Первую остановку по прибытии в Манхассет мы сделали у «Диккенса». Парни столпились у задней двери, поглядывая на меня и пожимая плечами, пока дядя Чарли не кивнул, и тогда меня впустили внутрь. Мы вошли в ресторанный зал. Слева я увидел ряд альковов, которые называли еще лаунджами. Дальше находился бар, где у стойки сидело несколько мужчин. Их лица были еще краснее наших, хоть и не от загара, а носы походили на овощной прилавок вот слива, вот помидор, вот яблоко, а вот грязная морковка. Дядя Чарли представил меня каждому из них; последний, самый мелкий и жилистый, оказался пресловутым Твоюжмать, который отошел от стойки и двинулся ко мне. Голова у него была маленькая, плотно обтянутая коричневой кожей, и как будто светилась изнутри от переизбытка детской радости и выпитой водки. Лицо напоминало коричневый бумажный пакет с горящей в нем свечой.
А это видно, мымзик с вужной физей, воскликнул он, пожимая мне руку и улыбаясь. Улыбка была обаятельной, несмотря на сухие губы и зубы, словно жеваный картон.
Чэс, продолжал он, я ему не дам заварзить мой чудо-фудо тузень, помяни мое слово, твоюжмать, ха-ха-ха!
Я уставился на дядю Чарли, моля о помощи, но он рассмеялся и кивнул Твоюжмать: мол, верно, очень верно. Твоюжмать повернулся ко мне и спросил:
А какую самую лапую штуку вы с твоим твоюжмать дядей делали с нуни-муни-дуди-флипом?
Сердце у меня забилось сильнее.
Я не совсем уверен, ответил я.
Твоюжмать расхохотался и похлопал меня по голове.
Отрысись, старый крупой пагнуда, сказал он.
Дядя Чарли налил себе выпить, сделал мне «Рой Роджерс» и велел развлекаться, пока они с парнями сделают пару звонков. Я вскарабкался на барный табурет и стал медленно крутиться, во всех подробностях разглядывая зал. В деревянных рельсах на потолке висели сотни коктейльных бокалов, которые ловили и преломляли свет, словно гигантская люстра. На сорокафутовом стеллаже за барной стойкой переливались всеми цветами радуги бутылки; они тоже отражали свет и сами отражались в бокалах, отчего казалось, будто я попал внутрь калейдоскопа. Я провел по стойке ладонью: цельный дуб. Толщиной не меньше трех дюймов. Кто-то из мужчин сказал, что дерево недавно заново покрыли лаком, и это было видно. Оранжево-золотистая поверхность лоснилась, как львиная шкура. Я осторожно погладил ее. Я любовался рисунком дощатого пола, отполированного тысячами ног. Изучал свое отражение в старомодных серебристых кассовых аппаратах, которые выглядели так, будто раньше стояли в лавке где-то в прериях. С тем же самозабвением и увлеченностью, с которыми представлял себя Томом Сивером, я вообразил, что стал Самым Популярным в «Диккенсе» Парнем. В баре яблоку негде упасть, поздний вечер, я рассказываю историю, и все меня слушают. Ну-ка тихо, все, пацан рассказывает! Все внимание сосредоточено на мне и на моих словах. Хорошо бы и правда знать какую-нибудь историю, чтобы всем захотелось слушать. Интересно, как бабушка справилась бы в «Диккенсе»?
За баром я увидел раздвижные панели из закаленного стекла. Бобо подошел ко мне и сказал, что не стоит рассматривать их слишком пристально.
Почему это? спросил я.
А ты ничего не заметил? ответил он, забрасывая в рот коктейльную вишню.
Я наклонился вперед, наморщив лоб. Нет, я ничего не заметил.
Эти панели придумала Бешеная Джейн, сказал Бобо. Подружка Стива. Ничего не бросается в глаза в их рисунке?
Я присмотрелся к панели справа. Серьезно? Это что, ?
Пенис? сказал он. Точно. А на другой, соответственно
Я не знал, как это выглядит, но, основываясь на логике, предположил:
Женская?
Угу.
Смущенный, я спросил, что находится в задней комнате.
Там проходят всякие праздники, ответил он. Мальчишники, встречи выпускников, рождественские вечеринки, отмечание побед в Детской лиге. И рыбьи бои.
Рыбьи? переспросил я.
Рыбьи бои, подтвердил Кольт, возникая у меня с другого бока.
Бармены, объяснил он, часто сажают двух рыбок-петушков в один аквариум и делают ставки, кто победит.
Но рыбки, печально закончил он, быстро устают, и приходится объявлять ничью.
Дядя Чарли вышел из подвала и включил проигрыватель.
Ах, вздохнул Бобо, «Летний ветер».
Великая песня, сказал дядя Чарли, прибавляя громкость.
Мне нравится Синатра, сказал я дяде Чарли.
Всем нравится Синатра, ответил он. Это же Голос.
Он не обратил внимания на потрясенное выражение у меня на лице.
Вскоре настало время нам с дядей Чарли возвращаться домой. Я едва сдерживал слезы, зная, что дядя Чарли только примет душ и вернется назад в бар, а мне придется сидеть в напряжении и жевать несъедобную еду за ужином с бабушкой и дедом. Отлив тащил меня к дедову дому из бара и от этих парней.
Здорово, что ты поехал сегодня с нами на пляж, сказал на прощание Джоуи Ди. Присоединяйся еще, пацан.
Присоединяйсяещепацан.
Обязательно, сказал я, пока дядя Чарли вел меня к задним дверям. Обязательно.
В то лето я ездил на пляж каждый раз, когда позволяли погода и похмелье. Открывая глаза поутру, я первым делом смотрел на небо, а потом узнавал у бабушки, во сколько дядя Чарли вернулся вчера из «Диккенса». Голубой небосвод и раннее возвращение означали, что к полудню мы с Джоуи Ди уже будем качаться на волнах. Тучи и приход под утро что мне предстоит сидеть на двухсотлетнем диване, читая «Микробиографии».
Чем больше времени я проводил с дядей Чарли, тем больше походил на него. Я говорил, как он, ходил, как он, копировал его манеры. Задумавшись, подносил руку к виску. Подпирал голову ладонью за едой. Я пытался сблизиться с ним, втягивал в разговоры. Мне казалось, это должно быть легко. Раз мы вместе проводим время на пляже, значит, мы друзья, так? Но дядя Чарли был настоящим сыном своего отца.
Однажды вечером я застал его сидящим в одиночестве за обеденным столом: он читал газету и поедал стейк на кости.
Жалко, что дождь будет, сказал я.
Он подскочил и прижал обе ладони к сердцу.
Иисусе! Откуда ты взялся?
Из Аризоны. Ха!
Молчание.
Он потряс головой и вернулся к своей газете.
Жалко, что дождь будет, повторил я.
Мне нормально, ответил он, не поднимая головы от газеты. Подходит к настроению.
Я нервно потер друг о друга ладони.
Бобо сегодня придет в «Диккенс»? спросил я.
Ответ неверный. Он так и смотрел в газету. Бобо на больничном.
А чем Бобо занимается в баре?
Готовит.
А Уилбур придет?
Уилбур катается на поезде.
Мне нравится Уилбур.
Нет ответа.
Там и Кольт будет?
Ответ неверный. Кольт идет на игру «Янки».
Молчание.
Кольт забавный, заметил я.
Да, торжественно изрек дядя Чарли. Кольт забавный.
Дядя Чарли, а можно мне посмотреть следующие гонки на выживание на Плэндом-роуд?
На Плэндом-роуд каждый вечер гонки на выживание, сказал он. Весь город в состоянии алкогольного опьянения. Ты же не против, что я говорю «в состоянии опьянения», да?
Я задумался. Надо было решить, как лучше ответить. Спустя примерно минуту я сказал:
Нет.
Он отвернулся от газеты и воззрился на меня.
Что?
Я не против, что ты говоришь «в состоянии опьянения».
О!
Он снова уткнулся в газету.
Дядя Чарли? позвал я. А почему Стив назвал бар «Диккенс»?
Потому что Диккенс был великим писателем. Стиву нравятся писатели.
А почему он великий?
Он писал о людях.
Разве не все писатели пишут о людях?
Диккенс писал об эксцентричных людях.
Что такое «эксцентричный»?
Уникальный. Единственный в своем роде.
Разве не все люди уникальные?
Боже, нет, конечно! В этом-то вся чертова проблема.
Он опять развернулся ко мне. Посмотрел прямо в глаза.
Сколько тебе лет?
Одиннадцать.
Для одиннадцатилетнего ты задаешь многовато вопросов.
Учительница говорит, я как Джо Фрайдей. Ха!
Хм
Дядя Чарли?
Что?
Кто такой Джо Фрайдей?
Полицейский.
Долгая пауза.
Одиннадцать, повторил дядя Чарли. Ах, что за возраст!
Он полил кетчупом остатки своего стейка.
Оставайся одиннадцатилетним. Что бы ты ни делал, оставайся таким, как сейчас. Не взрослей. Сечешь?
Секу.
Даже если бы дядя Чарли сказал мне побежать и достать ему что-то с Луны, я так бы и сделал, не задавая вопросов, но как, скажите на милость, мне оставаться одиннадцатилетним? Я снова нервно потер руки.
«Метс» сегодня победят? спросил он, заглянув в свой список ставок.
Кузман же принимает, ответил я.
И что?
Ставишь на Куза и ты полный лузер.
Он перестал жевать стейк и уставился на меня.
А ты все ловишь на лету, да?
Дядя Чарли проглотил мясо, сложил газету пополам и поднялся из-за стола, не сводя с меня глаз. Потом двинулся по коридору к своей спальне. Я едва успел допить пиво из его бокала, как в столовую вошла бабушка.
Как насчет куска свежего пирога? спросила она.
Ответ неверный. Печенье. Сечешь?
У нее отвалилась челюсть.
Даже когда у дяди Чарли было слишком сильное похмелье, чтобы ехать на Гилго, бабушка никогда в этом не признавалась. Она говорила, что он переел в баре чипсов и у него расстройство желудка. Но однажды утром даже она не стала ничего сочинять, потому что дяде Чарли было совсем худо и запах виски из его спальни перебивал все остальные ароматы в доме. Опечаленный, я пошел на задний двор качаться в гамаке.
Как делишки, пацан?
Я сел. Бобо стоял на подъездной дорожке, с Уилбуром на пассажирском сиденье. Они приехали меня «спасать», объявил он.
Нельзя же, чтобы дядя Гусь испортил все веселье? сказал Бобо. К черту Гуся! Сегодня будем только я, ты и Уилбур. Трое амиго.
Я не мог взять в толк, с какой стати Бобо так расщедрился разве что он не знал дороги до Гилго и нуждался в моей помощи, чтобы добраться туда. А может, ему и правда нравилось проводить время со мной. Или Уилбуру? Бабушка удивилась еще сильней меня. Она вышла на улицу и так уставилась на Бобо, словно прикидывала, не вызвать ли полицию. Только по той причине, что Бобо был приятелем дяди Чарли, и потому что Уилбур так умоляюще на нее смотрел, она сказала «да».
Когда мы вырулили на Плэндом-роуд, мне стало казаться, что Бобо какой-то сонный. Я не понимал, что он просто мертвецки пьян. В три глотка он разделался с банкой «Хайнекена» и велел мне лезть назад, достать ему еще одну из пенопластового переносного холодильника. Там же, сзади, притаился Уилбур. Только заметив его, я вспомнил, что говорил Джоуи Ди Уилбур чует, когда Бобо перебрал.
Примерно в двух милях от Гилго, когда я в очередной раз полез назад за «Хайнекеном», машину закрутило, протащило через все три полосы и выбросило на обочину. Нас с Уилбуром прижало к задней двери. Пиво разлилось повсюду. Кубики льда рассыпались по салону, словно шарики из маракаса. Я услышал визг покрышек, звон стекла и вой Уилбура. Когда машина остановилась, я открыл глаза. Мы с Уилбуром были все поцарапанные и мокрые от пива, но счастливые, потому что оба понимали, что могли погибнуть. Нас спасла большая мягкая дюна, поглотившая инерцию удара.
В ту ночь мне приснился сон. (Или кошмар, я никак не мог решить.) Я был на пляже. Наступали сумерки, время ехать домой. Но Бобо был не в том состоянии, чтобы сесть за руль. Уилбур нас повезет, сказал он мне. Пока Бобо дрых на заднем сиденье, я, вооруженный, сидел с Уилбуром впереди и наблюдал, как он ведет машину. Время от времени он крутил рукоятку радиоприемника, а потом поворачивался ко мне, скаля зубы в демонической усмешке, словно всем своим видом спрашивал: И что такого?
Тетя Рут прослышала о моих вылазках на Гилго и решила, что Макгроу должен поехать тоже. Как-то утром она высадила его перед дедовым домом никогда еще я не видел Макгроу в таком предвкушении. Время шло, а дядя Чарли все не показывался, и он потерял терпение.
Похоже, никуда мы не поедем, сказал Макгроу, взял свою биту и отправился на задний двор. Я последовал за ним.
Но тут мы услышали, как хлопает дверь, а дядя Чарли, откашлявшись, требует принести ему кока-колы и аспирина. Бабушка поспешила по коридору к нему в спальню и спросила, поедет ли он на пляж.
Нет, отрезал дядя Чарли. Возможно. Не знаю. А что?
Она понизила голос. До нас с Макгроу доносились лишь обрывки приглушенных фраз. «Рут просила взять Макгроу хорошо для мальчиков»
Потом вступил дядя Чарли. «Бармены, а не няньки «Кадиллак» не резиновый отвечать за двух мелких»
После недолгих переговоров, которые нам послушать не удалось, дядя Чарли вышел на задний двор и обнаружил нас с Макгроу на ступеньках, уже в плавках под шортами и с пакетами из супермаркета, содержавшими наш вариант походных запасов один спортивный журнал, один банан и одно полотенце. Дядя Чарли, в одних трусах, встал посреди двора.
Значит, вы, чудики, хотите поехать на Гилго?
Ага, с напускным равнодушием подтвердил я.
Макгроу кивнул.
Дядя Чарли поднял глаза на верхушки деревьев, как часто делал, когда раздражался. Иногда мне казалось, он мечтает переселиться туда, построить себе дом на самой высокой из дедовых сосен крепость, еще более надежную и недосягаемую, чем его спальня.
Две минуты, сказал он.
Мы с Макгроу сидели на заднем сиденье, пока дядя Чарли объезжал город. Первым мы остановились у Бобо. Когда Бобо с Уилбуром забрались вперед, то сперва смерили взглядом Макгроу, а потом дядю Чарли.
Гусь, заметил Бобо, наша маленькая семейка разрастается.
Угу, буркнул дядя Чарли, откашливаясь. Это мой второй племянник. Макгроу, поздоровайся с Бобо и Уибуром.
А сколько всего у тебя племянников, Гусь? поинтересовался Бобо.
Нет ответа.
Гусь, сказал Бобо, похоже, в скором времени ты будешь заезжать за мной на школьном автобусе.
Всю дорогу до дома Джоуи Ди Бобо продолжал подшучивать над дядей Чарли.
Гусь, говорил он, наверное, правильно будет называть тебя Матушка-Гусыня. Жила-была бабушка в старом башмаке, у ней было племянников, что воды в реке
Матушка-Гусыня, хихикнул Макгроу. Я толкнул его локтем. Нельзя смеяться над дядей Чарли.
Кто это? спросил Джоуи Ди, забираясь на заднее сиденье и указывая пальцем на Макгроу.
Мой племянник, ответил дядя Чарли.
Пацан Рути?
Угу.
Похоже, только Кольт рад был видеть нас.
Чего? удивился он, втискиваясь назад, отчего Макгроу оказался практически у меня на коленях.
Еще пацан? Ну, чем больше, тем веселей, так ведь?
Макгроу открыл рот, потом закрыл. Мне все было ясно. Медведь Йоги.
Дядя Чарли ехал еще быстрей обычного, видимо, потому, что машина была переполнена, и он чувствовал, как всем хочется скорей вылезти наружу. На Гилго он купил нам с Макгроу гамбургеров. Мне он никогда гамбургеры не покупал, ни разу за все наши поездки на Гилго, но Макгроу вечно выглядел голодным. Поглотив свой гамбургер за три укуса, Макгроу спросил, не найдется ли в баре холодного молока. Я покачал головой. Бобо рыгнул, и я сказал Макгроу, что это сигнал. В воду.
Мы с ним прошли за парнями по песку, как они, бросили свои шезлонги и одежду на песок, не замедляя шага, и вступили в прибой. Но Макгроу так и не остановился. Проплыл мимо меня, мимо парней, даже мимо песчаной отмели Бобо. Это заметил только Джоуи Ди. Голова Макгроу становилась все меньше и меньше, удаляясь от берега, и Джоуи Ди воскликнул:
Эй, Макгроу, греби назад!
Макгроу проигнорировал его слова.
Можешь в это поверить? поинтересовался Джоуи Ди, когда я пристроился рядышком с ним. Вроде как он обращался ко мне, но я не стал отвечать, потому что знал он разговаривает со своей карманной мышкой. Интересно, где он сейчас ее прячет рубашки-то на нем нет.
Пацан решил, что он Джонни Вайсмюллер. До берега целая миля. Давай, греби, следующая остановка Мадрид. Вот сведет ногу, и станешь рыб кормить.
Джоуи Ди развернулся и посмотрел на дядю Чарли тот сидел на пляже, развалившись в шезлонге, и преспокойно читал газету.