Когда обсуждение завершилось словами докладчика: « короче круг- это квадрат, а квадрат он тоже круг» все очнулись от гипноза и стали аплодировать, кричать «Ура!» и «гений, гений!» Женщины с мест слали ему громкие воздушные поцелуи, а мужики по очереди без ненужных слов жали Пановичу руку до хруста костей.
Ну как, понятно же всем? Слушали, я приглядывался внимательно. Кто сможет в двух словах проанализировать мой труд?
Да как нехрен делать! воскликнул убеждённо каменщик Якушев, автор пока неизданного романа «Люди, сидящие в проруби». Яснее таблицы умножения. Я вам больше скажу. Эта формула доказывает, то есть Вы, Андрей Ильич, сделали открытие мировое, что и треугольник он тоже круг. И прямая линия круглая вокруг себя. А куб это шесть кругов или восемнадцать квадратных треугольников в большом круге, или восемь круглых параллелепипедов.
Видите народ поражен вашим гением! Подарите нам свою книгу с автографом. Каменщик забрал себе книжку и долго изучал витиеватую роспись. Буду читать про ваше открытие всем на работе и на улицах города. Пусть все знают, что по разуму мы Америку уже обогнали. А потом отнесу на наше телевидение. Надо всему городу показать продукт Вашего гениального мышления. Он стал внимательно вчитываться в текст на пятой странице, через минуту сильно побледнел, но на ногах устоял, да ещё и улыбался ясно и радостно. Крепкий был мужчина, каменщик Якушев. Закалённый ветрами и кирпичной пылью.
В общем, красиво и с пользой отметились всем объединением перед председателем. Приласкали. Так густо обмазали со всех сторон его самого тремя слоями мёда, шоколадного крема и патоки, что никто в одиночку и за месяц не слижет. Так плотно засыпали сахарной пудрой страшную, способную поломать самый крепкий мозг, книжку по квадратный круг, что её можно было сварить и иметь литров пять варенья из цифр и формул для врагов. Панович принял ликование творческого коллектива правильно. Через три дня он созвал коллектив и доложил, что типография газеты согласилась выпустить шесть книжек в мягкой обложке. Три с прозой, и столько же со стихами.
Раскупят сразу издадим следующие шесть. Обрадовал Андрей Ильич творцов. А пока давайте объявим конкурс на издание первой партии. Кого первого из прозаиков выберем? Я предлагаю роман « Люди, сидящие в проруби» Антона Якушева.
А с чего ему такая премия? вышла на середину зала скромная Маргарита Марьянова, технолог пивзавода номер два. Он же нам читал её. Так ведь чуть руки на себя не наложили почти все мы все с тоски. Кроме полных болванов. Кто помнит?
Но меня, к примеру, только тошнило. Поднялась с места бухгалтер швейной Фабрики Маслакова. А это значит, что очень неплохой роман. Иначе бы вырвало меня. Я чувствительная натура. Поэтесса романтик. Фальшь и самопал мгновенно отлавливаю.
Ну, тогда дайте мне рукопись. Ехидно скривила губки Марьянова. Кусочек, не выбирая, зачту. Не поплохеет вам, то ладно тогда. Пусть печатают.
Председатель достал из стола пачку листов толщиной в добротный мужицкий кулак. Марьянова стукнула рукописью об стол и освободившаяся пыль обволокла первые три ряда. Чихали попавшиеся в пыль, пахнущую прелой бумагой, упоительно и безостановочно. Как в разгар острого респираторного заболевания. В это время Маргарита дёрнула из середины пачки слега желтый листок, дождалась последнего « пчхи!» и с отвращением, нарисованным на умело отретушированном лице зачитала.
«В отличие от сестры, Люлёнок проснулся Люлёнком .
Его встретила всё та же картина «Ленин в Польше», намалёванная шоколадной конфетой на сене, кривой стол, четырёхспальная кровать родителей, и слово всё так же относившееся к попугаю. Он было пустым и матерщинным, Рыбки в аквариуме захлебнулись и утонули.
-Злое утро, Люля! Сказал он.
-Нет, доброе! Сказала она.
-Вокруг пусто и серо! Сказал он.
-Это в тебе всё пусто и серо. Сказала она.
Люлёнок открыл глаза и не увидел Люлёню,
Вместо нее сидел Иной человек.
-Где сестра моя? Сказал он.
-Ты волшебник! Это же я! Сказал Иной человек.
-Не может этого быть! Сказал он.
-Ты не помнишь вчерашнего пальца моего, говорившего тебе?! А сейчас ты показываешь его мне, бывший палец мой?? Но что же он замолк?
Не стрижен ноготь. Сказал он.
И вдруг Люлёнка осенило, обелило, окраснило! Что я наделал?!
-Нет, сестрёнка, всё не так! Мир ещё только в зачатке, и это потому, что многих устраивает такой мир, и это потому, что многим выгоден этот мир, хоть и нету его нигде уже миллионы лет.
Шоколадный Ленин сполз со стены и побежал из Польши к Финской границе. Все в отсутствующем мире плакали и палец Иного тоже слёзы лил.»
В пятом ряду вскрикнула беременная писательница научной фантастики, она же крановщица башенного крана, Малькова. Изо рта её, облагороженного толстым налётом бордовой помады, выплеснулись на волю рыдания, каких и на похоронах великих людей не всегда услышишь. Её били конвульсии. Беленький беретик спрыгнул от сотрясения тела на огромный живот, а руки взметнулись к потолку трепеща дрожащими пальцами.
Пре выскочило по частям из её волнующейся груди сильно сдавленное всхлипами слово красно! Пре-е-вос- ходно!!!
Ей дали пива. Чтобы она перевела дыхание. Воды на заседании объединения никогда не было.
Это восхитительно, поразительно, изумительно и многозначительно! Успокоившись, выстрелила Малькова короткой очередью эпитетов. Так мог написать только Хэмингуэй или Лев Толстой. Какие слова! Какой накал! А философия?! Да это же невероятные Кант, Гегель и Лаплас вместе сложенные. Глубоко! Ёмко! А шоколадный Ленин на стене! Шедевр авторского воображения! Как интеллигентно и тонко изложено! Рекомендую издать роман в трёх томах и перевести его на Французский, Чувашский, Бенгальский и Старославянский языки. Пусть и верующие читают, хотя их запретили. Но они есть. И многое из текста поймут о Боге. Нет, если Якушева не издадут я на нашего председателя анонимку напишу в ЦК партии и из крановщиц уволюсь. Пусть на кран директор треста сам лазит туда сюда по десять раз в день за девяносто рублей.
Бесспорно текст хорош. Согласился Панович Андрей Ильич. Особенно вот это: «-Ты не помнишь вчерашнего пальца моего, говорившего тебе?! А сейчас ты показываешь его мне, бывший палец мой?? Но что же он замолк?»
Чуется в самобытном самоучке большой в будущем мастер.
А чё, бляха папаха, запятые, точки и тире уже отменили к ядреней фене?-
Подошел к председателю сторож универмага Лыско. тогда и я буду подряд всё клепать, не разделять слова и точек не ставить даже в конце. Меня тогда тоже издавайте книжкой. Я зря что ли маялся два года? Повесть накрапал не хуже, чем Гоголь или Конан Дойль. В ящичке лежит. Достаньте.
Фамилия какая Ваша? Не без лёгкого отвращения к должности сторожа узнала Марьянов, потянулась к ящику стола и параллельно швырнула роман Якушева на стол, предварительно воткнув страничку куда- то внутрь. Стол тряхнуло и вместе с ним сразу подпрыгнул Шибаев, водитель «скорой помощи» и писатель сатирик.
Его фамилия Лыско. Уточнил он иронично. Стыдно, мадам, своих не помнить по фамилиям да именам. А вот запятые да тире с точками не совсем наше писательское дело. Их корректор расставит. Когда же писать, а? В промежутках между распылением по тексту запятых? Но главное в литературе не запятые, а мысль, сюжет. Фабула. Кто, кого, когда, зачем, где и сколько раз!!! Вот что основное. Вы же нас сами учили, товарищ председатель объединения. Главное то мысль.
Чудо литературы заключается в мысли. Торжественно и внятно сказала собственную крылатую фразу беременная Малькова. Нет мысли нет чуда..
Чудо писательское не в мысли. Чудо в перьях! Убеждённо шлёпнул по столу ладошкой председатель Не можешь сюжет перенести пером на бумагу, ты просто обычный человек, который может коряво и путано рассказать о думах своих. Но кому дала природа дар владеть пером, тот и в состоянии совершить чудо. Стать литератором. Чудо литературы в перьях наших авторучек. Повторяю всем!
Ура! закричали все и закатили своему учителю такие овации, каких и Ван Клиберн не получал в лучших концертных залах Парижа и Лондона.
Так меня будете заслушивать? Крикнул раздраженный сторож Лыско.-
Я, может, такого пера как Гоголь не имею, но повесть написал от души. По заданию жены. Детектив. Назывется « Преступление и наказание»
ТР-р-р! Крикнул с последнего ряда писатель- зоотехник Морозов. -Такую книгу Чехов Антон Палыч уже написал.
Тургенев! Иван! Ехидно поправил его поэт сантехник Перегудов. Стыдно не знать работ классиков. Работай сторожем, не позволяй ворам стырить утюг в отделе хозтоваров .Это твоё призвание. Не лезь в литературу.
Ну, допустим, не Тургенев, а Карамзин Николай. Лениво произнёс Завертяев Григорий, писатель- фантаст, в миру известный как главбух завода искусственного волокна. Тупыри вы все. Читать надо больше классики, а своей бредятины писать поменьше. Я вон одну книжку всего написал. И то публиковать не собираюсь пока не отшлифую каждое междометие или все предлоги с приставками.
Председатель взялся руками за голову и так тоскливо качал головой, будто ему дантист навсегда отказал вырвать здоровенный воспалённый коренной зуб.
«Преступление и наказание» Достоевский Фёдор Иваныч написал. Поэтому, товарищ сторож Лыско Степан Егорович, название поменяйте. А то наш Достоевский после издания Вашей книжки под его названием накатает на нас жалобу в Союз Писателей.
Фёдор Михалыч он! крикнула из коридора редакционная уборщица тётя Мотя. Но она не входила в состав объединения литераторов, потому её никто и не слушал.
Так нехай будет «Наказание за преступление» Сообразил сторож Лыско.-
Мне без разницы.
Принимается- Закричал весь зал. Читай текст.
Марьянова с кривой улыбкой подала сторожу рукопись и сказала ему шепотом. Ты сам хоть одного воришку поймал? Слышь, сторож, блин ? А то пишут все про что и сами не знают.
Фрагмент второй главы зачту. Лыско открыл рукопись и глубоко вдохнул.
Глава вторая
Детектив « Наказание за преступление» Авт. Лыско А.П.
(отрывок)
Короче, чё было-то! Наши пацаны с района «Красный пахарь» забили столик возле окна кафушки «Колос» и киряли портвуху с плавленым сырком «Лето». Наших было шесть харь. А ихние, «наримановские» через столик хлюпали старое «Жигулёвское» с вяленым окунем. Ихних на одно рыло было больше. Один наш крикнул ихним.
Дайте окуня, наримашки хреновы.
А ху-ху не хо-хо? Сами ловите и сушите. Умные, мля!
Наш подошел к ихним и крайнего хрясь по бестолковке. Тот со стула блымс на пол и с тоскливой рожей отдыхает.
Ихний, который рядом был, снизу дынс! нашему в челюсть. Она аж ходуном заходила. И зубы чёрт знает куда разлетелись-рассыпались.
Наши все подбежали и троим сразу по очереди в пасть каждому На!!!
Ихний из-под стола выныривает, стул за ножку ловит и нашему одному по тыкве сиденьем тырс!
Наши, которым не перепало стулом, хап ихнего за руки и об стену хребтом ды-дынс!
Из-под стола второй ихний вылетает, графин с пивом хвать и нашему по балде хряп! Нашему-то хоть бы хрен. Голова как у железного Феликса.
А графин стёклами по всему кафе фью-ю-ю-ю! И пивом мирный народ ухайдакал.
Мирных человек сорок было.
Они наримановских отловили и каждого бамс, хряп, дынс, шарах! По несколько раз. Положили всех и за наших взялись.
Ду-дунс одному, ты-тырс другому, третьему на! В нюх прямо! Четвертому, пятому и шестому трах-тибидох бутылками по тыквочкам.
Один ихний орёт всем: Атас! Мусора! Делай ноги!
Мусора влетели, всех повязали и в воронок покидали. А трое наших ушли. Молодцы же! Через окно да дворами к Тоболу. Там тальник. Залезь в него хрен кто найдёт за месяц.
Дальше! Дальше чё было? вскрикнул Раков Жора, бетонщик с КЖБИ и стал пробиваться с задних рядов. Нешто не утекли наши? Не свалили от карателей?
За мной! завизжал молодой мусорок с двумя звёздочками, завёлся автор и читал с криками и шумом. Догнать и расстрелять как собак нерезаных! Потому как они напали на милицию, на орган власти советской.
Началась погоня. Наримановские, хоть и связанные, а разбежались прямо из «воронка». Мусора его закрыть забыли. Наши, которых не сильно ухряпали, из «воронка» прибежали и стали портвешок допивать. Мирные отряхнулись и сели закусывать.
А на улице погоня пошла. МусАрня наших по следам хотела словить и прищучить. Короче, детектив поднялся в полный рост и размер. Строгий и долгий».
Конец первой главы. Вторую читать? Лыско снова набрал полное пузо воздуха и взял второй лист.
Да не, всё прекрасно! Детектив как на ладони. Надо печатать, если и дальше такой же разворот событий, улыбался Панович, председатель. Хороший народ собрался в литобъединении. Талантливый.
Далее вообще страсти нечеловеческие, сказал Лыско. Внимательно читать со страха в штаны наложишь, если слабохарактерный.
Ну, детективы читают люди крепкие духом, заключил председатель. Берём второй книжкой в типографию. Теперь переходим к стихам. Людям нужна поэзия, потому как жизнь тупая беспросветная проза скучная. Хотя у капиталистов, конечно, житуха вообще дерьмо. Это заявляю официально. Как председатель литературного объединения.
Лады. Только у меня к автору Лыско профессиональный имеется вопрос, крикнул Проценко Дмитрий, тоже писатель детективов. Вот в том месте где «ихний» из под стола выныривает, стул за ножку ловит и нашему одному по тыкве сиденьем «тырс!» не будет интереснее, если он его стулом по тыкве «хряп!» А?
Да! Хряп оно тут уместнее, согласился токарь Мишин, прозаик-промышленник.
Да какой базар!? Заменю, Лыско достал ручку и слово переписал. Хряп, оно достовернее. Народу понятнее будет.
Ну, и ещё чисто литературный вопрос, пропищала Марьянова, вредная тётка. Какая фабула у повести?
Очень большая, гордо ответил Лыско, автор. Триста восемьдесят пять таких вот листов.
А сюжет в детективе должен оптимистически кончаться, не унималась Марьянова. У Вас, автор, как с этим делом?
Поймали всех. Много мусоров наехало. Скрутили и наших, и ихних, да вообще всех, кто в кафе был. Шмяк каждого третьего, хряпс каждого второго. Ты-дынс каждого первого! Даже поваров «шарах»! по сытым мордам. А директора кафушки не нашли. Убёг, подлец. Но, главное, всех честно посадили на 10 лет общего режима. Так хорошо работает советская милиция. Об этом и детектив мой. Кто осмелится сказать, что наша милиция нас не бережет и мышей не ловит?
Ну, хорошо, что больше нет вопросов, обрадовался председатель. Скоро напечатается первый в области собственный детектив.
Автор поклонился и, прижимая рукопись к груди, сел на место, пустив маленькую, сверкающую слезу радости от удовольствия.
Осталось теперь три поэтических книжки выбрать. Одну нашли уже. Это толстая детская поэма сантехника Перегудова про курочку и маленькое яичечко. Её вы уже слушали. А где мясники с базара, тоже детские поэты? снова влезла Марьянова, технолог пивзавода. Руки в крови до плеч, а деткам стишки кропают. Вы должны убийцам писать в тюрьмы и комарам- кровососам. Нонсенс же мясник и дети. Чистыми руками надо деткам хоть что давать. Жизнь их потом сама замажет. Заляпает и загадит.
Да мы детей как раз любим! Потому им и пишем! А рубим уже убиенную скотину для вас. Как пожрать свининку, так у всех рот, небось, в слюнях? Мы, к слову ни одного ребенка топорами не порубили за десять лет. А, наоборот, дарим им радость стихотворную. Пусть привыкают, что и среди мясников есть добрые люди, сказал главный из трёх мясников-поэтов Скороплюев Василий. Я слова придумываю, Гришка Кукин рифмы, а Митрий Чувашев всё это в кучу собирает. У нас для малолеток стишков на пять книжек крупными буквами набирается. Но издадим покедова одну и, если родители этих мальцов не бросят у нас мясо покупать, значит, мы талантливо написали. Прослеживаете прямую связь?