В этом нам как раз поможет эта самая Анжелика. Я её могу, скажем, увезти задумался Долгоруков.
Вызов может перехватить кто-то из семьи, опустил его с небес на землю Кристоф. Чарторыйский вряд ли захочет драться со мной в открытую. А так-то поединок хорошая идея.
Я бы подослала шпиона, предложила Дотти. И действовала бы уже исходя из тех сведений, которые он добудет.
Попробуй ещё найди этого шпиона, недовольно откликнулся князь. Они же мигом вычислят чужака. Кто знает каких-нибудь поляков и католиков?
А если просто подождать? спросила Дотти.
Чего ждать! не сдержался Пьер. Пока всех нас не устранят? Не задвинут в дальний угол?
Кристоф устало взглянул на него. И проговорил:
Они сами попадутся в ловушку, которую устроят нам. Всё просто.
Но я не согласен ждать так долго! воскликнул князь. С польской угрозой надо покончить до осени.
Это всё, что нам теперь остается делать, подытожила Доротея. Кроме того, мы можем спокойно наблюдать за их неудачными попытками нас сломить.
А вы уверены, графиня, что сии попытки будут неудачными? решил поддеть её Долгоруков. Не дождёмся ли мы, что нас всех уничтожат?
Чарторыйский не так глуп, чтобы повторять своих ошибок, какие он совершил с Алексом, произнес Кристоф.
Ну так что же? нетерпеливо спросил князь. Что мы решаем?
Оставьте поляка нам, Петр Петрович, улыбнулась Дотти. Мы придумаем, что с ним сделать.
Не понимаю, яростно зашептал князь на ухо Ливену, но графине было слышно каждое его слово. Зачем ты втянул её? Какая от нее польза? Она только всё путает.
Пять лет назад я считал так же, как ты, смерил его взглядом Кристоф. Но потом она меня очень выручила.
Доротея демонстративно отвернулась от них, ибо этот разговор и непроходимая дремучесть некогда влюблённого в неё человека начали её утомлять.
Я пошла к себе. Доброго вечера, господа, бросила она, выходя из комнаты.
Ma chérie начал Кристоф, но она оборвала мужа:
Любимый. Повнимательнее выбирай себе людей, и направилась к дверям своей спальни.
Ну и ну, тихо проговорил Долгоруков, глядя ей вслед. У тебя чересчур умная жена, на мой вкус. Только слегка обидчивая.
Свои замечания оставь при себе, сердито отвечал Кристоф, которого покоробили слова союзника. Давай к делу. Мы так ничего и не решили.
Нет, почему же. Вы решили сидеть и ждать. Сидите и ждите, а я поехал, запальчиво произнес князь.
Есть какая-нибудь альтернатива нашему решению?
Я готов убить их всех! торжествующе объявил Пётр.
Убить? Один? скептически переспросил Ливен.
Князь обессиленно сел в кресло и засмеялся, к вящему изумлению его собеседника, осторожно наблюдавшего за ним.
Знаю, что веду себя глупо, отсмеявшись, наконец, проговорил Долгоруков. Но ненавидишь ли ты пшеков так, как я ненавижу их? Иногда мне кажется, что тебе всё равно.
Тебе так только кажется, возразил граф.
Но отчего же мы бездействуем?! воскликнул Пьер.
Нужны люди.
Куда ещё? Нас и так много. А теперь через Катьку мы можем перетянуть государя на нашу сторону, самоуверенно отвечал князь.
Государя так просто не перетянешь. И я не хочу вмешивать августейших особ в ту войну, которую мы ведём с Адамом. Это личное дело, Кристоф уже устал от разговоров, и хотел бы лечь под бок жены, обнять её и заснуть, а тут его опять ловит за руку этот самонадеянный друг и ведёт свою партию, продвигая её грубо и топорно.
Неужели ты хочешь сказать, что тебе нет никакой выгоды в этом деле? Тебе лично? Не верю, продолжал Долгоруков.
«Какая мне в этом выгода? Ага, прямо так ему всё и рассказал», усмехнулся граф про себя, а вслух произнёс:
Я думал, ты знаешь мои мотивы. Они совпадают с твоими собственными.
Когда друг его распрощался с ним, а Кристоф пошел спать, он обнаружил, что жена его ещё бодрствует.
Иди ко мне, графиня обняла его, присевшего на край кровати, за плечи, потянула к себе, потёрлась щекой о его подбородок, уже начавший зарастать золотистой щетиной, расстегнула верхние пуговицы рубашки В её действиях, впрочем, не было намерения его соблазнить лишь родственная забота, семейная ласка.
Твоё мнение о князе? тихо спросил он у жены.
Идиот поганый! вырвалось у Дотти, Слушай, если он твой союзник, то, боюсь, он всех погубит.
Граф улыбнулся, услышав, как забавно ругается его жена. Она, однако же, озвучила то, что он давно собирался сказать князю.
Как ты думаешь, что он хочет на самом деле? У меня есть предположения на этот счёт Кристоф радовался, что его супруга наводила его на верные мысли своими советами.
Он? Власти, конечно, холодно произнесла Дотти. Только князь Пётр её не получит. Ибо тягаться с таким матерым интриганом, как Чарторыйский, у него мозгов не хватит.
Его можно использовать.
Не уверена. Пусть уж гибнет сам.
Кристофа сначала очень возмутил ответ его супруги. Вообще-то князь ему друг. Это и высказал Доротее, не упомянув о том, что Екатерина Павловна нынче тоже присоединилась к их партии.
Нам следует ждать, повторила графиня. Если твой так называемый друг начнёт зарываться она выразительно посмотрела на мужа. В её зелёных глазах блеснуло то, что всегда пугало его в ней. Действительно, леди Макбет, он не ошибся. Готова на всё. Хоть бы не стала его толкать на убийство князя Долгорукова. До этого он не скатится.
Они помолчали. Потом Кристоф заговорил, в сущности, ни к кому не обращаясь:
Я был на войне. Там всё просто вот враг, вот твоя винтовка стреляй. Здесь лабиринт. С ловушками. Я не могу просто так взять и убить князя Адама. Ты давеча говорила, он штатский, мы военные, поэтому мы сильнее. Нет. Это ещё не значит, что он не способен драться. Но он не будет.
Скажи, кто у нас? прервала его рассуждения жена.
Ты, я, Штрандманн, Алекс, Лёвенштерн, Карл, Уваров, Долгоруков, Нарышкина, перечислил он. Может быть, ещё кто присоединится.
А сколько у Чарторыйского?
Половина Польши, Кристоф обречённо закрыл глаза.
«Ничего. У нас скоро будет вся Ливония. И русских не понадобится», подумала Дотти.
Они уснули оба в одной позе лёжа на спине.
ГЛАВА 5
Санкт-Петербург, июль 1806 года
Если бы я тогда успел, всё бы пошло по-другому, князь Чарторыйский пустил свою лошаль шагом, чтобы сравняться с племянницей.
Они совершали конную прогулку по Екатерингофскому парку и разговаривали о польском восстании Девяносто четвёртого года. О слабых и сильных властителях. О судьбе многострадального польского народа.
Ты бы победил русских? Анжелика поправила вуаль и взглянула на родственника.
Сомневаюсь. Но я бы нашёл выход. У меня был план бескровной революции. Мирного прихода к власти, задумчиво отвечал Адам. Но увы. Меня арестовали в Брюсселе. Я видел, что за мной следят. Еле успел сжечь все бумаги, как за мной пришла полиция. Обращались там со мной хорошо, он усмехнулся, Не русские же. И не немцы. И, к тому же, они хотели не наказать меня, а задержать. С чем успешно справились.
Анжелика вновь попыталась вспомнить эти серые дни. Когда на юге города грохотали пушки, пахло пожарами и на улицах убивали людей. Почему она, сколько не силится, не может толком вспомнить, как вернулся её дядя, как убили её отца? Только похороны всплывают в памяти. Только тонкая, сильная рука, сжимающая её детские хрупкие пальчики. Это всё, что осталось у неё в памяти. Но, может быть, сознание намеренно изъяло эти эпизоды из ряда воспоминаний?
Я удивлена, что тебя не поймали русские, проговорила княжна. И не бросили в крепость.
Было хуже. Екатерина Кровавая затребовала нас с Константином во дворец. Из нас хотели сделать лояльных престолу псов, жёстко произнес её родич, Но я никогда не забывал, кто я таков. И боялся за вас с Юзефом и Анжеем. Но вы не забыли, что вы Пясты. В отличие от Потоцких, Четвертинских, Ожаровских и прочих предателей.
Ты нашёл людей, которые ранили тебя и убили отца? внезапно задала вопрос Анжелика.
Князь отрицательно покачал головой, глядя куда-то вдаль, словно увидев нечто над верхушками тихих сосен. Лошадь его, привыкшая к более быстрой езде, шла, понурив голову.
Я найду их, проговорила она.
Бесполезно. Они наверняка и так уже мертвы, негромко возразил Адам. Их казнили. Или выслали в Сибирь.
Они достигли окраины парка. Спешились, привязали лошадей, оставив их мирно пастись, и пошли пешком. Кроме них, никого из гуляющих не было видно на этой уединённой аллее, в час перед закатом, поэтому они взялись за руки.
Странно, произнесла девушка после долгого молчания, Я не помню себя в семь лет. Я не помню того, что случилось. Иногда мне вообще кажется, будто я всю жизнь спала и проснулась только недавно.
Ты счастливая, в чёрных глазах князя, обрамленных густыми длинными ресницами, которым бы позавидовала любая дама, отразилась потаённая боль. Я слишком хорошо всё помню. Лучше всего запоминается унижение. Бессилие. Когда меня ранили и я шёл по родному городу в поисках дома, боясь того, что от дома нашего ничего не осталось, кроме дымящихся руин, я был счастлив тем, что умру до того, как меня заклеймят предателем. Я не умер, жёсткая усмешка застыла в уголках его губ. Я ещё долго не умру.
Я не знаю, что буду делать без тебя, Анж страшно хотелось заплакать, но она пересилила себя и пылко продолжила:
Пойми, Адам, ты для меня всё. Отец. Муж. Любимый. Наставник. Хозяин.
«Господи, зачем же я её приручил!» подумал он, глядя в её горящие глаза, «Куда мне с ней теперь? Жениться? Нас не повенчают, времена нынче другие. Выдать замуж? Нет, я умру, представляя её с другим. И продолжать так нельзя пойдут слухи, и всё обернется против меня». Адаму казалось, что почти год назад, овладев этим обворожительным телом, которое он так давно желал, даже ещё раньше, с тех пор, как из нескладной девчонки начала рождаться Венера Медицейская, «дама мастера Леонардо», он выпустил из клетки опасного зверя пантеру, бесшумно двигающуюся на мягких лапах и нападающую на свою добычу исподтишка. И ныне он сожалел об этом. Князь пугался силы чувства, охватившего его племянницу. После того, что случилось во время визита государя в Пулавы, Адам ожидал всякого что Анж его возненавидит, навсегда оборвет с ним всяческие контакты. Он уехал вместе с императором на войну и втайне надеялся, что убьют его. Но погиб не он, а мальчик Юзеф. Погиб, сражаясь за москалей, в рядах Гвардии его вероломного друга. Слишком много жертв русской короне он принёс. И ничего не получил взамен. Жизнь его, так много обещавшая в самом её начале ведь Адам был любимым сыном, наследником, красивым, ловким, смышлёным мальчиком, которого готовили в короли, в великие люди, к середине своей превратилась в мелочную грызню. Только вот эта красавица с ледяными глазами её покойного отца и очарованием её бабки-ведьмы послана ему в утешение. Но она его родная племянница