Мсье, тогда тоже мне скажите: почему вы вступились за моего отца, когда на него напали грабители?
Так получилось, Лиля.
Вас так воспитали?
Он пожал плечами.
Две недели назад, сказала Лилиан, на бакалейщика Жака Бастьена, живущего на соседней улице, тоже напали. И никто за него не вступился.
Видимо, этого никто не увидел.
Видимо! явно возмутилась она и с полицейской сухостью перечислила: Пизо, Любен, Дюли, Ривель Все почему-то вдруг взяли и ослепли! Видимо, потому что это случилось среди белого дня, сразу же после обеда. А на папу напали, когда уже темно было, и лишь вы один это увидели. Видимо, у вас хорошее зрение, мсье!
Видимо, мадемуазель.
Так мы идём?
Её настойчивость заслуживала внимания. Недаром Лилиан сказа ему: «Вы хоть и русский, но я француженка!» И так нарядно она оделась, конечно же, тоже для него одного, и поэтому отказать девушке мужчина более не осмелился.
Хорошо, согласился Алябьев. Куда мы отправимся?
Только не в кабаре! запрещающе ответила она. Там слишком много голых женских ног, и вы забудете обращать на меня внимание.
Куда же тогда? улыбнулся Алябьев: голыми женскими ногами его было не удивить. Если его и интересовали чьи-то, то это были Но он тут же одёрнул свои мысли и запретил себе думать о Лилиан с этой кобелиной стороны.
Можно в «Белый шар» или же в «Купол». Я там никогда не была, предложила девушка и задала вопрос: Почему вы столь оценивающе посмотрели на меня? Я выгляжу как несовершеннолетняя?
Отнюдь нет, мадемуазель. С косметикой вам вполне можно дать восемнадцать.
То есть, она меня старит?
Алябьев вздохнул: да чего же она хочет-то? То ли старше быть, то ли моложе?!
Нет, Лиля, она тебя не старит. Просто ты выглядишь более взрослой.
Значит, идём?
Пойдём, только я на минуточку поднимусь к себе.
Лилиан в его комнатушке похозяйничала: пол был вымыт, кровать натянута в струнку, у окна, высунув трубу в маленькую форточку, стояла переносная чугунная печка, называемая в России «буржуйкой». Она была уже капитально протоплена, отчего в комнатке было уже не влажно и холодно, а достаточно сухо и тепло. Бумажного пакета с провизией, принесённого Лилей, на круглом столике не было, но зато на нём стояла бутылка красного вина и высокий стакан. Алябьев убрал на верхнюю полку платяного шкафа Миланин «Смит и Вессон», взял оттуда свой стальной кастет в Париже в это время суток всякое могло произойти, и вновь спустился в вестибюль.
Подождём чуть-чуть, сказала Лиля. Пока вы отсутствовали, я послала Мари за такси. Вашу еду из комнаты я тоже убрала, а то она за ночь испортится. Ведь вы сегодня уже ужинали у своей Миланы, так? И сейчас тоже перекусим. Завтра утром я вам всё верну.
Алябьев покосился: в хозяйственности Лилиан было не отказать.
Минут через десять к дому подкатил синий автомобиль.
Пожалуйста, в «Ротонду» сказал Алябьев таксисту, решив, что в такие заведения, как «Ля Буль Бланш» или «Ле Дёмма» его спутнице ещё пока рано, и она тот час заметила это: по-кошачьи мягко стукнула его ладошкой по локтю, но более не возразила.
И что она в нём нашла? Ведь он ей в отцы годится!
Алябьев вспомнил их первую встречу, когда он с подачи мсье Мартена впервые пришёл в его доходный дом на улице Лепик. Войдя в вестибюль, он увидел с левой стороны открытую настежь дверь. За ней в крохотном кабинете за маленьким столом, со стоявшим на нём телефонным аппаратом, сидела молодая девушка, подперев ладонью щёку. Увидев Сергея Сергеевича, она встала и вышла ему навстречу. Он поздоровался и назвался.
Здравствуйте, мсье, ответила она. Значит, это вы спасли моего отца от грабителей?
Да, мадемуазель.
Папа рассказал мне об этом, а поэтому вы будете жить здесь бесплатно. Жильцы этого дома, в общем-то, вполне спокойные люди, однако скрывать не стану: порой некоторые из них устраивали скандалы. Если опять кто-нибудь станет нарушать надлежащий порядок, и вы будете оказывать мне помощь в его восстановлении, то 10-го числа каждого месяца папа будет выплачивать вам по двести пятьдесят франков или же больше, в зависимости от того, что произойдёт. Вы согласны на эти условия?
Согласен, кивнул Алябьев.
Хорошо, в ответ кивнула дочка домовладельца. На третьем этаже есть две свободные комнаты. Выбирайте любую. Пойдёмте!
Девушка Алябьеву сразу же приглянулась. Он любил таких худеньких и стройных, ростом ему по переносицу. Особенной красоты в её лице не было: тонкие губы, тонкий носик с чуть горбинкой, и треугольные карие глаза, но всё это было сложено в такой привлекательный рисунок, какой сразу же привлекал к себе внимание мужчин и привораживал взгляд. Идя следом за Лилиан по лестнице, смотря ей в спину и на то, что ниже её, он тогда честно подумал: «Встретилась бы она мне лет двадцать назад не упустил бы ни за что!»
Алябьев выбрал маленькую угловую комнатушку и пояснил:
Предпочитаю спартанскую обстановку. Я по жизни аскет, не люблю ничего лишнего. Шкаф, кровать, стол, стул, зеркало Что ещё нужно мужчине?
Любимая женщина, рассудительно ответила Лилиан.
Но с этим-то, мадемуазель, я как-нибудь и без вас разберусь. Теперь вопрос: сколько вы берёте в неделю за эту комнату?
Я же сказала: для вас бесплатно.
И всё же? Спрашиваю из любопытства.
Семьдесят франков. Да, она маленькая, но здесь капитальные стены, соседей не слышно, недавно сделан ремонт, нет блох, клопов и тараканов, наводнивших пол-Парижа.
А были? вновь полюбопытствовал Алябьев. Я их страсть как не люблю.
Были, мсье. Но полгода назад я их вытравила, и до сих пор нет ни одной мерзкой твари.
Замечательно! Мне у вас нравится. Даже не думал, что так хорошо устроюсь.
И вы мне понравились, мсье, вдруг сказала Лилиан. Когда вы надумаете сделать мне предложение, вспомните, что я сегодня первая призналась вам в любви.
Что-что?? изумился Алябьев.
Что слышали, мсье: я признаюсь вам в любви, и это было сказано уже безапелляционно.
Мы с вами знакомы пятнадцать минут, напомнил Алябьев.
А мне их достаточно, чтобы успеть разглядеть и узнать вас.
Это как же? спросил он, гадая: если она шутит, то это глупо, если говорит серьёзно, то у неё явно не в порядке с головой.
Не считайте меня сумасшедшей, сказала она, глядя ему в глаза. Я серьёзно. Я знаю, что говорю. В середине нынешнего октября мне исполнится семнадцать, а через год я буду совершеннолетняя. И, верьте или не верьте мне, мсье, придёт тот день, когда и вы скажете мне, что любите меня. Тогда мы с вами сядем на большой пароход и поплывём в Америку. Я никогда не плавала на большом пароходе. А вы?
Довелось, ответил он, всё ещё обескураженный её словами.
Много раз?
Три раза.
И какая поездка вам больше всего запомнилась?
Из Крыма в Константинополь.
Расскажите?
Нет, не расскажу. Это было не весёлое путешествие.
Да, папа говорил мне, что вы бывший русский офицер.
Запомните, мадемуазель, раз и навсегда: русские офицеры бывшими не бывают.
Она посмотрела на него очень-очень пристально:
Я запомнила, мсье. Но и вы мои слова тоже запомните, и, сверкнув глазами, добавила: Я такая: у меня все важные события в жизни с первого взгляда и с первого раза!
С тех пор с периодичностью в две недели Лилиан при встречах спрашивала его:
Мсье, наш пароход ещё не пришёл?
Нет, Лиля, пока не пришёл, отвечал Алябьев, сначала насмешливо, потом серьёзно, а через полгода уже и у самого сердце стало щемить, говоря ей это, ибо он осознал, что сам к девушке давно не равнодушен. И это самое неравнодушие подтвердило одно происшествие, приключившееся три месяца назад, а именно произошло то, что Огюст Мартен, нанимая Сергея Сергеевича на работу, назвал «уроном репутации» его доходного дома.
Один постоялец мсье Ламбер, встретившись в вестибюле со своим соседом по квартире мсье Перреном, вдруг без всяких причин затеял с ним скандал и отвесил ему пощёчину. Тот завопил на весь дом «Помогите!» и тогда Ламбер, выхватив из жилетного кармана дамский пятизарядный «нансен», закричал:
Заткнись, свинья! Не то застрелю!
Лилиан и Сергей Сергеевич в это время находились в кабинете девушки, где она делилась с Алябьевым своими впечатлениями о недавно прочитанной ей книге Бальзака «Озорные рассказы». Услышав крики мужчин, они выбежали в вестибюль. Ламбер одной рукой держал Перрена за лацкан пиджака, а другой тыкал ему стволом револьвера в лицо. Увидев Лилю и Алябьева, он отпустил своего соперника и наставил оружие сначала на Сергея Сергеевича, а потом почему-то перевёл его на девушку и крикнул:
Убью! Не подходи!
Лилиан испуганно воскликнула «Ай!» и закрыла лицо ладонями. И это «Ай!» так резануло по сердцу Алябьева, что он в долю секунды рассвирепел. Одним прыжком он оказался около Ламбера и тут уж не стал церемониться: выхватил у него револьвер и врезал ему по зубам. Потом рывком подняв упавшего на пол скандалиста, Сергей Сергеевич взял его за шкирку, и как нашкодившего котенка потащил на второй этаж в снимаемую Ламбером комнату. Только после того, как брошенный на диван француз в страхе закрыл голову руками и заскулил, ярость Алябьева утихла, и он взял себя в руки. Такой ярости он за собой не замечал. Обычно была другая, пропитанная ненавистью к врагам, отнявшим у него Родину, погубившим его любимую женщину Арину, убившим его друга Дюшу Радеева и других его однополчан.
Нынешняя ярость была совершенно иная испуганная, от мысли, что этот идиот может выстрелить в Лилиан и убить её. Так мужчины пугаются только за любимых женщин, и Алябьев понял это, понял и ещё раз испугался: он влюбился! Да не как-нибудь, а серьёзно! Казалось бы, обрадоваться надо, а его охватило сначала отчаяние, а потом безысходность. Но он справился, скорее всего, по привычке боевого офицера справляться со своими чувствами в самых безысходных ситуациях. Хотя вскрик Лилиан «Ай!» ещё стоял в его ушах, и сердце бешено колотилось, внешне он уже выглядел совершенно спокойным. Подняв трясущегося Ламбера с дивана, со словами: «Не бойтесь, больше я вас не трону», он усадил его за стол, налил из графина воды, дал ему выпить и велел успокоиться. В это время в комнату вбежала Лилиан. Увидев Алябьева, она облегчённо выдохнула, попятилась, и в буквальном смысле слова привалилась спиной к стене. Сейчас у неё был вид совершенно измученного человека.
Я так испугалась за тебя прошептала она, глядя на Сергея Сергеевича и обращаясь к нему на «ты». Даже ноги не держат
Всё хорошо, успокоил её Алябьев, подвигая девушке стул. Присядьте, мадемуазель. Сейчас мы закончим, и я вас провожу.
Нет, спасибо, отказалась она. Я сама Со мной теперь тоже всё хорошо, помедлила и попросила: Потом приходите ко мне в кабинет Я вас буду ждать.
Приду, обещал Алябьев. Я же вас не дослушал.
Она улыбнулась, ещё раз облегчённо вздохнула и вышла.
Простите меня, мсье, произнёс Ламбер после ухода девушки. Но вы поймите меня: я знал этого человека десять лет! Десять! Он был моим компаньоном! И он обманул меня! Вы понимаете, мсье? Он обманул!
Вы говорите о своём соседе?
Нет! слабо отмахнулся Ламбер. Этот поросёнок просто под руку мне подвернулся. Вы знаете, мсье, не было дня, чтобы этот жирный тип, увидев меня, гаденько не улыбнулся. И он опять возмущённо воскликнул о ком-то: Десять лет он был мне другом! Десять лет! И сегодня он оказался предателем! Понимаете, мсье? Предателем!
Все мы бываем предателями в приглянувшемся нам случае, ответил Алябьев. Ещё бузить будете, или с вами опять нужно по-плохому?
Нет-нет! Не буду! Мне стыдно, что я сорвался! Простите Буду вам очень признателен, если полиция мной не заинтересуется! он протянул Алябьеву деньги.
Не нужно. Мне платят за мою работу, ответил Сергей Сергеевич.
Чаевые, пояснил тот, смотря на собеседника с недоумением: дают, а он отказывается!
Мсье, я не официант, тоже объяснил ему Алябьев. А мои чаевые это ваш револьвер. И не вздумайте ещё раз направлять оружие на человека. Оно, к вашему сведению, стреляет и последствия бывают очень плачевными. И ещё знайте: если бы вы выстрелили в мадемуазель Мартен, я бы вас на куски порвал. Так что легко отделались.
Я понял, мсье Ламбер убрал деньги, потрогал челюсть и заметил: Хлёстко бьёте, а потом пожаловался: Револьвер мне покойная сестра подарила. Жалко
Сергей Сергеевич разрядил барабан маленького «велодога», убрал патроны в свой карман, вернул оружие Ламберу и настоятельно посоветовал ему:
Пойдите к мадемуазель Мартен, а потом к мсье Перрену и извинитесь перед ними за свой дурной поступок. Если желаете, я схожу вместе с вами. Но уж если они решат обратиться в полицию, то это их дело.
Ламбер встал перед Лилиан на колени, извинился и слёзно попросил на него не заявлять. Она ответила, что заявит в полицию только в том случае, если сначала заявит мсье Алябьев или рекомендует ей сделать это. Сергей Сергеевич поморщился, и девушка сказала:
Тогда я вас тоже прощаю, но знайте: если бы вы выстрелили в мсье Алябьева, ваш бы револьвер меня не остановил! Я бы загрызла вас даже мёртвая!
И в тот момент, смотря на управляющую доходным домом мадемуазель Мартен, Алябьев нисколько не усомнился в её словах: загрызла бы!
Толстый мсье Перрен, сбежавший с места скандала, едва Ламбер отпустил его пиджак и направил револьвер на Алябьева, выслушал своего обидчика, кивнул ему, дескать, извинения принимаются, в полицию, так и быть, обращаться не стану и, действительно, улыбнулся ему на прощание весьма гаденько.
После того, как всё дело было по-хорошему улажено, мсье Ламбер сказал Алябьеву:
Я ваш должник, однако, спустя день, он съехал с квартиры в неизвестном направлении, видимо, передумав оставаться в должниках, ведь слово «должник» сродни слову «совесть».
Итак, Алябьев и Лилиан поехали в «Ротонду», где пробыли до двух ночи. Пожалуй, это можно было назвать их первым свиданием и, надо сказать, что дочь мсье Мартена вела себя очень достойно. Здесь каждый посетитель старался привлечь к себе внимание, хоть какое-то. Она же, совсем не стараясь, его привлекала. Как заметил Алябьев, минимум десяток мужчин положил глаз на невинную юность Лили и на её поведение в этом богемном заведении: ни капли чопорности в отношении к окружающему, ни малой толики обыденности к вокруг происходившему, ни грамма развязности после выпитого шампанского ничего! Всё в нужных рамках! А глаз у Сергея Сергеевича был опытным. На его взгляд Лилиан допустила всего лишь одну ошибку, после того, как её пригласил на танец красивый молодой человек со стеснительным румянцем на щеках. Она взглянула на Алябьева: вы разрешаете? И когда он согласно кивнул, она всё равно резко ответила пригласившему её кавалеру:
Нет! Я танцую только с тем, кто мне нравится, и с вызовом посмотрела на Алябьева.
Молодой человек ещё больше зарумянился и отошёл к своему столику.
Мадемуазель! Нужно было сразу же ему отказать, а не обнадёживать, интересуясь моим мнением и получая моё согласие, шепнул Лиле Алябьев. Сейчас он, обиженный вашим отказом, будет пить рюмка за рюмкой, затем снова подойдёт к вам и
Я буду танцевать только с вами! Лиля обиженно и смешно оттопырила нижнюю губу. И вообще, мсье: я всегда буду только ваша!
А меж тем молодой человек «накидывался» спиртным и после каждого фужера нехорошо посматривал на Лилиан и Алябьева. Похоже, что дело близилось к драке этот «богемщик», видно, совершенно не привыкший к отказам женщин, со всей серьёзностью единственного и неповторимого любовника «клюнул» на Лилю, и теперь, выпив, и выпивая всё больше и больше, считал, что девушка должна ему, как земля крестьянину.
Алябьев не видел в нём соперника, а вот трое других мужчин, с которыми он находился в компании, и верзила под два метра, ему не нравились. Особенно верзила. Доводилось ему «списывать» таких как этот в 16-м году в ходе рукопашной, но то был единичный случай. Тогда вражескую позицию надо было взять непременно и до неё совсем «ничегошеньки» оставалось, какая-то сотня метров. Алябьев скинул шинель, чтобы не мешала, взял у убитого солдата «трёхлинейку», и, увлекая за собой подчинённых, побежал под огнём неприятеля к его рубежу. За спиной он услышал отчаянное и злое «А-а-а-а-а!!!» это его солдаты пошли за ним. В голове промелькнуло: «Держитесь, гансы! Сейчас будет вам и «кофий и какава»!» Германский огонь превратился в бешеный. Как Алябьева тогда не настигла пуля один Господь знает. Добежав до вражеского окопа, он спрыгнул в него и оказался перед огромным унтером с винтовкой. Прикреплённый к её стволу однолезвийный штык-нож, на самом конце двухлезвийный, кровожадно глянул на Сергея Сергеевича: «Ты готов к смерти, иван?!» Издав «Х-х-ха!», германец сделал стремительный выпад, ударив русского офицера штыком в живот. Алябьев подался назад, в последний момент отбив винтовкой штык и, интуитивно понимая, что ударить прикладом унтера это дело бесполезное, такого кабана вряд ли свалишь, бросил винтовку и в кошачьем прыжке кинулся на германца, клещом вцепившись в ворот его шинели. Тот выпрямился, завертелся влево-вправо, пытаясь сбросить Алябьева и освободить свою винтовку, елозившую где-то в районе алябьевского ремня. Но Сергей Сергеевич ударил унтера лбом в лицо: раз! два! три! Германец попятился, колени у него как будто бы подломились, но он всё равно устоял, выдохнув: «Тойфель!» А «дьявол» в лице Алябьева, всё так же вися на германце, кинул руку к голенищу своего сапога, выхватил трофейный кинжал и вонзил его под кадык противника. Унтер выронил винтовку, захрипел и грохнулся на спину, в агонии колошматя русского офицера кулаками по вискам и по затылку, да так каменно, что в голове у него помутилось.