
Мы едем на Дальний Восток.
Анна обернулась. За последнее время красивое лицо Саши потускнело, глубокая складка меж бровей без лишних слов говорила о тяжелых переживаниях. В глазах светилась печаль.
Дальний Восток Аня вспомнила, как еще совсем недавно, они с друзьями мечтали поехать на строительство Комсомольска-на-Амуре. Тогда великая стройка представлялась как начало новой жизни, захватывала неизвестностью, казалась азартным приключением. И вот теперь давняя мечта может осуществиться Аня не могла поверить в это. Арест свекра, тягостная неизвестность, напряженное молчание мужа научили ее сомнению. Тебя туда направляют органы? догадалась она.
Саша молчал, только согласно кивнул. Аня села на табуретку, беспомощно положила руки на колени. Заплакала беззвучно, поджав губы, только слезы катились по щекам. Саша присел перед ней, положил голову на ее руки.
Знаешь, я больше так не могу, Аня втянула воздух в себя, останавливая рыдания. Шумно выдохнула. Ты должен мне все рассказать, Саша, понимаешь? Хуже, чем жить в неведении, понимая, что происходит что-то страшное, не может быть
Понимаю, родная, я расскажу, он сильнее прижался щекой к ее рукам.
Страх, стыд, душевный бунт, обида все смешалось в его чувствах. Саша не мог рассказать Аннушке того, что ему пришлось пережить. Вместе с тем он понимал, что молчать дальше не имеет права ведь она его жена! Но он видел, что после того, как арестовали отца, в ее глазах вместе с недоумением появилось непонимание. Она, как и большинство советского народа, верила всему, что писали в газетах, к чему с пылом призывали на митингах, и Александр не хотел лишать ее веры, хотя бы ради ее же блага. Сомнение в правильности политики и курса партии могло привести к трагедии. Права старая поговорка: «Меньше знаешь, крепче спишь!»
Аня, он встал, пододвинул другую табуретку, сел напротив, Меня направляют на работу в один из он замялся. Как сказать жене, что им придется три года жить в одном из сел Уссурийского края, куда его назначили начальником комендатуры местного отдела ОГПУ5? Как объяснить, что произошло?
Саша, почему ты молчишь? На какую работу тебя направляют?
Аня, меня направляют на строительство железнодорожных станций в самой дальней части Транссиба, в Уссурийский край
Но, Анна хотела было сказать, что и Комсомольск-на-Амуре где-то там, но Саша перебил ее.
Эти станции строят заключенные. Меня назначили начальником участковой комендатуры.
Это в лагерь? Анна вскинула брови.
Нет, моя хорошая, не совсем. Не пугайся. Мы будем жить в поселке ссыльных, недалеко от станции. Мне сказали, что семьи начальников устраивают хорошо, возможно, дадут отдельный дом.
А как же Шурка? она с испугом посмотрела на кроватку, в которой безмятежно спал их сын.
Мальчик разметался во сне. Слабый свет от прикрытого темным платком абажура освещал часть его пухлого личика. Тонкая решетка тени от сетчатой стенки кроватки расчертила простынку на светлые ромбы.
А Шурик поедет с нами, шепотом сказал Саша, мы все будем вместе.
Они стояли у кроватки сына и любовались им.
Он же еще совсем маленький Аня поправила простынку.
Не беспокойся, мы справимся!
Саша обнял жену, и поцелуй остановил все вопросы, которые хотела задать Анна. Сильные руки Саши защищали ее, как стены крепости. На смену тревоге пришла другая мысль: «Какая разница где жить, как жить?» Главное, что они едут вместе, всей семьей! Она привыкла во всем полагаться на мужа, доверяла ему без оглядки. То, что он сказал, растревожило, даже испугало и осталось неясным, но пока пока они здесь, рядом, нега разливается по телу от сладости ласк, счастье наполняет сердце, покрывает сознание необъятной нежностью. А дальше будь, что будет! Лишь бы вместе.
Глава 3
На другой конец страны
Да, не на всех нисходит благодать,
Не всем благоприятствует теченье.
Да здравствует, кто сможет разгадать
Не жизни цель, а свет предназначенья!
Булат Окуджава
На станцию Тахтамышская6 поезд прибыл поздно вечером. Александр оставил жену на перроне, а сам пошел к дежурному выяснить, куда им ехать дальше.
Анна поежилась. Несмотря на лето, было холодно. Она застегнула жакет и присела на чемодан. Два куля с одеждой лежали рядом. Шурик забрался к матери на руки.
Что, мой хороший, Анна прижала сына к себе, замерз?
Малыш отрицательно покачал головой. Он играл с деревянным танком, который отец выстругал ему в поезде.
Ну и хорошо! Анна вздохнула, и про себя подумала: «А я замерзла и так устала!»
Дорога оказалась тяжелой. Почти две недели они были в пути. Сначала добрались до Москвы, потом ехали по легендарному Транссибу через всю страну с запада на восток. За окнами поезда остались просторы родной Украины, казахские степи, озеро Байкал и долго-долго тянулась безграничная, таинственная тайга, в которой теперь Анне предстояло жить. Стук колес все еще эхом отзывался в голове:
Тук-тук, тук-тук, тук-тук!
Анне казалось, что она будет слышать этот звук всю жизнь. Колеса стучали то чаще, разгоняясь на переездах, то тише, когда поезд замедлял движение, подъезжая к очередной станции. Дорожная музыка менялась, создавая оркестр перестуков, иногда среди них выделялся один солирующий, задающий новый темп, тут же подхваченный всем составом. Звук нарастал, становился все громче, и апогеем дробящей какофонии звучал пронзительный гудок паровоза.
Аннушка! Сашин голос прорвался сквозь перестук колес. Ты задремала? Идем, родная, он подхватил сына на руки, взял чемодан, идем, переночуем здесь, а утром нас отвезут в поселок.
В серых глазах мужа Анна заметила беспокойство и ту нежность, с которой он всегда смотрел на нее, с самой первой встречи в яхт-клубе Николаева. Прошло всего-то пять лет, но теперь то счастливое время казалось сказочным. За прожитыми годами осталась легкость дум, щемящая радость свиданий, веселые посиделки у костра на берегу реки.
Устроившись с сыном на старом кожаном диване в комнате станционного смотрителя, Аня провалилась в сон, в котором, как в немом кино проплывали картины ее детства и беззаботной молодости.
Проснулась она от пронзительного гудка паровоза. Николаев остался далеко, и его существование казалось таким же призрачным, как и высокие идеалы, к которым направляли молодежь тридцатых лидеры коммунистической партии.
Анна осторожно встала, стараясь не разбудить Сашеньку, и в мелькающем свете проходящего состава заметила мужа. Саша спал, сидя на стуле, положив голову на сложенные на столе руки. Он как ангел-хранитель закрывал ее с сыном от беды, постучавшейся в дверь, и даже во сне напряжение не покидало его лица.
«Господи, храни мужа моего, Александра, взмолилась Анна, спаси и сохрани!» она перекрестила Сашу.
Он что-то пробурчал во сне, повернулся, подмяв руками буденовку, которую подложил под щеку. Аня подумала, что давно не слышала смеха мужа, все реже суровое выражение его лица сменяла улыбка. Только Шурка своей непосредственностью еще мог вызвать ее. А впереди ждали годы безрадостной напряженной работы. Аня могла только догадываться, как тяжело ему будет командовать ссыльными, среди которых, наверняка, есть и такие, как его отец арестованные и осужденные ни за что: кто за случайно оброненное слово, кто за нерусскую национальность, кто за нерабоче-крестьянское происхождение, а кто и за крестьянское, но крепко держащее свое хозяйство в кулаке.
На следующий день семья нового начальника участковой комендатуры ОГПУ въехала в пустой дом в одном из поселков, построенных для ссыльных, которые продолжали работать на строительстве БАМа, отсидев положенный срок в лагерях, но не получив разрешение на возвращение в родные места.
Заброшенный дом встретил новых хозяев холодом и затхлостью.
Мда, похоже, здесь давно никто не жил, заглядывая в полумрак горницы, окна которой были заколочены снаружи досками, Саша легонько подтолкнул Аннушку внутрь, не робей, окна я сейчас открою, а порядок тебе придется наводить самой. Мне на службу!
Аня несмело вошла, положила куль с одеждой у стены, медленно обвела комнату взглядом. Тем временем Саша отодрал доски, и пыльный свет осветил стол, настил в углу, заменяющий кровать, пару табуреток.
Все, родная, я ушел, тебе есть, чем заниматься до вечера! он натяжно улыбнулся и вышел.
Аня почувствовала такую тоску, что хоть вой. Сашенька прижался к ее ноге и, задрав голову, заглядывал в лицо.
Ну, ничего, как-нибудь справимся, а, сынок? подбодрила она себя, и принялась за уборку.
Как ни старалась Анна, но никак не могла смириться со своим положением. Неуютный дом это еще куда ни шло, но то, что она увидела ранним утром, проводив мужа на службу, сломило ее. Мимо их дома шла толпа понурых рабочих, среди которых были и женщины в темных, бесформенных одеждах, кто с лопатой, кто с ломом на плече. Они шли молча, лишь изредка раздавался чей-то голос или покашливание.