Быстрее, миленькие мои!! Быстрее!! торопил их Краснов. Серёжа, а гранат нет? Хоть пяток штук, а? Хоть парочку, а? У нас ведь там совсем «караул»!
Кузьмин! Бери своих богатырей и гранаты! Пойдёте со штабс-капитаном! Живее!
Ох, спасибо, Серёжа! Ой, спасибо! обрадовался Краснов, вновь поторапливая воинов: Быстрее, рόдненькие! Быстрее! Вытопчем их сейчас! Вытопчем!
Солдаты протискивались мимо офицеров суровые, решительные, в громоздких серых шинелях, и те были вынуждены прижаться к стенке окопа, выпрямиться. И вот тогда это случилось.
Лежащий на животе матрос поднял голову и вскинул «маузер», целясь в Алябьева. Сергей Сергеевич увидел это слишком поздно, зато не прозевал Радеев. Он толкнул друга в сторону и принял пулю Алябьева своей грудью. Краснов тут же несколько раз выстрелил в матроса из «нагана» и выругался так громко, что, наверное, в Симферополе было слышно.
Дюша замирая сердцем, Сергей склонился над Андреем.
Дюша! Дюшенька! Ты живой? Санитаров сюда! Живо!! Живо!!
Серёжа прошептал Радеев. Там сейчас их законопатим, а тут дырка Прорвутся Отходить надо
Молчи! Молчи! Нельзя тебе говорить! Где санитары, мать вашу так?!
Милану поцелуй за меня, и живи, Серёжа И попробуй только отказаться прошептал Андрей, закрывая глаза.
Дюша! Дюша!..
Подбежали два санитара с носилками и остановились.
Что встали?! закричал Алябьев. Живо в лазарет офицера! Живо!
Краснов обхватил его руками, потащил в сторону:
Всё, Серёжа! Умер он
Сколько смертей видел Алябьев за годы гражданской, а после этой душа выгорела в нём окончательно. Даже пепла от неё не осталось. Только одна пустая боль.
Умер, ваш бродь подтвердил санитар, пощупав пульс Радеева. Умер он
Алябьев оттолкнул Краснова, взял винтовку и полез на бруствер.
Куда?! Куда?! Краснов и солдаты бесполезно пытались удержать его.
Едва Сергей Сергеевич поднялся в полный рост, как со стороны красных донеслось: бах-бах-бах-бах! Пули просвистели совсем близко у уха и над ним, но Алябьев не заметил их. Он подошёл к матросу, выбил из его руки ногой «маузер» и перевернул тяжёлое тело на спину. Орёл-балтиец был ещё жив, дышал судорожно и смотрел на него с обречённой классовой ненавистью. Алябьев вонзил ему штык в сердце матрос дёрнулся и вытянулся. Потом так же спокойно под градом выстрелов он вернулся в свой окоп. Санитары уже положили Радеева на носилки и понесли. Алябьев на секунду остановил их и поцеловал друга в лоб.
Ты с ума сошёл?! зашипел ему Краснов. Ещё бы в контратаку всех нас поднял?!
Все мы тут сумасшедшие, отозвался Сергей Сергеевич. А в контратаку нас сейчас поднимут, и зло спросил Краснова, считая, что если бы он не появился, то Радеев наверняка был бы жив: Собственно, что ты здесь до сих пор?
Я начал говорить Краснов, но махнул рукой и побежал вдоль окопа на свою позицию, теперь уже не пригибаясь.
Потом, действительно, корниловцев подняли в контратаку, увы, бесполезную, и они опять отошли в свои окопы. На рассвете красные опять сильно нажали, и белые отошли к Юшуни, а Андрей Радеев так и остался лежать в крымской земле.
Теперь, после того, как Милана вспомнила последние слова своего брата, сказанные ему перед смертью, Сергей Сергеевич ответил:
Отказываться не стану. Буду в гостиной через полчаса.
Без семнадцати дней сорокалетний красавец-мужчина г-н Алябьев, одетый с иголочки, появился в гостиной ровно через тридцать минут. Тут находились двое господ, сидящих друг напротив друга в глубоких креслах. Один из них, супруг Миланы, Этьен де Маршаль, в меру симпатичный, в меру упитанный, по своей натуре весьма жизнерадостный человек, о чём-то тихо беседовал с седовласым худым старичком, с лица и фигуры похожим на голодного грифа, с одежды на сытого торговца чёрной икрой. Было в его костюме богатое, добротное, и даже как будто деньгами от него пахло, а, судя по массивному перстню с синим бриллиантом, так в крупных купюрах.
Простите, господа. Задержался, повинился Алябьев.
Де Маршаль вскочил, подошёл, пожал другу жены руку:
Ничего, Серж! Ничего! Всякое случается. Собственно, в том наша вина: мы с Миланой думали, что ты приедешь на автомобиле. И затем представил Алябьеву своего визави, тоже поднявшегося из кресла и подошедшего к ним: Господин Тетерин, твой соотечественник.
Соответственно, Тетерину он представил и Алябьева. Старичок-гриф чуть-чуть поклонился и протянул Сергею Сергеевичу сухую ладонь:
Дмитрий Иванович тёзка Менделеева, но не Менделеев.
Глазки у старичка были колючие и какие-то плоские, как острия двузубой вилки. Пока Тетерин пожимал руку Алябьева, он медлил и очень-очень пристально всматривался в его лицо, а потом, разорвав рукопожатие, словно оставшись довольным от увиденного, он также сухо улыбнулся, и глаза его будто отупели и стали оловянными.
Мсье де Маршаль дал понять, что выполнил свою миссию:
Не стану вам мешать, господа, сказал он и ушёл в соседнюю комнату.
Приступим к делу? предложил «но не Менделеев», и теперь он явно торопился.
Пожалуй, согласился Алябьев. Ещё раз прошу простить меня за ваше ожидание.
В сегодняшнем случае оно оказалось для меня даже полезным, ответил Тетерин, но почему полезным, не пояснил. Итак, начал он, я буду говорить откровенно, насколько это возможно. Милана Игоревна охарактеризовала мне вас, господин Алябьев, как честного и порядочного человека. Это верно?
Для Миланы Игоревны я, возможно, такой и есть, но это не значит, что я буду таким для кого-то другого, не обнадёживая старичка, ответил Сергей Сергеевич.
Иного ответа я от вас и не ожидал. Вы уже ответили мне честно. Тетерин предложил присесть, но как только они сели в кресла, он тут же поднялся и, заложив руки за спину, начал болтаться маятником перед глазами Алябьева о чём-то напряженно думал этот гриф-падальщик, торговец чёрной икрой, и эти раздумья его как будто волновали.
«Пошёл к чёрту! Не буду вставать! Хочешь мельтеши, а я посижу!» решил Алябьев, чувствуя, что он ещё не оправился от своей неловкости перед Миланой: и одежду она ему дала, и обувь, и деньги Ах, как стыдно-то! Как стыдно! Но он отдаст. Он обязательно отдаст, как уже не раз было. Но зачем же он потребовался этому мутному старикашке?
Скрывать не стану: вы заинтересовали меня, господин Алябьев, говорил Тетерин, и я навёл о вас все справки, какие только смог. Вы живетё во Франции с 21-го года, семьи у вас нет, своего жилья тоже. Вы нуждаетесь в деньгах, вы можете работать сутками напролёт, вы не жадный, вы не клянчите у тех, кто может дать, вы не наркоман, не алкоголик, выпиваете только под настроение и знаете меру. Вы умеете постоять за себя, вы не позволите кому-либо обидеть слабого, вы умеете водить авто, вы в допустимых пределах жестокий, чёрствый и справедливый, у вас нет друзей, разве что госпожа де Маршаль. И ещё вы не святой, и, самое главное, вы русский офицер с боевым опытом. Это верно?
Не святой это верно, согласился Алябьев, оценивая данную ему характеристику.
И, конечно же, вы умеете держать язык за зубами, дополнил Тетерин и добрался до того, к чему подводил: А поэтому я решил сделать вам одно предложение Он выдержал паузу и выдал: Мсье, я предлагаю вам съездить в Советскую Россию, в ваш родной город Ярославль. И, само собой разумеется, за мой счёт и за вознаграждение.
Это зачем же? спросил Алябьев, на ходу анализируя речь господина Тетерина, которая предшествовала его предложению съездить в Совдепию, и начиная с конца этой речи: с того, что он русский офицер с боевым опытом.
Я очень хорошо вам заплачу, господин Алябьев. Вам надолго хватит, вместо ответа сказал старик, и на его лице появилось выражение миллионера-благодетеля.
Почему бы вам самому не совершить этот вояж? Или слишком опасно?
Я не справлюсь, признался Тетерин. Я слишком стар для подобных путешествий.
Я не приму вашего предложения, не зная цели поездки, сказал Алябьев.
Цель такая: забрать из одного укромного места небольшую шкатулку и привезти её ко мне в Париж при непременном условии: вы дадите мне слово дворянина, что не будете её открывать. Он дал Алябьеву подумать и спросил: Итак, вы согласны? Вы дадите мне такое слово?
А каких размеров будет эта шкатулка? не отвечая на вопрос, уточнил Алябьев. Они разными бывают. У моей матери, например, она была размером с сундучок.
Э-э-э Вполне уместится в большой дорожный саквояж, плюс-минус Или как говорят у нас в России: туда-сюда где-то около
Понятно Как у нашей кухарки Дуни: где-то около левого бедра или около правого, но не спереди и не сзади, особенно сзади руками не охватишь. Как я догадываюсь, господин Тетерин, в вашей шкатулке будут не стеклянные бусы, и тогда как же я провезу её в Польшу через советскую границу? Как я слышал, большевики проводят тотальный досмотр всей ручной клади. Да и остальными границами как быть? С немецкой? С французской? Каким будет маршрут из России во Францию?
Маршрут будет нелегальный. Вам обеспечат надёжные «коридоры».
А нельзя ли вывезти эту шкатулку дипломатической почтой? Вы купите какого-нибудь дипломата, он съездит в Ярославль, заберёт вашу шкатулку и привезёт её вам в Париж. Просто и надёжно.
Исключено, господин Алябьев.
Нет такого дипломата или у вас не хватит на него денег, господин Тетерин?
У меня хватит денег на всё наше французское посольство, глазки старичка вновь стали двузубой вилкой, но в услугах дипломатов я не нуждаюсь. Итак, вы согласны? Вы даёте мне слово дворянина, что не будете открывать шкатулку? опять спросил Тетерин.
И тогда Сергей Сергеевич сказал:
Прежде чем согласиться на ваше предложение и дать вам слово дворянина, я задам вам самый главный корыстный вопрос: сколько вы мне заплатите за эту поездку?
Ответ у Тетерина был заранее готов, поэтому он ответил без промедления:
Сто тысяч франков.
Ого! При материальном положении Алябьева эта сумма была просто огромной. Однако лицо офицера не выразило радости от услышанного, наоборот, оно даже поскучнело, как будто печать разочарования на нём поставили, ибо Сергею Сергеевичу стало яснее ясного: если Дмитрий Иванович не скупится на такие приличные деньги, то ярославская шкатулка стоит много-много дороже, а, следовательно, богом положено и поторговаться.
Заметив реакцию Алябьева, Тетерин склонил набок голову и настороженно спросил:
Нет? Сколько же вы хотите, Сергей Сергеевич?
Сто тысяч франков аванс, и сто пятьдесят тысяч после выполнения вашего поручения.
Это же четверть миллиона! не удержался от возгласа гриф-падальщик.
Да, твёрдо ответил Алябьев. На меньшее я не согласен, и вот почему: я офицер Белой армии. В стране и городе, куда я поеду, я могу столкнуться нос к носу с теми знакомыми, кто будет рад поставить меня к стенке, и, помня о своих чувствах к Лилиан Мартен, Сергей Сергеевич добавил: А умирать мне совсем не хочется. В последний год я стал очень ценить свою жизнь.
Тетерин вновь прошёлся по кабинету, остановился, покачался на ногах, взял правой рукой себя за ухо, пронзительно взглянул на Алябьева и ответил:
Хорошо! Я согласен с вашими условиями!
Теперь предлагаемая Тетериным авантюра стоила свеч. К слову говоря: денежная реформа премьер-министра Пуанкаре, приводя в устойчивое состояние сильно подешевевший франк, в июне 1928 года узаконила его стабилизацию и девальвацию, и заменила временный золотодевизный стандарт на золотослитковый. Теперь минимальная сумма банкнот, подлежащих размену на золотые слитки, составляла двести пятнадцать тысяч франков, что приравнивалось к двенадцати с половиной килограммам драгоценного металла. И такой размен банкнот на золото мог позволить себе только весьма состоятельный человек. Для несостоятельных граждан их мелкие банкноты были практически неразменными. То есть, в настоящий момент, выторговывая у Дмитрия Ивановича Тетерина двести пятьдесят тысяч франков, Сергей Сергеевич Алябьев одним прыжком перескакивал из разряда нищих в разряд богачей. При нынешних ценах, с учётом того, что он не будет шиковать налево-направо и останется жить в доходном доме господина Мартена, этих денег ему хватило бы на три года. А если ещё найти более-менее приличную работу, так совсем благодать!
Выслушав ответ Тетерина, Алябьев кивнул и вновь спросил:
Кем именно я поеду, и с какой легендой?
Разумеется, поедете не под своим именем. Положим, у вас будут три паспорта: русский, французский и немецкий. Насколько мне известно, со вторым и с третьим языком у вас никаких проблем нет, особенно с французским. Паспорта будут на разные имена, но если вы пожелаете, то французский и немецкий можно и на одно. Цель вашей поездки коммерция. Это в общих чертах. Если вы согласитесь с моим предложением, как я сейчас согласился с предложенной вами ценой, то я доведу до вас и остальные детали дела.
Мне нужно хорошенько подумать, сказал Алябьев. Сколько дней у меня на это есть, господин Тетерин?
Три дня довольно?
Предположим, что пока да.
Старичок понятливо усмехнулся:
Вряд ли вам хватит трёх дней, чтобы собрать обо мне информацию, и поэтому я помогу удовлетворить ваше вполне законное любопытство. Я коммерсант. Покупаю и продаю всё, что может принести прибыль. Я вдовец. Живу во Франции с 1912-го года. Мой старший сын живёт в Америке, младший в Швейцарии. Они занимаются тем же, чем и я. Другой родни у меня нет. Думаю, что господин де Маршаль, с которым я знаком вот уже пять лет, может добавить обо мне ещё нечто, что будет принято вами к сведению. Что ещё вас интересует, господин Алябьев?
Откуда вы родом, господин Тетерин?
Я родился в Москве, но мне довелось пожить и в других русских городах. Что-то ещё?
Вы забыли упомянуть о своём политическом кредо и о связях с криминальным миром, ибо всё, что приносит прибыль, без них, к сожалению, никак не обходится.
Тетерин остановился, взял правой рукой себя за ухо, покачался на ногах и ответил:
Мне плевать на политику. Как коммерсант, я смогу договориться с любой властью, лишь бы она не мешала моему бизнесу. То есть, в этом плане я человек беспринципный. Что же касается моих связей с теми, кто не чист на руку, то да у меня есть знакомые среди них.
Насколько у вас горит эта поездка, Дмитрий Иванович?
Чем быстрее, тем лучше, Сергей Сергеевич.
Тогда на обдумывание вашего предложения, господин Тетерин, мне нужны не три дня, а неделя ровно неделя. Через неделю я дам вам свой ответ. Если я не соглашусь, то обещаю: между нами не было этого разговора. В этом случае я забуду о вас опять же даю вам слово.
Опять согласен! коммерсант протянул Алябьеву руку. Со своей стороны я вам тоже обещаю: если вы согласитесь, то сразу же получите свой аванс. Если же нет, я тоже забуду о вашем существовании.
Сергей Сергеевич в ответ пожал сухую и ещё довольно крепкую ладонь старичка-грифа, вновь отметив: от костюма Тетерина явно пахло крупными денежными купюрами.
Мсье де Маршаль пригласил своих гостей на домашний ужин, но Дмитрий Иванович отказался, сославшись на то, что ему некогда и у него есть ещё некоторые неотложные дела.
Воспользовавшись телефоном хозяев, Тетерин позвонил кому-то и приказал:
Машину мне!
Когда он попрощался и вышел на улицу, Алябьев полюбопытствовал в щёлочку штор: за Тетериным приехал автомобиль, но отнюдь не шикарный, а из тех, какой можно было смело назвать «Марнским такси», то есть, старик-гриф и торговец чёрной икрой вовсе не хотел показаться богачом, откуда можно было сделать соответствующий вывод.