Останься! крикнула Скоди. Почему ты уходишь? Она принялась дико озираться, размахивая руками, и восторг покинул ее лицо. Меч! завопила она, повернувшись к детям. Прекратите реветь, тупые овцы! Где меч? Врен!
Внутри, Скоди, ответил мальчик.
Он держал на коленях одного из младших детей. Несмотря на диковинное ощущение дезориентации или благодаря ему Саймон не мог не обратить внимания на худые обнаженные руки Врена под оборванной курткой.
Так принеси его, придурок! выкрикнула Скоди, подпрыгивая на месте от охватившей ее дикой ярости. Лицо в языках пламени уже почти исчезло. Неси сюда!
Врен вскочил, малыш соскользнул с его колен на землю, и его плач влился в общую какофонию. Врен вошел в дом, а Скоди снова повернулась к ревущему пламени.
Вернись, вернись ко мне, умоляла она исчезавшее лицо. У меня есть подарок для моего Лорда и моей Леди.
Саймон почувствовал, что хватка Скоди слегка ослабла и он снова возвращается в свое тело диковинное ощущение, будто он надевал плащ из мягких, щекочущих перьев.
Врен появился в дверях, и на его бледном лице застыло серьезное выражение.
Слишком тяжелый, крикнул он. Хонса, Эндэ и остальные, идите сюда! Помогите мне!
Несколько детей подползли по снегу к двери аббатства, постоянно оглядываясь на ревущее пламя и размахивавшую руками Скоди, и, точно строй испуганных гусят, отправились за Вреном в темноту.
Скоди снова посмотрела безумными глазами на Саймона.
Это же твой меч! Лицо исчезло из пламени костра, но звезды, бледные, словно льдинки, по-прежнему едва заметно светили на небе, а огонь в костре продолжал танцевать и метаться, неподвластный ветру. Ты знаешь, как его взять, знаешь ведь? Ее взгляд был почти невыносимым.
Саймон промолчал, изо всех сил внутренне сражаясь с языком, который норовил начать что-то лопотать, точно он превратился в бессмысленного пьяницу, готового открыть этим жутким глазам все мысли, что у него имелись.
Я должна отдать им меч, зашипела Скоди. Они его ищут, я знаю! Так мне сказали мои сны. Лорд и Леди сделают меня сильной. Она начала смеяться, пронзительно, как девчонка, и этот звук напугал Саймона не меньше, чем все остальное, что с ним произошло после захода солнца. О, красавчик Саймон, хихикала она, какая дикая ночь! Принеси мне свой черный меч. Она повернулась и крикнула в пустой дверной проем: Врен! Иди сюда, развяжи ему руки!
Врен выскочил наружу, сердито хмурясь.
Нет! закричал он. Он плохой! Он убежит! Он тебя обидит!
Лицо Скоди превратилось в злую маску.
Делай, что я говорю, Врен. Развяжи его.
Мальчишка, охваченный яростью, бросился вперед, и Саймон заметил у него на глазах слезы. В следующее мгновение он грубо схватил Саймона за руки, засунул нож между веревками и, задыхаясь, начал их пилить. Когда путы Саймона упали на землю, хирка повернулся и бросился назад, в аббатство.
Саймон встал и принялся медленно растирать запястья, думая о том, что может просто убежать. Скоди стояла к нему спиной и умоляюще что-то лопотала, обращаясь к костру. Краем глаза он посмотрел на Бинабика и Слудига, риммер по-прежнему не шевелился, но тролль пытался снять веревки.
Возьми возьми меч и беги, друг Саймон! прошептал Бинабик. Мы спасемся как-нибудь
Голос Скоди разорвал темноту ночи.
Меч!
Саймон почувствовал, что он беспомощно отворачивается от своего друга, не в силах сопротивляться воле Скоди, и зашагал в сторону аббатства, как будто его толкала невидимая рука.
Внутри дети столпились у темного угла камина и безрезультатно пытались сдвинуть Шип с места. Врен еще больше помрачнел, когда появился Саймон, но уступил ему дорогу. Саймон опустился на колени перед жестким, неровным свертком из тряпок и шкур и развернул меч, чувствуя, что руки у него стали совсем неуклюжими.
Когда он ухватился за рукоять, обернутую веревками, огонь костра проник внутрь через дверь и раскрасил черную поверхность меча яркими красными полосами. Меч задрожал в руке Саймона, удивив его неожиданным и новым ощущением, почти похожим на голод или предвкушение. Впервые за все время Саймон почувствовал, что Шип это нечто невероятно и отвратительно чуждое, но не мог ни выпустить его из рук, ни бежать. Он поднял меч. Клинок не показался ему невыносимо тяжелым, как бывало иногда, но обладал диковинным весом, словно Саймону пришлось вытаскивать его из ила со дна пруда.
Он почувствовал, что необъяснимая сила толкает его к двери. Каким-то непостижимым образом, хотя Скоди его не видела, она по-прежнему могла заставлять его двигаться, точно соломенную куклу. Он позволил ей вывести себя на залитый алым светом двор.
Иди сюда, Саймон, позвала она, широко расставив руки, словно любящая мать, когда он вышел из двери. Иди сюда, встань со мной рядом.
У него меч! закричал с порога Врен. Он тебя обидит!
Скоди пренебрежительно рассмеялась.
Ничего он не сделает. Скоди слишком сильная. Кроме того, он мой новый любимчик. И я ему нравлюсь, так ведь? Она протянула к Саймону руку, и он почувствовал, что Шип до предела наполняет жуткая, медлительная жизнь. Только не разрывай круг, весело сказала она, как будто они во что-то играли, потом схватила Саймона за руку и потянула к себе, помогая поднять неуклюжую ногу и перешагнуть через круг из красной пыли. Теперь они смогут увидеть меч!
Скоди триумфально сияла, потом положила розовую пухлую руку поверх его рук, крепко сжимавших рукоять Шипа, другую обвила вокруг его шеи и прижала Саймона к огромной груди и животу. Жар от костра размягчил его, как воск, огромное тело Скоди душило, точно в лихорадочном сне. Саймон был на голову ее выше, но не мог сопротивляться, словно превратился в младенца. Что она за ведьма такая?
Раскачиваясь из стороны в сторону, но не выпуская его, Скоди принялась выкрикивать слова на риммерспаке, и в пламени костра снова начали появляться черты жуткого лица. Сквозь слезы, выступившие на глазах из-за жара огня, Саймон увидел шевелившийся черный рот, который открывался и закрывался, точно у акулы, и его окутало ощущение жуткого холодного присутствия оно изучало их, принюхивалось с терпением хищника.
Неожиданно раздался громоподобный голос, и на сей раз Саймон различил слова в переплетении звуков, незнакомые и чужие, от которых у него заболели зубы.
Скоди вскрикнула от возбуждения.
Это один из высших слуг лорда Красные глаза, как я и надеялась! Смотрите, господин, смотрите! Подарок, который вы хотели получить! Она заставила Саймона поднять меч и взволнованно уставилась на тень, двигавшуюся в пламени, когда та снова заговорила. Он меня не понимает, прошептала Скоди, прижимаясь губами к шее Саймона с уверенностью давнишней любовницы. Он не может найти правильную дорогу. Я этого боялась. Моих заклинаний недостаточно. Скоди придется сделать кое-что, чего она не хотела. Она отвернулась от костра. Врен! Нам нужна кровь! Возьми чашу и принеси мне кровь высокого.
Саймон попытался кричать и не смог. От жара внутри круга тонкие волосы Скоди окутывали ее лицо, точно клочья бледного дыма. Глаза стали холодными и какими-то нечеловеческими, точно осколки кувшина. Кровь, Врен!
Мальчик стоял над Слудигом, держа в одной руке глиняную миску и приставив к шее риммера нож, казавшийся огромным в его маленьких пальцах. Не обращая внимания на Бинабика, который извивался на земле рядом с ним, Врен повернулся к Скоди.
Все правильно, большого, крикнула Скоди. Я хочу оставить себе маленького! Поторопись, Врен, тупой придурок, мне нужна кровь для костра. Немедленно! Иначе посланник уйдет!
Врен поднял нож.
И неси ее осторожно! снова закричала Скоди. Ты не должен пролить ни капли внутри круга. Ты же знаешь, что малыши вылезают наружу, когда звучат заклинания, и какие они голодные.
Мальчик хирка неожиданно резко развернулся и медленно направился в сторону Скоди и Саймона, а его лицо исказилось от ярости и страха.
Нет! взвизгнул он, и на мгновение у Саймона появилась надежда, что мальчишка собрался напасть на Скоди. Нет! снова завопил Врен, размахивая ножом и не обращая внимания на слезы, которые текли по его щекам. Зачем они тебе? Зачем тебе он? Врен замахнулся ножом на Саймона. Он слишком старый, Скоди! Он плохой! Не такой, как я!
Ты что такое творишь, Врен? Скоди испуганно прищурилась, когда Врен прыгнул вперед, в сторону круга, и нож в его руке, от которого отражался алый свет костра, взлетел вверх.
Саймон почувствовал обжигающую боль в мышцах, когда попытался увернуться от ножа Врена, но его держала на месте каменная рука. Пот заливал глаза.
Он не может тебе нравиться, визжал Врен.
С хриплым криком Саймон сумел сдвинуться в сторону настолько, что нож, направленный в ребра, не достиг цели, но оставил на спине след холодной серебристой боли. Нечто в пламени костра взревело, точно разъяренный бык, а потом Саймона окутал мрак, погасивший звезды.
Эолейр оставил ее на мгновение одну, а сам вернулся через огромную дверь назад, чтобы взять еще одну лампу.
Пока Мегвин, охваченная ликованием, ждала возвращения графа Над-Муллаха, она разглядывала каменные строения в пещере внизу и чувствовала, что с ее плеч свалился огромный груз. Вот он, город ситхи, древних союзников эрнистирийцев. Она его нашла! В какой-то момент Мегвин начала думать, что Эолейр и все остальные правы и она сошла с ума, и вот теперь она смотрит на творение могущественных ситхи.
Все началось с беспокойных снов, которые и без того были темными и хаотичными, наполненными страдающими лицами тех, кого Мегвин любила. Потом среди них стали появляться другие образы. Она видела прекрасный город, украшенный знаменами, город цветов и завораживающей музыки, прятавшийся от войны и кровопролития. Впрочем, эти картины, всегда появлявшиеся в последние, ускользавшие мгновения сна и так отличавшиеся от кошмаров, все равно ее не успокаивали. Как раз наоборот, они были такими яркими и красочными, полными диковинных чудес, что Мегвин начала опасаться за состояние своего разума. А вскоре во время своих блужданий по тоннелям Грианспога она начала слышать шепоты в глубинах земли, поющие голоса, не похожие ни на что из пережитого ею прежде.
Мысль о древнем городе набирала силу и расцветала, пока не стала намного важнее всего, что происходило там, где светит солнце. Его сияние несло зло: дневная звезда была маяком беды, светильником, который поможет врагам Эрнистира найти и уничтожить ее народ. И только в самых глубинах горы, среди корней земли, недоступных для жестокой зимы, где все еще жили боги и герои прежних времен, они могли чувствовать себя в безопасности.
Сейчас Мегвин стояла над этим фантастическим городом ее городом, и ее наполняло огромное чувство удовлетворения. Впервые с тех пор, как ее отец король Ллут отправился сражаться со Скали Острым Носом, на Мегвин снизошли мир и покой. Да, каменные башни и купола в скалистом каньоне внизу не слишком походили на наполненный воздухом летний город из снов, но не вызывало сомнений, что перед ней творение нечеловеческих рук, к тому же находящееся в местах, куда с незапамятных времен не ступала нога ни одного эрнистирийца. И если здесь жили не ситхи, тогда кто? Разумеется, иначе и быть не могло, и это не вызывало сомнений.
Мегвин? позвал Эолейр, скользнув в полуоткрытую дверь. Вы где? Услышав беспокойство в его голосе, Мегвин мимолетно улыбнулась, но так, чтобы он ничего не заметил.
Здесь, разумеется, граф. Там, где вы велели мне оставаться.
Он подошел к ней и, встав рядом, посмотрел вниз.
Боги камней! сказал он, качая головой. Это настоящее чудо!
Мегвин снова улыбнулась.
А чего еще можно ждать от такого места? Давайте спустимся и отыщем тех, кто здесь живет. Вы же знаете, что нашему народу очень нужна помощь.
Эолейр осторожно на нее посмотрел.
Принцесса, я очень сомневаюсь, что там кто-то живет. Вы видите движение внизу? И нигде нет света, если не считать наших факелов.
А с чего вы взяли, что Мирные не могут видеть в темноте? заявила она, рассмеявшись над глупостью мужчин вообще, и даже таких умных, как граф Эолейр.
Сердце так отчаянно колотилось у нее в груди, что смех грозился вот-вот вырваться на свободу. Безопасность! Какая головокружительная мысль! Кто или что сможет причинить им вред в объятиях древних защитников Эрнистира?
Хорошо, миледи, медленно проговорил Эолейр. Мы немного спустимся вниз, если этой лестнице можно доверять. Но ваши подданные за вас беспокоятся он поморщился, и я тоже. Мы должны быстро вернуться в пещеру. Мы всегда можем прийти сюда снова, прихватив с собой еще людей.
Конечно. Мегвин махнула рукой, показывая, как мало ее волнуют его доводы.
Они вернутся сюда со всеми ее людьми и навечно здесь поселятся, и тогда ни Скали, ни Элиас, ни пропитанные кровью безумцы, живущие наверху, не смогут до них добраться.
Эолейр взял Мегвин за локоть и с почти смешной осторожностью направил к лестнице. Ей же ужасно хотелось броситься вниз по вытесанным из грубого камня ступеням. Разве мог кто-то причинить им здесь вред?
Они спускались, точно две маленькие звезды в громадную пропасть, и пламя их факелов отражалось от бледных каменных крыш внизу. Эхо их шагов разгуливало по огромной пещере, отскакивало от невидимого потолка, бесконечное число раз повторялось и возвращалось к ним легким топотом, подобным шороху бархатных крыльев миллиона летучих мышей.
Несмотря на завершенность, город походил на скелет. Соединенные между собой дома были отделаны каменными плитками самых невероятных цветов, от белоснежного до бесконечного многообразия оттенков песочного, жемчужного и пепельно-серого. Круглые окна смотрели на гостей невидящими глазами, улицы из гладко отполированного камня напоминали следы улиток, расползшихся в разные стороны.
Когда они добрались до середины лестницы, Эолейр остановился и прижал руку Мегвин к своему боку. В свете лампы его лицо, на котором застыло беспокойство, было почти прозрачным, и ей вдруг показалось, что она может прочитать все его мысли.
Мы зашли слишком далеко, миледи, сказал Эолейр. Ваши люди наверняка уже нас ищут.
Мои люди? переспросила Мегвин, отодвигаясь от него. А разве они и не ваши тоже? Или вы теперь стоите намного выше простого племени напуганных жителей пещер, граф?
Вы прекрасно знаете, что я совсем не это имел в виду, Мегвин, резко ответил он.
«Мне кажется, я вижу боль в твоих глазах, Эолейр, подумала она. Неужели необходимость подчиняться безумной женщине причиняет тебе страдание? Как я могла быть такой дурой и любить тебя, зная, что могу рассчитывать лишь на вежливую снисходительность в ответ».
Вы можете уйти, когда пожелаете, граф, сказала она вслух. Вы во мне сомневались. Теперь, возможно, боитесь встретиться с теми, чье существование отрицали. Что же до меня, я никуда не собираюсь уходить и спущусь в этот город.
Изящное лицо Эолейра наморщилось от раздражения. Когда он невольно испачкал подбородок сажей из лампы, Мегвин неожиданно стало интересно, как она сейчас выглядит. Долгие часы одержимости, когда она искала, копала, сражалась с засовом на огромной двери, всплыли в ее сознании, точно полузабытый сон. Сколько времени она провела внизу, в недрах горы? Мегвин с нараставшим чувством ужаса посмотрела на свои руки с засохшей грязью она действительно должна выглядеть как сумасшедшая но принцесса тут же с отвращением прогнала эту мысль. Разве подобные мелочи имеют значение в такой знаменательный час?