Крот. Пожалуй, рассказанная вами история проясняет вопрос о вашей специфической деятельной любви к культуре, но почему все-таки изначально вы занялись бизнесом-то?
Томский. А какой выбор у человека действия? Осваивать какую-то полезную профессию я никогда не хотел: не хотел я быть ни врачом, ни инженером, ни адвокатом (если допустить, что бывают полезные адвокаты). Очевидно, польза как критерий деятельности всегда был мне чужд, опять-таки, почему это так, стало ясно позднее, но об этом мы еще поговорим. Работать в сфере культуры? Но в культуре я видел себя только писателем, но, слава небу, у меня хватало понимания, что никогда мне писателем не быть. Что еще остается: спорт, политика, экономика. Политикам я как-то с детства не доверял, спортом особенно сильно никогда не интересовался, вот и ушел в бизнес. Методом исключения, то есть, бизнес выбрал, хотя сейчас мне кажется, что в этом и некий высший промысел просматривается. А тогда, строго говоря, и не выбирал я ничего, а просто занялся бизнесом и всё. Поначалу даже интересно было: растущие на счете цифорки, конвертирующиеся в различные блага; отдых во всяческих каннах и монаках; пресловутая, столь необходимая всякому богатому человеку яхта и ту я купил, и даже был доволен. «Замечательная вещь деньги», не раз говорил я себе. Отчасти я так думаю и теперь, хотя теперь деньги для меня означают и совсем не то, что раньше. Но вот странность чем больше у меня было денег, тем меньше я видел смысла в их дальнейшем зарабатывании. А после того, как я заработал миллиард, жизнь, растрачиваемая на изучение котировок, показалась мне жизнью, проходящей зря, а деньги, расшвыриваемые на покупку яхт, показались мне деньгами, выбрасываемыми на воздух. И все-таки я продолжал увеличивать свое состояние, отчасти по инерции, но отчасти и, верю, ведомый высшей интуицией. Увеличивал, пока не дошел до 10 миллиардов, но потом остановился и задумался. Я уже не очень понимал, зачем мне нужен и миллиард, но 10 миллиардов! 10 яхт купить? Сто? Полная бессмыслица.
Крот. Как и всё в нашей жизни.
Томский. Вовсе не всё.
Крот. Всё. Люди могут придумывать смысл, одурманивая себя, но как такового смысла ни в чем нет.
Томский. Если словосочетание «ни в чем» заменить словосочетанием «в бизнес-активности», то я с вами соглашусь. В занятии бизнесом нет смысла. Вы, конечно, помните ту программу, когда я вдруг ни с того ни с сего засмеялся в прямом эфире.
Крот. Как же не помнить? из вашего смеха сделали ролик, ставший на какое-то время хитом ютуба. Этот ролик и сейчас нередко припоминают когда хотят поставить под сомнение вашу адекватность.
Томский. Забавно, что мое сумасшествие пытаются иллюстрировать, припоминая первый подлинно разумный день в моей жизни. Нас тогда в программе было двое бизнесменов, и мы вдохновенно рассуждали о своих бизнесах. Я не хочу и вспоминать о том, чем я тогда занимался, а мой бизнес-собрат продавал пиццу. И вот я сижу, слушаю его, слушаю, как он с важным видом говорит о росте своей компании, о том, как он выходит на новые рынки, о том, как добивается лучшего сервиса для потребителя и прочих вещах в этом роде слушаю я его, значит, а в голове у меня одна мысль крутится: «Да ведь он всего лишь продает пиццу». Продает пиццу всего-то лишь! Сидит человек и с важным видом рассуждает о том, как он продает пиццу. И так мне стало смешно его слушать, что я прямо там и рассмеялся. Все эти бизнес-истории возможно слушать всерьез, лишь имея в виду внешний антураж: прибыль, положение в обществе, рейтинги в журнале «Форбс» и прочее, а как дойдешь до сути чем люди занимаются так смеяться хочется. Вот я и рассмеялся, не только над своим собратом, но и над собой, разумеется, тоже; я-то был ничем не лучше его, я тоже продавал свою «пиццу» с таким видом, как будто делаю невесть что. Собственно, поиск утопии и означал для меня поиск альтернативы моему тогдашнему бессмысленно-роскошному, бесцельно-деятельному бизнес-существованию. И я нашел альтернативу и понял, что имевшихся у меня, казалось бы, бессмысленно-избыточных денег как раз должно хватить для реализации моей мечты. «Замечательная все-таки вещь деньги!» в последний раз сказал я себе, осознав их как средство, с помощью которого я мог превратить утопию в реальность. Я и приступил к превращению. Я мечтал о поддержке Культуры? Что же я стал создавать ГКП. А Культура это не пицца!
Крот. Та же самая пицца, то есть другая, но все равно Пища духовная на смену пище телесной, а по сути та же одурманивающая человека пелена, пытающаяся скрыть притаившуюся за ней бессмыслицу.
Томский. Нет, извините, духовная пища настолько отлична от телесной, что аналогии неуместны.
Крот. Не буду спорить ведь это тоже бессмысленно. Итак, вы заработали свои 10 миллиардов (наконец-то цифра озвучена! эфир прошел не зря) и приступили непосредственно к созданию сообщества
14. Издательство-утопия
Томский. Да, поначалу моя деятельность в основном сводилась к поиску интересных авторов для свеже-созданного издательства, художественная литература всегда была для меня в приоритете. Так что именно с «ГКП-книги» я и начал.
Крот. Тут у меня сразу же возникает вопрос: чем издательство «ГКП-книга» принципиально отличается от любого другого издательства? Мало разве издательств кругом? Вы говорите о каком-то принципиально новом типе организации культурной жизни, а я вижу, что к массе существующих издательств добавилось еще одно вот и все.
Томский. Хороший вопрос. Но, во-первых, как вы думаете все издательства похожи друг на друга, или одни издательства работают с авторами лучше, а другие хуже?
Крот. Конечно, одни издательства могут быть предпочтительнее других.
Томский. Значит, моей первой задачей и было: создать не просто издательство, но издательство-мечту. Я хотел, чтобы автор не относился к своему издательству просто как к издательству
Крот. Но издательство должно было стать для него домом.
Томский. Вы, вижу, не хуже меня формулируете.
Крот. Но это же такая избитая фраза! «Пусть наше издательство станет родным домом для автора!» Похоже на самый дешевый слоган из рекламы.
Томский. А почему это так?
Крот. Потому что это бред.
Томский. То есть дешевизна и бредовость состоит в том, что рекламный посыл никак не соответствует реальности?
Крот. Очевидно.
Томский. А если бы соответствовал?
Крот. То есть как?
Томский. Ну, если бы издательство реально стало родным домом для автора?
Крот. Не представляю себе, как это может быть.
Томский. А вы заходите к нам и посмотрите. Наверное, «дом родной» это все же перебор, но создать определенную «домашнюю» атмосферу вполне в человеческих силах. Например, я, как глава всего нашего дома, так вот, я всегда готов выйти на связь с автором. С любым автором (независимо от степени его успешности) и в любое время. Звоните и отвечено будет вам. Заходите и приняты будете. Это неотъемлемая часть моей деятельности быть максимально доступным для любого члена сообщества (или «сообщника», как мы предпочитаем называть друг друга). И это очень важно.
Крот. Допустим. Допустим, «ГКП-книга» это хорошее издательство, и даже очень хорошее. Но разве и самое хорошее издательство может претендовать на то, чтобы называться воплощенной утопией? Издательство остается издательством.
Томский. Этот ваш вопрос еще лучше. Но я задам контрвопрос: в чем цель издательского бизнеса?
Крот. Получить прибыль посредством продажи книг.
Томский. Верно. А в чем цель ГКП-книги?
Крот. Это вам лучше знать.
Томский. Лучше. Но вы и сами могли бы догадаться, что для меня не существует такой цели как получение прибыли. ГКП вообще ни в одном своем измерении не является бизнесом. А это опять-таки многое меняет и как раз-таки в утопическом плане. Издательство, не заинтересованное в прибыли чем не утопия?
Крот. Пожалуй. Но меня как-то не очень вдохновляет эта картина. Вот если бы я был издателем или, тем более, автором, то я был бы очень даже заинтересован в прибыли.
Томский. Не волнуйтесь, ни один из ГКП-авторов не бедствует. Но здесь-то мы, кстати, и возвращаемся к одной очень важной теме, которая не так давно всплыла в нашем разговоре, но не получила развития.
15. Аристократическая тайна
Речь идет об аристократическом отношении к действительности. А в чем состоит его суть?
Крот. В том, что привилегированное меньшинство ничего не делает, в то время как рабы гнут на него свои спины.
Томский. Да, что-то такое вы уже говорили. А теперь представьте себе Аристотеля.
Крот. Опять Аристотеля? И почему именно Аристотеля?
Томский. Сейчас станет ясно. Вот он, Аристотель, по-вашему, ничего не делает?
Крот. Нет, он, конечно, что-то делает и даже что-то очень важное, но ведь это не отменят того факта, что рядом с ним существуют рабы, обеспечивающие ему возможность философствовать. Более того, насколько я помню, Аристотель как раз-таки идейно оправдывал рабство.
Томский. Да, это так. «Одни люди по природе свободны, другие рабы, и этим последним быть рабами и полезно и справедливо»14. Так говорил Аристотель.
Крот. Взять бы этого Аристотеля, да за такие слова года на три на Соловки!15 По-моему, это было бы для него очень полезно, а по отношению к нему только справедливо.
Томский. То есть, по-вашему, нет людей, которых можно было бы назвать рабами по своей природе?
Крот. Нет, таких людей нет. Всякое оправдание рабства «по природе» ведет только к тому, что люди оказываются рабами по факту нахождения в рабстве. «Почему я раб?» спрашивает раб. Если сказать ему, что он раб, потому что порабощен, он может восстать и сбросить свои цепи. Но если сказать ему, что он раб по природе, то против чего ему тогда восставать? Против своей природы? Нет, рабство по природе это гнусность и, слава богу, что современному человеку претит сама мысль о чем-то подобном.
Томский. Замечательно сказано! Я даже не знаю, что и возразить вам, тем более, что логический механизм описан вами безупречно. Оправдание рабства это ужасно. А теоретическое рабство «по природе» на практике означает всего лишь то, что человек, по воле судьбы оказавшийся в рабстве, не имеет права восставать против своей участи. Все верно. Вот только как быть с Аристотелем?
Крот. А как с ним быть?
Томский. Вот я и спрашиваю почему Аристотель и с такими «негодяйскими» мыслями всё же является то ли одним из величайших, то ли и вовсе величайшим философом всех времен?
Крот. (с иронией) Повезло?
Томский. (без иронии) Да, Аристотелю действительно повезло. Повезло родиться в Древней Греции, хотя тогда она и называлась Элладой.
Крот. Как сказал один шутник: древние греки не знали, что их назовут древними греками.
Томский. Хорошо сказал ваш шутник. Они действительно этого не знали. Зато они знали одну вещь, которая и сделала цивилизацию Древней Греции столь уникальной такую вещь, которую после греков (и римлян) так никто больше и не узнал.
Крот. Вы прямо заинтриговали. Что же это за вещь такая?
Томский. А вот не скажу. Пусть это останется тайной моей и Аристотеля, потому что именно он нашел наиболее точную формулировку для выражения этого тайного знания, и именно я лучше других понял значение его открытия.
Крот. Ну все равно ведь скажете. Не заставляйте упрашивать это несолидно.
Томский. А вы точно готовы услышать?
Крот. Я готов.
Томский. И зрители готовы?
Крот. Зрители готовы ко всему. Их ничем не прошибешь.
Томский. Хорошо. Тогда пеняйте на себя. Так вот, в том же самом труде, где Аристотель рассуждает о рабстве, он рассуждает и о других вещах и, этак между делом, он произносит фразу, схватывающую всю суть древнегреческой цивилизации. «Досуг есть определяющее начало для всего», так сказал Аристотель, и это одна из величайших фраз, когда-либо произнесенных в истории.
Крот. Повторите, пожалуйста, эту «величайшую» фразу.
Томский. Досуг есть определяющее начало для всего.
Крот. Не впечатлен. И даже не очень понял.
Томский. Конечно, вы не поняли. Поэтому и вы, и вообще мы не древние греки. Греки поняли бы сразу. Потому что для них и только для них досуг был все-определяющим началом.
Крот. Подождите, что такое досуг, и я, и все мы знаем. Досуг есть время, свободное от работы. Если досуг есть самое важное, то отсюда и получается то самое аристократическое ничегонеделание. Понять это дело нехитрое, а вот согласиться с этим слуга покорный. То есть «не понимаю» я только в том смысле, что «не принимаю».
Томский. Да нет, вы именно что не понимаете. И понять фразу Аристотеля как раз-таки дело очень хитрое. Потому что наличие свободного времени полагается Аристотелем поводом для размышления, что с этим свободным временем надо сделать, а вовсе не синонимом ничегонеделания. Заниматься философией это вовсе не дело, в смысле работы, и уж совсем не безделье; заниматься философией, значит, правильным образом организовать свой досуг. Равно как и читать философов следует исключительно на досуге. Вообще, естественным образом досуг заполняют именно науки и искусства.
Крот. А, по-моему, естественным образом досуг, что древних греков, что римлян заполняли оргии.
Томский. Увы, да, из песни слова не выкинешь. Но различного рода оргии сопровождали досуг во все времена, а вот чтобы дойти до понимания досуга в его положительном, деятельном значении до этого дошли только греки. Еще раз: досуг вовсе не есть время, свободное только от работы, досуг есть время, свободное еще и для деятельности. Досуг-деятельность необходимо противопоставить как досугу-отдыху от деятельности, так и псевдо-деятельной работе. Далее важно понять, что единственной формой подлинно досуговой деятельности является творчество. Творческий человек человек, деятельный на досуге. Основная же проблема состоит в том, что слово «работа» сегодня употребляется почти синонимично слову «деятельность». Но там, где понятие «деятельность» узурпируется понятием «работа», деятельность противопоставляется досугу, а досуг приравнивается к отдыху (если «деятельность» равно «работа», то «досуг» равно «отдых»). Там, где под деятельностью подразумевается творчество, досуг и деятельность сплавляются воедино. Свободен для творчества, значит, всё время деятелен. Свободен от работы значит, свободен от дел. Вбейте слово «досуг» в гугл какое определение выскочит?
Крот. Давайте вобьем. «Досуг время, свободное от работы и важных дел».
Томский. Великолепное в своем завершенном идиотизме определение! Именно что свободное от всех важных дел. А вот что творчеством возможно заниматься лишь на досуге, и что именно это и есть важнейшее из дел чтобы понять это, повторюсь, нужен не менее чем Аристотель. А гугл, идя на поводу общепринятых представлений, оказывается в дураках. И вы вместе с ним.
Крот. Спасибо.
Томский. Ничего личного.
Крот. Хорошо, пусть я дурак. Но из вашего спича я лучше всего понял лишь то, что вам очень не хочется работать. Что ж, никому не хочется. Кроме датчан. Только я до сих пор не понимаю, в чем новизна описываемой вами ситуации. Что предпочтительнее творить, а не работать это и так ясно, а уж какие слова тут использовать «на досуге» или «в рабочее время» все это только слова. Рабочий работает, творец творит; что в Древней Греции, что сегодня.
Томский. «Только слова»! весьма симптоматичные слова. Но, знаете ли, для Культуры «только слова» почти самое важное и есть. Да и для вас. Вся ваша работа построена по принципу «только слов», ведь её суть в разговорах с людьми.
Крот. И вы прибавили еще сколько-то слов к уже сказанным, чтобы с помощью новых слов убежать от объяснения старых.