Сказал же, дела. Семейные.
Для меня было непривычно столько говорить и особенно рассказывать. Куда комфортней чувствовал себя на месте слушателя или наблюдателя. Но я понимал любопытство Червя. Те, кто в жизни не сталкивался с подобным ужасом, всегда интересуются, каково это. Проблема в том, что ничего такого в этом нет. И если это правда, что вернулся Родищенский палач, то вероятность его встретить очень мала. Город, где сорок тысяч жителей на тебя одного, так что маловероятно. Это не Ястребский поджигатель, охват которого был в разы больше.
За размышлениями о возвращении маньяка не заметил, как время пролетело. Мы проезжали реку Родань, а именно с нее начиналась Ястребская область, и, когда мы должны были пересечь ее второй раз, за бугром возникал бы город Родищенск, а между этими мостами час пути.
Меня не было дома десять лет. Летом нас было невозможно вытянуть из реки. У нас был свой укромный уголок на берегу. Сперва просто полянка, окруженная высокой травой и несколькими деревьями, потом на иве подвесили тарзанку со снимаемой перекладиной, чтобы никто посторонний не пользовался ей, и последним шиком был построенный нами же мостик, но, к несчастью, со временем его начали примечать и остальные. Укромным уголком наша полянка больше не была. Замечательное место. Невозможно не любить то, во что вложено столько сил и стараний.
Что стоит знать незнакомцу о Родищенске? выбил меня из воспоминаний Червь.
Да ничего такого. Если вы были в любом другом маленьком городке, то Родищенск ничем не отличается.
Может, куда посоветуете сходить или на что-нибудь посмотреть?
Извините, я не был здесь десять лет, сомневаюсь, что смогу вам помочь.
У меня так и не появилось желание общаться с Червем. Он действительно складывал о себе впечатление скользкой и неприятной личности, и исправлять о нем свое мнение, узнавая взаимно информацию, я не собирался. Я не стал ждать второго пересечения с Роданью и направился к выходу. Что угодно, лишь бы не сидеть с Червем. Возле дверей было прохладно, что не могло не радовать. Мне было полезно остудиться, ведь домой лучше прибыть без признаков похмелья. Мне и так стыдно оттого, что приезжаю так поздно. Поезд загромыхал, проезжая через Родань. Для пассажиров это был знак готовиться к выходу. Из соседнего вагона уже спешила проводница, чтобы выпустить людей на платформу. За окном пролетали частные дома и огороженные территории промзон. «Ласточка» сбавляла скорость, и все больше знакомых мест проплывало мимо меня. Ближе к вокзалу на путях появлялись различные товарники. А при виде железнодорожного вокзала сердце словно остановилось, а шум вокруг притих. Старое зеленое здание с облупившейся краской и уже обсыпанной лепниной не могло не радовать. Словно вчера с друзьями сидели у платформы и закидывали товарники камнями.
Двери вагона не успели полностью раскрыться, как я выпрыгнул из него. Больше не мог находиться внутри, поскорей хотелось вдохнуть свежий воздух и почувствовать землю под ногами. Я не верил, что вернулся домой. Улыбка на моем лице невольно растянулась, настолько я соскучился по родным краям. Что-то во всем этом было волшебное, я впервые за долгое время хотел радоваться.
Извините, мое счастье нарушили сотрудники полиции, можно ваши документы?
В Москве для меня это была обычная проверка, но за пределами столицы с таким встречался впервые, хотя не был удивлен.
Пройдемте с нами для полного досмотра, сказал один из полицейских, указывая потной рукой на отделение полиции в здании вокзала.
Я не стал спорить и пошел с ними. Меня пробило на пот, тревожные мысли прокрадывались в мою голову, хотя знал, что бояться нечего, у меня ничего такого не было, даже сумки с вещами, а в карманах лишь кошелек, паспорт и телефон. Не могу сказать, что все столкновения со служителями правопорядка были приятными, но все они заканчивались хорошо. Главный урок, который для себя вынес: слушаться их и не перечить.
Оказавшись в помещении, мы остановились на входе около скамеек, даже не проходя к их рабочему месту, они попросили выложить все, что было в карманах, после чего полицейской дубинкой указали мне развести мои руки и ноги в положение звезды, только тогда приступили к досмотру.
Извините, я все-таки не сдержался спросить, а в чем дело? Очередная проверка или какая-то операция?
Обычная проверка, ответил вспотевший полицейский, внимательно рассматривая мои глаза. Вы выглядели подозрительно веселым.
Я вернулся домой, как тут не радоваться?
Они закончили досмотр, пожелали удачного дня и отпустили. Оказавшись на улице, глубоко вдохнул. Глазами искал, куда скорее убежать, чтобы никто ничего не подумал. Кто мог знать, что родной город так встретит меня? Я ему радостную улыбку, а он мне подозрения в неадекватности. Все магическое чувство ностальгии от возвращения домой рухнуло. Ненависть к Родищенску нарастала. Я все больше хотел поскорее убраться из города, закончить все дела и уехать в Москву.
Я плелся по улице к родному дому, но желание оказаться на пороге отпало полностью. Понимал, что, когда приду туда, все внутри только сильнее рухнет. Меня обгоняли такси с пассажирами поезда, никто не хотел преодолевать путь по бедному привокзальному району до центральной части города. Меня же это не волновало, я вырос на этих улицах и прекрасно знал округу. Я нормально относился к обоим берегам города: низкий берег с частными домами и огородами и высокий берег с многоэтажками и развивающейся инфраструктурой. Хоть меня и не было в Родищенске десять лет, но догадывался, что конфликт между берегами сохранялся. Не представляю, как я балансировал между двумя этими мирами.
Среди домов нырнул в улочку, заполненную высокой травой. Это был один из тайных путей детства, мы всегда по нему выходили к Родани. Как и раньше, вышел к низине у воды, река сильно обмелела. Я с непривычки спустился к самой воде и уселся на поваленном дереве. Тело наконец-то расслабилось, а дыхание выровнялось от речного ветерка. И неважно, что вокруг полно мусора: бычки от сигарет, пивные банки и упаковки от закусок. Печальная картина. Но это был не мой мусор, другое поколение с другими привычками. Я скучал по посиделкам у берега с костром. Днем на низком берегу никого не было, зато по высокому берегу по выложенной мостовой гуляли влюбленные парочки, матери с колясками и хозяева с собаками. Меня радовало, что они меня не замечают за ветками. Лишнее внимание было некстати.
По завалившемуся стволу я аккуратно пересаживался, чтобы оказаться над водой. Достигнув возможного безопасного края, подошвой касался поверхности для создания колебаний. Все остальное тело зависло, глаза лишь моргали при каждом касании к воде. В таком положении время как будто остановилось. Я был согласен просидеть на берегу до следующего дня, только бы не появляться дома. Мое спокойствие нарушила проплывающая по Родани надувная лодка, колебания от моей ноги задрожали. Оглянувшись на берег, я увидел уже шастающуюся алкашню с района и выгуливающих коз старушек.
Я так же аккуратно спустился с дерева и направился в сторону дома по тайной тропе. Многое изменилось. Какие-то дома стали пристойней, какие-то держались на честном слове. Что точно не изменилось, так это церковь, словно побелку на ней меняли ежегодно. Когда-то в детстве отец Феофан водил нас на колокольню. Сверху отлично было видно весь район на нижнем берегу, а баловство бить в колокол нас тогда очень забавляло.
Я проходил все больше домов моих знакомых, некоторые хорошо преуспели и отстроили маленькие особнячки, а кто-то обошелся только выделяющимися на общем фоне пристройками. Улица пестрила разнообразными домами: дерево, шлакоблоки, кирпичи. Люди уже жили по-разному, не как раньше. Достаток был налицо. На улице спокойно чередовались трехэтажные виллы и заваленные набок деревянные домики. Раньше у всех было примерно одно и то же, отличался только фасад.
Не успел я дойти до дома, как остановился возле разваленной хибары. На входных воротах сквозь покрашенную сверху краску проступала надпись: «Маринка грязная шлюха». Весь участок зарос травой, забор был повален, а крыша обветшалого домика провалилась. Среди зарослей мелькал различный мусор как бытовой, так и строительный. Для меня это была печальная картина, потому что именно в этом доме жил мой лучший друг детства, Андрюха Кулаков или Кулак. И что с ним происходило в последние годы, я не знал, но сильно надеялся, что все у него сложилось хорошо, и неважно, что произошло с его крепостью. Мне не хватало Кулака. Все лучшие воспоминания детства, да и худшие, с которыми я не был готов расставаться, связанны именно с ним. Люди вокруг нас регулярно менялись, но мы никогда. Со временем кто-то оставался с нами лишь потому, что мы были друг у друга. Конечно, больно об этом вспоминать, ведь несколько колдобин в нашей жизни развели нас в разные стороны. Не будь любой из них, все могло сложиться иначе.
Мой же фамильный домик стоял всего лишь через пару коттеджиков. Издалека я распознал крышу, хоть и неродную для себя. За годы моего отсутствия она изменилась: на замену шиферу пришла металлическая черепица. Также издалека я различил незнакомую для себя пристройку: судя по расположению, это был гараж. Удивительно было то, что в семье только у сестры машина, и навряд ли она там ее оставляла. Мать в своем духе: машины нет, но приобретет все необходимое для нее заранее.
Родной участок встречал высоким резным забором и воротами гаража. Из закромов куртки достал ключ от ворот, который мать передала в последней посылке. Внутри меня ожидал запущенный палисадник, но все равно с красивым оформленным садом. Как-то ненароком улыбнулся. Мать любила ухаживать за растениями, по-любому внутри меня ожидало разнообразие экзотичных цветов. Я пробрался к крыльцу за домом. Вокруг валялся хлам для огорода, а весь фанерный пол был истоптан грязной обувью. Из-под крыши крыльца трясущимися руками достал ключ от входной двери. Как раньше и говорил, мать не изменилась за те годы. Чтобы повернуть замок, я с трудом нашел силы. Из дома потянуло теплотой, от которой прихватило дыхание и затошнило. Переступил порог, и меня охватила слабость, чтобы не упасть, рукой уперся в стол.
Ма, я дома!
Тишина. Скорчившись от боли, я прошелся по дому и заглянул во все комнаты. Никого не было. Не знаю, на что надеялся, ведь мама последний месяц провела в больнице и оттуда уже не вернулась.
Мне сразу же сообщили, как только у мамы обнаружили рак кишечника. Я хотел приехать, но не нашел в себе храбрости взглянуть матери в глаза после стольких лет отсутствия и избегания лишних разговоров. Я постоянно в голове прокручивал различные сценарии: «А что было бы, если?», но после каждого варианта все сдавливало внутри, не мог дышать и говорить.
Страшно. Страшно оттого, что дом опустел. Раньше в нем кипела жизнь, а с моим возвращением здесь как будто прошелся ураган. Везде нагромождены бессмысленные кучи хлама, так как мать все тащила в дом с мыслью: «Авось пригодится». Больше всего пугало, что ничего не узнавал, только отдельные элементы, комнаты изменились и не находились на прежних местах, что запомнились из детства. Кухня из центра дома переехала ко входу, который раньше служил верандой, мою комнату заняла мама, а ее спальня объединена с бывшей кухней в зал. Мне казалось, что очутился в чужом доме, совсем не в том, где вырос. При виде знакомой мебели или вещей я тянулся рукой и касался их: старый бабушкин сервант, плотные тяжелые шторы, турецкие ковры в каждой комнате. Предметы пытались рассказать в моей голове призрачные истории, о которых уже успел забыть, но все, что осталось от этих воспоминаний пыль. Все вокруг казалось таким далеким и чужим, как будто оказался у вора, что украл мои старые вещи, мои старые воспоминания. Я уже смутно помнил детство. До последнего старался все стереть из своей головы, но это было глупо, ведь рано или поздно все настигнет тебя. От прошлого невозможно сбежать. Тебе кажется, что оно давно позади, но, оглянувшись, понимаешь, что оно тебя никогда не отпускало.
Паршивые строки. Паршивые мысли. Я совершил столько ошибок в своей жизни. Был готов провалиться сквозь землю, лишь бы воспоминания не сохранялись в моей голове. Все ошибки были плодами моих эмоций и необдуманных решений. Я был молод и глуп мой стандартный ответ, но парадокс в том, что до сих пор наступаю на те же грабли.
В зале завалился на диван, тело ныло от неудобной поездки, а голова тяжелела от мыслей. Хотелось поскорее вернуться в прежнее русло и забыть о происходящем. Я на мгновение прикрыл глаза, как раздался телефонный звонок. Звонила сестра. Также на телефоне увидел, что время десять утра. Ночь для меня пролетала за секунды, но при этом усталость никуда не делась.
Да, Свет? ответил я заспанным и хриплым голосом.
Где тебя черти носят?!
Я отвел телефон в сторону и попытался откашляться, чтобы вернуть себе голос.
Только не говори, что ты всю ночь бухал!
Все нормально. Приехал и сразу уснул. Я попытался встать с кровати, но тело меня не слушалось. Лучше скажи, ко скольки и куда приезжать. Из трубки доносилось тяжелое дыхание сестры. Мне нужно только умыться. И я готов.
Приезжай сразу к церкви, что на Ястребской. Мы уже готовимся выезжать на отпевание. Надеюсь, ты не забыл дорогу.
Я буду, не переживай. Это в пятнадцати минутах ходьбы.
Ждать тебя никто не будет. Она отключила вызов.
Мышцы руки расслабились, и телефон сам выскользнул из пальцев на ковер. Мне ничего не хотелось, был согласен дальше валяться амебой на диване.
Перед глазами стояла стенка с коллекцией сервиза: стеклянные, резные, фарфоровые. Мать никогда ни от чего не избавлялась. Это все она называла коллекцией. Для меня это был обычный хлам, мусор, ведь даже со старым телевизором стоял видеомагнитофон. Для меня это уже был раритет, я не видел их столько же, сколько и дом. Скорей всего, она не выкидывала его, потому что когда-то он достался огромным трудом и был большой редкостью или потому что до сих пор на нем смотрит фильмы, и плевать, что в другой комнате стоит DVD-проигрыватель. Я больше бы склонялся к первому варианту, если бы не одно «НО». На видеомагнитофоне лежала видеокассета со вставленным в барабан карандашом. Мать всегда наводила порядок в доме, и без дела бы валяющаяся кассета не собирала пыль.
Я свалился с дивана на ковер и подполз к стенке. Видеокассета была без опознавательных знаков. Любопытство взяло верх, и я поднялся, чтобы включить технику и посмотреть, что на кассете. На экране телевизора появился пухлый мальчуган в школьной форме. Мне тогда было лет семь или восемь. Эта была кассета с записью различных событий из школьной жизни моих начальных классов.
«Мой папа военный, как под диктовку произносил я. Он служил в 4-ой гвардейской танковой дивизии. Я очень сильно горжусь им, ведь мой папа супергерой. Он погиб в Чечне, защищая нашу страну и нас от террористов. За свою отвагу он получил медаль. Я очень сильно горжусь своим папой.»
Я выключил видеомагнитофон и вытащил кассету. Она моментально оказалась за телевизором. Мое любопытство было удовлетворено. Тогда все дети выступали с рассказами о своих родителях. Мою речь составляла мать, собрала мой текст из того, что сам знал. Я, маленький дурак, гордился своим отцом и даже при разговоре о нем готов был заплакать, хоть и ни черта не понимал. Странно было то, что мать пересматривала именно этот момент. Сожалела о своих поступках или решениях? Жаль, что этого я уже не узнаю. Жаль, что не поговорю с ней больше и не попрошу прошения за все, что раньше наговорил.