Здравствуй, Ланс, ответил Леру в том же приятельском тоне.
Пьер, ты как всегда минута в минуту, заметил Ланс, заводя автомобиль.
Он привёз троицу на околицу маленькой французской деревни и, выйдя из авто, позвал Леру, Галлона и Базена за собой. Они гуськом прошли огородами до лесополосы, миновали её и оказались на кромке узкого влажного поля. Тут им неожиданно встретился скучающего вида пограничник. За ним послушно шли две тучные жующие коровы, но ни усатый Ланс, ни Пьер Леру на появление стража границы никак не отреагировали.
Здравствуй, Матис, сказал пограничнику Ланс, вновь тронув пальцем козырёк кепи.
Здравствуй, Ланс, козырнул в ответ тот, потом улыбнулся, подмигнул Пьеру Леру и окинул взглядом его товарищей по поездке, но не более.
Это шурин Ланса, пояснил Алябьеву Леру, когда они разошлись. А это поле в аренде у его двоюродного брата. Матис предпочитает пасти своих коров на здешней бельгийской травке. Говорит, что она тут жирнее.
Мы уже в Бельгии? не удержался от вопроса Алябьев, невольно подумав: «Разве что не строевым шагом идём, разве что не под барабанный бой!»
Леру кивнул. Мужчины пересекли поле, прошли высоким кустарником и вновь вышли на дорогу, опять же к автомобилю с шофёром сухим крепким дядькой. Он так же дружески поздоровался с Лансом и Пьером Леру, и вежливо приветствовал Алябьева и Дюрана. Этого водителя звали Этан. Ланс попрощался и ушёл домой, во Францию, а Этан отвёз Леру и его компаньонов теперь уже в бельгийскую деревню. В белом домике под коричневой черепицей гостям было предложено красное сухое вино, холодная ветчина и душистый сыр с хлебом.
Советую хорошенько подкрепиться, посоветовал Леру Сергею Сергеевичу. Бельгия, конечно же, не Россия страна маленькая, но дорога будет длинной, со всеми её прелестями, как в прямом, так и в переносном смысле. Поверьте мне на слово: пока Этан довезёт вас до границы с Германией, вы с приятелем задницы отсидите. Он замолчал, видимо, ожидая от Алябьева вопроса о том, куда же направится он сам, но тот молчал, и тогда Леру, верно поощряя его нелюбопытство, сам же и ответил: А я переночую здесь у своей давнейшей знакомой и завтра утром в Брюссель и, вновь помолчав, заметил: В Бельгии все дороги ведут в Брюссель. Удачи вам, господа!
После того, как он ушёл в тёмнеющий вечер, Алябьев улучил момент и шепнул Дюрану:
Не удивлюсь, если он окажется в России раньше нас и будет за нами присматривать.
Я тоже не удивлюсь, мсье, улыбнулся Тибо. Я заглянул к нему в саквояж. Там полный набор для дальней дороги, как и у нас.
Это когда же вы успели, Тибо? удивился Алябьев.
Человек предполагает, а Бог располагает, с кротостью монаха ответил ушлый француз, приложив руку груди и смиренно склонив голову.
В общем, напарником у Алябьева был ещё тот шар квадратный!
Вскоре Этан, Сергей Сергеевич и Тибо выехали. Ночная дорога, действительно, оказалась длинной, в тягучей смеси полудрёмы и сна. Солнечным утром автомобиль остановился у одиноко стоящего белого домика с двумя былыми сараями, окруженных забором из серого камня времён короля де Шокье, не меньше. У этого бугристого забора столетней давности приехавших мужчин встретил человек по имени Арни так его, приветствуя, назвал Этан. Арни передал Алябьева и Дюрана своей дочери Хлое некрасивой костистой девушке лет двадцати, но в глазах её было столько теплоты и доброжелательности, что нельзя было не заметить это. Она пригласила Сергея Сергеевича и Тибо в дом, выставила на стол бутылку вина, овощи, двух жареных цыплят и убежала помогать отцу, который вместе с Этаном, как увидели в окно Алябьев и Дюран, стал грузить в автомобиль Этана какие-то ящики, по всей видимости, со спиртным не возвращаться же назад порожняком? Погрузив эти ящики и попрощавшись с Этаном, отец и дочь вернулись в дом.
Арни вынул из кармана часы-луковицу, взглянул на циферблат и сказал:
Пойдёте через полчаса. Хлоя вас проведёт.
Через полчаса Хлоя чуть ли не взяла Алябьева и Дюрана за руки, и повела их в Германию как будто первоклассников в гимназию, утирая на ходу сопельки.
Осторожнее, господа, не поскользнитесь, говорила им девушка, когда они спускались с высокой горки. Здесь в этот час от росы трава всегда бывает очень скользкая.
Аккуратнее, господа, не упадите в воду. Здесь вода очень холодная, предупреждала она мужчин, когда они переходили по узкой провисшей доске какой-то чахлый ручеёк.
Не оцарапайтесь, господа, снова предостерегала Хлоя, ведя компаньонов через полоску елового леса и мимо покосившихся столбиков с оборванной ржавой колючей проволокой.
Хлоя привела Алябьева и Дюрана к белому домику, похожему на тот, где она жила вместе с отцом. Домик тоже одиноко стоял в окружении полуразвалившегося каменного забора и разросшихся кустов. Его двери были не заперты, он пустовал, внутри единственная лавка и круглый стол, на нём подсвечник с оплывшим огарком свечи.
Вот и Германия, сказала девушка. Подождём здесь.
Скоро к дому подкатил серый автомобиль. За рулём сидел белобрысый молодой человек.
Принимай гостей, Людвиг, сказала ему Хлоя по-немецки, помахала Алябьеву и Дюрану рукой и не спеша пошла восвояси.
Добрый день, господа. Прошу вас сидеть! сказал немец на плохом французском языке, предлагая компаньонам занять места в машине.
С полчаса они тащились по едва видимой дороге, тянувшейся среди леса и полей, а потом автомобиль выскочил на хорошо укатанную трассу, набрал скорость и погнал. Затем был город Кёльн. Отсюда начался маршрут к границе Польши. Остановив у вокзала автомобиль, Людвиг напомнил своим пассажирам, где его искать, когда они надумают возвратиться в Бельгию, «стрельнул» на прощание сигарету и укатил вглубь города по каменной мостовой.
Дальше Сергей Сергеевич и Тибо поехали поездом никакой романтики!
Конечным пунктом этого путешествия был провинциальный городок Швибус. Следуя инструкции господина Тетерина, Алябьев и Дюран, теперь уже герр Блюммер и герр Верн, пришли на улицу Ткачей недаром в городке обосновались суконные фабрики фирмы «Ридлер и сыновья», и нашли здесь маленький кабачок «Полная кружка». Посетителей в этом кнайпе обслуживал сам хозяин Фриц Штольц, его супруга и долговязый сын.
Сергей Сергеевич сказал Штольцу пароль:
Господин Тетерин велел кланяться господину Вольфу.
До нас дошли слухи, что господин Тетерин болен, отозвался Фриц, прищурив глаз.
Слухи есть слухи. Он совершенно здоров, тоже прижмуря глаз, закончил Алябьев.
Хозяин кабачка кликнул сына и шепнул ему на ухо, после чего его долговязый отпрыск куда-то убежал, а Штольц принёс своим визитёрам по две кружки пива и тарелку со свиными сосисками, сопроводив их стандартно-щедрой фразой: «За счёт заведения». К тому времени, когда кружки и тарелка опустели, сын Штольца вернулся, тоже пошептал папеньке на ушко, и тот уже доверительно доложил Алябьеву:
Господа, на улице вас ждёт машина. Счастливого пути!
И снова была автомобильная поездка, надо сказать, не короткая. Её можно было назвать «По закоулкам германских ландшафтов». Теперь Сергея Сергеевича и Тибо сопровождали два проводника. Один из них то и дело ругал некого Войцеха, обзывая его «грязной польской свиньёй» и «жадным вонючим жидом». Наконец, первый проводник, бывший за рулём авто, не выдержал и одёрнул своего приятеля, дескать, какой-нибудь час-полтора нас не устроит, на что ругатель Войцеха возразил ему:
Герхард! Если бы только время, но ещё и деньги?! И всё из-за этого жадного жида!
Наконец, они прибыли к месту перехода. Это был лесной массив, разделённый «рвом» канавой, перешагнуть можно. За ней находился «вал» не выше бруствера окопа, и за ним чёрные столбы с редкой колючей проволокой. Со стороны «рва» стояли два германских пограничника, а за «колючкой» два польских, и за ними снова лес. Внешне пограничники выглядели спокойными, но Алябьев кожей почувствовал: нервничают служивые.
Быстрее, господа! германец нетерпеливо махнул рукой и тут же обратился к ругателю Войцеха, ведущего за собой Алябьева и Дюрана: Ну что? Принёс?
Идите! Идите! проводник поторопил ведомых, пропуская их вперёд.
Шибцей, панове! Шибцей! тоже поторопил их первый польский пограничник, стоящий у самой проволоки, и услужливо приподнял среднюю нитку игольчатой «колючки» рукой.
Сергей Сергеевич перешагнул «ров», «вал» и прошмыгнул под проволоку, Тибо следом. Второй польский пограничник позвал их за собой. Алябьев украдкой обернулся: немецкий ругатель некого польского Войцеха передал своему соотечественнику два бумажных пакета. Тот, в свою очередь, перекинул один из пакетов польскому пограничнику.
«Грубо! подумал Алябьев. Тут, пожалуй, у мсье Тетерина самый слабый и ненадёжный «коридор». Но, так или иначе, а Германия не отстала от Бельгии и Франции и так же вежливо и быстро пропустила компаньонов в Польшу. Та тоже не возражала, закрыв глаза на панов-нелегалов. Правда, на её территории, после того как пограничник вывел Алябьева и Дюрана из леса, их встретил не современный автомобиль, как всё это время ранее было, а гужевая повозка, запряжённая парой сивых лошадей. Опять нудно ехали, опять никакой романтики, опять рассказать не о чем. И вот снова железнодорожная станция, и ожидание поезда, и румяные пироги с куриной требухой, купленные у местной торговки, и хлебный хмельной квас, шибающий в нос, и дощатый туалет, куда потом принудило зайти.
Однако хорошо заплачено за наши переходы, мсье! резюмировал тогда Дюран.
Более чем хорошо, Тибо, согласился с ним Алябьев. Если я доживу до того возраста, когда старики сочиняют мемуары, то обязательно напишу, как мы с вами путешествовали.
Книжечку свою мне подарите, мсье? С вашей подписью?
Инскрипт? Вам, Тибо, обязательно самый оригинальный. В углу титульной страницы с витиеватым вензелем или каллиграфическим автографом. Как индивидуальную связь с вами, как феномен книжной культуры, литературный быт и аутентичность своей эпохи, как
Мсье! хихикнув, перебил Тибо: Вам пироги, случаем, не с гашишем попались?
Сергей Сергеевич сдержанно хмыкнул и обещал:
Подпишу так: «Мсье Дюрану от мсье Алябьева». Годится?
Годится! А то завернули инскрипт какой-то!
Польшу, как и предыдущую Германию, они миновали на поезде. И вновь не романтично, и вновь не художественно, будто рутина железнодорожного кондуктора, который много лет подряд тупо колесит по одному и тому же маршруту из пункта «А» в пункт «Б» и обратно, безнадёжно мечтая когда-нибудь побывать в пункте «Я». Да что там в «Я», хотя бы в «В»
Лишь однажды Дюран попросил Алябьева:
Мсье, поговорите со мной. Намолчался я уже, и ещё намолчусь. И обращайтесь ко мне проще, предложил он. Я всё-таки простой грузчик Зыбин, а то от вашей вежливости я чувствую себя минимум как шевалье, что мне совсем непривычно.
Хорошо. Тогда и ты обращайся ко мне проще. Я тоже простой механик Манин.
О нет, мсье! Механик это механик! Это не грузчик. Вы меня балуете!
Нисколько. Сергей Сергеевич помолчал и сказал откровенно: В этой опасной поездке мне нужен не напарник, а друг. Впрочем, почему только в поездке? Навсегда. И как друг, Тибо, ты мне подходишь. Я предлагаю тебе свою дружбу: честную и надёжную.
Вы опять оказывает мне доверие, мсье. Но, чёрт меня возьми! Я не хочу отказываться от вашего предложения и принимаю его! Если честно, то у меня никогда не было друзей, разве что мои родные братья и сестра. Но, мсье, как я вам уже рассказывал, Герена, Дане и моей маленькой немой Сибиль уже нет в живых. Остался один Ален. Он, кстати, охарактеризовал меня шпионам господина Тетерина самым наилучшим образом. Помните, я говорил вам, что мои ребята меня подстрахуют?
Так значит, Тетерин тебя всё-таки проверял?
Как же! засмеялся Тибо и рассказал, что на следующее утро, как они накануне и договаривались, он пошёл на работу в мебельный магазин. Трудился там, разгружая мебель с грузовика, не покладая рук и своего горба. К обеду он заметил: в припаркованном на улице автомобиле сидят двое и наблюдают за ним. Потом один из наблюдателей покинул авто, подошёл к нему и спросил: «Мсье, где я могу найти хозяина этого магазина?» Он пожал плечами, достал блокнот, где у него, как и у каждого немого были записаны разные слова и фразы, нужные для общения, и показал ему запись: «Я немой, но слышу». Наблюдатель покивал, мол, понял, а потом дал ему пятьсот франков и сказал: «Это вам просил передать ваш друг». Он опять пожал плечами, мол, какой друг? и написал в блокноте: «Не нужно. Я у друзей денег не беру». Тогда наблюдатель ему предложил: «Хорошо, возьмите у меня». Он вновь отказался и написал: «Я вас не знаю. Кроме того, не люблю быть должником», потом убирал блокнот и вновь взялся за разгрузку мебели. Наблюдатель вернулся в автомобиль, тот постоял ещё некоторое время и потом уехал.
Больше я этих двоих не видел, продолжал Тибо, однако одного мальчишку они для наблюдения всё-таки оставили. Он крутился у магазина вплоть до того дня, когда Тетерин назначил нам встречу на кладбище. Теперь о моём старшем брате: он поселился в комнатке напротив моей. Вечером этого же дня, когда те двое «пасли» меня у магазина, Ален мне доложил: «В твоё отсутствие приходили два мужчины, спрашивали о тебе у соседей и у меня в том числе. Я расписал тебя в лучшем виде: живёт здесь недавно, немой, скромный, пока ничего плохого за ним не заметили». Так что я вас не подвёл, мсье. И впредь буду стараться не подводить обещаю вам взаимную дружбу.
Даже если между нами окажется женщина? улыбнулся Алябьев.
Если окажется, оставим выбор за ней. Скажите, мсье, а у вас есть друзья кроме меня?
Есть. Они мне как брат и сестра, Сергей Сергеевич имел в виду Краснова и Милану, но распространяться о них не стал, зато заметил: Но одного друга верного и надёжного, фактически тоже родного брата, мне всегда хватает. Он погиб в 1920-м году, заслонив меня грудью от большевистской пули.
Тибо Дюран протянул Сергею Алябьеву ладонь:
Мсье, я, конечно, не заменю вам вашего погибшего друга, но я буду очень стараться.
Алябьев посмотрел в глаза Тибо и ответил на рукопожатие.
И тут его прорвало он никогда не говорил столько много: он стал рассказывать Тибо об Андрее Радееве. О том, как они впервые встретились на городских каруселях, и как тогда подрались; о том, как при следующей встрече подружились, и как потом проходила вся их жизнь, и как погиб Дюша, сказав ему перед смертью: «И только попробуй отказаться». А отказаться нельзя, потому что этими словами человек отдаёт тебе любовь свою, как душу Господу, и отказаться от неё, как в ту самую душу плюнуть, а плюнуть в душу по русским моральным меркам самое паскудное дело! Да и ЧТО ты такое есть, если откажешься, если плюнешь на любовь того, который тебя любил, который за тебя свою жизнь в бою отдал?
Тибо смотрел на собеседника во все глаза и слушал его во все уши. Лишь когда Сергей Сергеевич замолкал, он осмеливался задавать свои уточняющие вопросы, поскольку не имел никакого понятия о случившейся в России революции и представлял её себе примитивно, как грабёж богатого буржуя бедными пролетариями. Идеи коммунистов ему тоже не пришлись по душе, и он сказал на это:
Выглядит красиво плакать от умиления хочется, однако всё это утопия. Просто одни, прикрываясь заманчивыми лозунгами, отобрали власть у других. Вот и вся революция. А то: равенство, справедливость! Землю крестьянам, фабрики рабочим! Дождутся они, как же!
Разве у тебя в банде не так? Всё поровну? По справедливости? Или нет?
Поровну, по справедливости, согласился Тибо. Но как? Если на неделе Базиль и Алекс «взяли» сейф, то они и получат поровну с этого сейфа. А если Гюстав и Жиральд на этой же неделе раздобыли только несколько кошельков с мелочью, так они и получат поровну с тех кошельков, плюс премия за честность. Кто больше всех «наработал», тот больше и получает. Справедливо? Справедливо!