Л. Н. Горюновой проводится психолого-историческая реконструкция личностно-деятельностных оснований славянской традиции с позиции цивилизационного подхода. Под традицией понимается «система практической деятельности, воспроизводимая и транслируемая из поколения в поколение». Рассматривается взаимосвязь образа действия, личности, традиции и цивилизации. Показаны различия в психологической структуре деятельности в восточном и западном типах цивилизации.
В статье И. Н. Дворниковой проанализированы особенности исследований ритуала в зарубежной и отечественной психологической науке. Автором ритуал представлен с позиции культурно-исторической теории как психологическое средство регуляции поведения людей в группе.
В рамках психоисторического исследования М. М. Дробышевой проводится сравнительный анализ творчества двух художников: Винсента Ван Гога и Давида Бурлюка. Показано, что уникальный художественный стиль и личность Ван Гога оказали влияние на развитие творчества Бурлюка и всего мирового художественного искусства. В статье Н. Ю. Стоюхиной представлена реконструкция социально-психологических особенностей советской эпохи через призму автобиографического романа писателя Н. Кочина, где историческое время представлено опосредованно через систему представлений и отношений автора. На важность подобных исследований указывали Б. Г. Ананьев. Б. М. Теплов, И. В. Страхов, Л. С. Выготский, В. А. Кольцова и др., так как художественная литература и в целом продукты художественного творчества выступают богатейшим источником знаний о психике человека (Кольцова, 2008).
В четвертом разделе сборника представлены кросскультурные исследования в русле исторической психологии. Они открываются анализом становления и развития культурно-исторической парадигмы в психологии в целом (И. А. Юров). В рамках изучения феномена толпы дан теоретический анализ особенностей его проявления в различные исторические периоды и в разных культурах (Л. Г. Почебут). Проведена психолого-историческая реконструкция революционной картины мира у различных культурных типов (Россия и Латинская Америка), представлен психолого-биографический анализ личности революционера (на примере Л. А. Тихомирова и Э. Че Гевары) (А. Г. Сулейманян). Предлагается новый взгляд на рост психометрического интеллекта в XX в.: анализируется динамика инновационной активности в контексте проблематики эффекта Флинна (А. А. Григорьев). Исследуется история денежного обращения с позиции появления новых форм денег как результата решения творческих задач (И. Р. Федоркова).
Пятый раздел открывается исследованием истории изучения проблем российского сознания в отечественной психологии конца XX начала XXI в. (Г. В. Акопов, Л. С. Акопян). В ходе сравнительного анализа содержания конференций, посвященных данной проблематике и проводимых в г. Самара, авторы делают вывод о том, что именно они послужили отправной точкой введения понятия менталитет (ментальность) в научный дискурс и таким образом способствовали «комплексированию научных проблем сознания и ментальности» в психолого-исторических исследованиях. Эти конференции помогали развитию новых направлений в российской психологии исторической психологии, менталистики и полименталистики, экономической психологии, в свою очередь обогатив и содержание самой психологии сознания.
Далее в этом разделе представлены конкретные эмпирические исследования по проблемам исторического сознания, касающимся особенностей становления, сохранения и осмысления исторического опыта в индивидуальном и групповом сознании. Это психолингвистический анализ динамики языковых средств концептов «душа» и «дух» в русском индивидуальном и коллективном сознании в период 18002015 гг., проведенный на текстах, входящих в Национальный корпус русского языка (Л. В. Куликов); изучение представлений современных россиян о празднике, отраженных в их языковом сознании, и их сравнение с представлениями позднесоветского периода, выполненное с помощью метода сравнения ассоциативно-вербальных полей слова «праздник» (А. М. Борисова); это работа, посвященная анализу интереса современных интернет-пользователей к личности и деятельности Петра I и его реформам, демонстрирующая актуальность изучения сознания больших социальных групп на историческом материале с привлечением современных информационно-коммуникационных технологий (А. Л. Журавлев, Д. А. Китова); наконец, это поисковое исследование особенностей восприятия темпоральной стороны безопасности в русских народных пословицах и поговорках, проведенное с использованием метода многомерного шкалирования и экспертной оценки (Т. М. Краснянская, В. Г. Тылец). Подобные работы интересны, перспективны и набирают силу в социогуманитарных науках в настоящее время. Они подтверждают возможность соединения в психолого-исторических исследованиях идиографических и номотетических методов, что позволяет снять вопрос о достоверности полученных результатов в данной области знания.
Завершая обзор исследований, представленных в настоящем сборнике, можно констатировать, что историческая психология является активно функционирующей отраслью современной психологической науки. Перспективы ее дальнейшего развития видятся в углублении методологической рефлексии, в разработке методического инструментария и расширении междисциплинарных связей как внутри самой психологии, так и в рамках взаимодействия с другими социогуманитарными науками. Это позволит ей решать важнейшие задачи, стоящие перед современным обществом, и эффективнее реализовывать мировоззренческую, методологическую и прогностическую функции.
Литература
Ананьев Б. Г. О проблемах современного человекознания. СПб.: Питер, 2001.
Головей Л. А., Журавлев А. Л., Тарабрина Н. В. Б. Г. Ананьев и междисциплинарные исследования в психологии (к 100-летию со дня рождения) // Психологический журнал. 2017. Т. 38. 5. С. 108117.
Гуревич А. Я. Исторический синтез и школа «Анналов». М.: Индрик, 1993.
Дильтей В. Описательная психология. СПб.: Алетейя, 1996.
Журавлев А. Л., Ушаков Д. В., Юревич А. В. Менталитет, общество и психосоциальный человек (ответ участникам дискуссии) // Психологический журнал. 2017. Т. 38. 1. С. 107112.
Историогенез и современное состояние российского менталитета / Отв. ред. А. В. Кольцова, Е. В. Харитонова. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2015.
Историогенез и современное состояние российского менталитета: Вып. 2 / Отв. ред. А. Л. Журавлев, А. В. Кольцова, Е. Н. Холондович. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2016.
Историческая психология: предмет, структура и методы: Учеб. пособ. / Под ред. А. А. Королёва. М.: Изд-во МосГУ, 2004.
История и психология / Под ред. Б. Ф. Поршнева, Л. И. Анцыферовой. М.: Наука, 1971.
Кольцова В. А. Историческая психология как комплексная отрасль знания: теоретико-эмпирический анализ // Психологический журнал. 2011. Т. 32. 3. С. 8595.
Кольцова В. А. История психологии: Проблемы методологии. М.: Издво «Институт психологии РАН», 2008.
Кольцова В. А., Журавлев А. Л. Сущностные характеристики и факторы формирования российского менталитета // Психологический журнал. 2017. Т. 38. 3. С. 517.
Королёв А. А., Журавлев А. Л., Кольцова В. А. История и психология: неумолчный диалог: Учеб. пособ. / Под ред. А. А. Королёва. М.: Изд-во МосГУ, 2011.
Личность и бытие: субъектный подход: Материалы научной конференции / Отв. ред. А. Л. Журавлев, В. В. Знаков, З. И. Рябикина. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2008.
Методология комплексного человекознания и современная психология / Отв. ред. А. Л. Журавлев, В. А. Кольцова. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2008.
Сметанина О. М. Проблема психологии народов в творчестве Вильгельма Вундта: Дис. канд. психол. наук. Нижний Новгород, 1999.
Субъектный подход в психологии / Под ред. А. Л. Журавлева, В. В. Знакова, З. И. Рябикиной, Е. А. Сергиенко. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2009.
Февр Л. Бои за историю. М.: Наука, 1991.
Шкуратов В. А. Историческая психология. М.: Смысл, 1997.
Раздел 1. Методологические проблемы исторической психологии
Историческая психология в системе социогуманитарных наук
Е. В. Харитонова
doi: 10.38098/thry.2020.25.72.002
Интерес к исторической психологии в нашей стране имеет неравномерный характер: периоды подъема и увеличения публикаций чередуются с периодами заметного снижения числа работ в данной области. Эти колебания можно объяснять разными причинами. Например, некоторые полагают, что в такие исторические периоды, когда общество (народ, нация, государство) находится на подъеме, уверенно смотрит вперед, увлечено созиданием нового и не ориентируется на прошлые достижения («Мы наш, мы новый мир построим»), количество исследований в области исторической психологии заметно снижается. И наоборот: когда общество переживает непростые времена, кризис, периоды преобразований, оно начинает чаще вспоминать прошлое, в какой-то степени идеализировать его, использовать прошлые достижения и, если это возможно, возрождать его отдельные элементы. В таком случае, можно предположить, что историческая психология помогает обратиться к прошлому, его урокам и становится наиболее актуальной в непростые периоды жизни общества.
Полагаем, что без изучения и переосмысления прошлого, без анализа исторического опыта затрудняется понимание настоящего и особо сложным представляется прогнозирование будущего. «Исторические катастрофы и переломы, которые достигают особенной остроты в известные моменты всемирной истории, всегда располагали к размышлениям в области философии истории, к попыткам осмыслить исторический процесс, построить ту или иную философию истории»; «все указывает на то, что в человеческой истории есть периодическое возвращение тех же моментов, не в том смысле, чтобы они могли по существу повторяться, потому что ничто исторически индивидуальное не повторяется, но в том, что есть формальное сходство, которое помогает постигнуть эпоху, сопоставив ее с эпохой предшествующей» (Бердяев, 1969, с. 7, 215).
Историческая психология: источники становления и предшествующие влияния
Историческая психология относительно новая область знания, оформившаяся в мировой науке в качестве самостоятельной дисциплины в 1940-е годы, на стыке психологии с широким кругом социогуманитарных наук историей, социологией, культурологией и др. Впервые сам термин был предложен французским психологом И. Мейерсоном в 1948 г. Он упомянул такое словосочетание в своей книге, получившей название «Психологические функции и произведения», и предложил его для обозначения специальной научной дисциплины, направленной на изучение психики человека в конкретно-исторических условиях, на исследование изменений психического склада личности в процессе социального развития.
Однако исследования в области исторической психологии начались еще задолго до введения такого обозначения. Упомянем, например, работу В. Вундта «Психология народов. Исследование закона развития языка, мифов и обычаев», 10 томов которой, опубликованные в 19001920-х годах, справедливо относят к предметной области исторической психологии. В это же время в Германии М. Лацарус и Г. Штейнталь проводили свои исследования «духа народа», которые также могут быть отнесены к истокам исторической психологии. В 1859 г. они основали журнал «Психология народов и языкознание», в котором публиковались статьи, посвященные проблеме исторического влияния на формирование народной психологии посредством языка, религии, мифа, обычаев и т. п.
Еще одно направление, осуществившее синтез истории и психологии и лежавшее в основе исторической психологии, сложилось в европейской науке благодаря французским историкам школы «Анналов», представленной в 1929 г. Марком Блоком и Люсьеном Февром. М. Блок изучал ментальность людей прошлого и считал, что в конечном итоге определяющим фактором человеческих поступков в истории является психология. Эти идеи были продолжены в психолого-исторических исследованиях Ж. Вернана, М. Детьена, П. Франкастеля, Р. Мандру, Ж. Ле Гоффа, Ж. Дюби, которыми были осуществлены реконструкции мировоззрения, индивидуального и коллективного сознания людей различных эпох, выявлено своеобразие их личностей, чувств, ментальности.
Л. Февр призывал к интеграции усилий историков и психологов: «Не менее очевидно и то, что зарождение подлинной исторической психологии станет возможным благодаря заранее ясно оговоренному сотрудничеству историков и психологов. Психологов, направляемых историками. Историками, которые, будучи должниками психологов, должны взять на себя заботу об организации их труда. Совместного труда, яснее говоря труда коллективного» (Февр, 1991, с. 107).
В США в предметном поле исторической психологии проводились исследования сразу по нескольким направлениям научного знания: социально-культурной антропологии, кросскультурной психологии и психоистории. С начала XX в. в Америке набирают популярность исследования, посвященные происхождению и функционированию человека в контексте культуры в рамках социально-культурной антропологии. Основные идеи и логика данного направления созвучны работам Вундта, Лацаруса, Штейнталя: для того, чтобы познать психологические особенности человека из любого общества, необходимо изучать его культуру, а именно язык, традиции, обычаи. Так, Ф. Боас изучал культуру и языки индейцев, живущих в Северной Америке, Р. Бенедикт описала их представления о духах-оберегах. Широко известна и ее работа «Хризантема и меч», выполненная по заказу Службы военной информации США в 19441946 гг. и направленная на изучение японской культуры, особенностей японского национального характера в современном понимании. М. Мид описала особенности социализации детей и подростков на Самоа, и т. д. Общим для всех этих исследований стало выявление различных аспектов инкультурации, социализации личности в зависимости от культуры, национальных особенностей. Любые поступки и действия личности в данном контексте рассматривались как элементы культуры, усвоенной через определенные модели мышления и нормы; затем подобные проявления стали считать стандартизированным поведением в обществе.
Более поздние исследования в области кросскультурной психологии также опираются на «Психологию народов» В. Вундта и работы американского исследователя В. Риверса, который возглавил экспедицию психологов и антропологов, изучавших связь между культурой и основными психологическими процессами в Южно-Тихоокеанской зоне. Однако подлинный расцвет кросскультурной психологии начинается только в 1960-е годы. Основной темой становится изучение черт сходства и различия в мышлении и поведении людей разных культур и создание всеобъемлющей универсальной психологии (Г. Триандис, Д. У. Берри, У. Д. Лоннер, Д. Брунер, Г. Яхода, Г. Мюррей, Г. Виткин и др.).
Психоистория также относится к направлениям научного знания, которые проводят свои исследования в междисциплинарной сфере. Первая работа по психоистории вышла в 1958 г.: это труд Э. Г. Эриксона «Молодой Лютер. Психоаналитическое историческое исследование» (Эриксон, 1996). Используя психоанализ, автор делает попытку объяснить «тип душевной организации» и индивидуальные кризисы молодого монаха, которые протекают на фоне исторических кризисов, их взаимосвязь и взаимовлияние. Таким образом, методологической основой психоистории является психоаналитическая теория З. Фрейда и ее развитие в неофрейдизме. Она используется при анализе исторической личности, выявляя ведущие мотивы (как сознательные, так и бессознательные), которые определяют ее поведение и деятельность. Ведущий представитель данного направления Ллойд де Моз полагает, что психоистория является наукой о моделях исторической мотивации при использовании для этой цели психоаналитических методов. Однако, на наш взгляд, представители психоистории (Л. де Моз, Д. Крен, Д. Плэтт, Г. Лоутон и др.) не являются в полной мере историческими психологами, так как их подход к объяснению взаимосвязи психологии и истории ограничен одним методом и потому не позволяет выявлять весь спектр детерминации поведения, мышления, деятельности, состояний как отдельного человека, так и какой-либо социальной группы в тот или иной исторический период.