Чаш оф чи - Мария Фомальгаут 3 стр.


Мне чертовски повезло, что подвернулся пустой хоме, по крайней мере, еще пустой,  стараюсь не думать, что будет, когда вернутся персоны. Сейчас мне некогда думать, через сколько дней вернутся персоны, и что тогда будет, я должен читать буки, я должен читать ньюсы, я должен понять, что случилось, если я вообще смогу понять, что случилось. Какая война, почему война, мы никого не убивали, мы ни у кого ничего не отбирали, мой фазер никогда не опустошал благодатные земли, никогда не выпивал всю кровь из чужой земли, да видели бы вы, как он благоустраивал гардены вокруг заброшенного кастла, много вы понимаете вообще Что за бред вообще, мы не пьем ничью кровь, мы не крали ни у кого кастлы, не угоняли кастлы в рабство, мы не забирали свет чужих звезд, не оставляли чужие земли в холоде

Щелкает входная дверь,  исчезаю в лабиринтах дома, если здесь вообще можно исчезнуть, прислушиваюсь к непривычным, жутковатым R без палочки и повернутым на бок Е. Нужно спрятаться, затаиться, только сначала нужно прихватить вон тот бук с флагом земли на обложке, той земли, где мой родной кастл, где гарден вокруг кастла и файр в очаге. Бук выскальзывает из моих хандов, с легким стуком падает на пол,  бежать, бежать, понять бы еще, куда бежать, откуда взялась стена за спиной, не было же никакой стены, как из-под земли выросла, ман и две воманы, смотрят на меня, как на какое-то чудовище, вертятся в голове и не вспоминаются никакие гуд день и хэй, фазер говорил какое-то слово, которое невозможно выговорить, я и не смогу его вспомнить было же какое-то другое, сейчас, сейчас

 Топ-ри фет-чер

Они отступают, расступаются, смотрят на меня настороженно, устраиваются за табле, мне не остается ничего кроме как сделать то же самое, понять бы еще, какую вилку в какой ложке держать, зорко смотрю за сидящими за табле, долго не решаюсь попробовать нечто осклизлое, дрожащее, причудливое на вкус. Персоны переглядываются, быстро переговариваются своими R без палочки, опрокинутыми Е, наконец, кто-то из манов пододвигает к себе кап  я и ахнуть не успеваю, как ман прокалывает себе запястье, в кап падают кровавые капли, одна, две, десять, двадцать,  ман брезгливо пододвигает кап ко мне.

Меня передергивает  понимаю, что не смогу себя пересилить, не смогу этого сделать, и пусть меня хоть выставляют из хома на колд, я не заставлю себя. Персоны смотрят на меня с недоумением, не верят, не понимают, как такое возможно, как так-то, и это не то недоумение, какое бывает, когда отказался следовать какому-то обычаю, тут другое что-то, как это так, он не пьет кровь, он же должен, он же

 А у вас что не пьют кровь?  спрашивает воман. Раскатом грома это рычащее  кр-р-р-р-овь, R с оторванной палочкой.

 А нет

 А что у вас

 А рыб рыб с чипсом шепард пай

 Это как?

 Пастуший пирог пудинг корниш

Они смотрят на меня, не верят, как я могу есть пироги и пудинги, я же должен пить кровь


 кот и скрипка корова прыгнула через луну тарелка сбежала с ложкой

Проклинаю себя, что не смогу сыграть эту мелодию, а без мелодии так непонятно, и без картинки непонятно, в буке картинка была, а сейчас я только могу рассказать про пабы Кот и Скрипка, Тарелка и Ложка, Корова и Луна а вот еще послушайте, Хампти-Дампти сидел на стене

Мой стори прерывается ревом и грохотом там, на улице,  я еще не успеваю выскочить вслед за бегущим на улицу персонами, но уже понимаю, что таун горит, охваченный файром. Не сразу слышу за треском файра низкий гул в небе, не сразу вижу низко летящего стального равена, он парит над пылающим тауном, он охотится на таун, тауну от него не убежать

Персоны целятся из ганов, я тоже целюсь из гана, я не верю, что попаду в равена, мне даже странно, что я попадаю в стального равена, который беспомощно кувыркается в воздухе, огибает причудливую дугу и падает на опушку вуда. Я бегу туда, я понимаю, что это еще не все, что в глубине стального равена есть персон, которого я должен добить, чтобы спасти таун, он должен выбраться из обломков равена, если он там один, а то может оказаться и тен, и еллевен.

Я открываю дор равена, я не верю себе, когда вижу изуродованные окровавленные останки, в которых с трудом угадывается лицо Мике, почему Мике, это неправильно, что Мике, он не должен быть здесь, он не должен жечь таун, он не должен лежать здесь мертвый, этого быть не должно.

Мне не дают опомниться, уже который раз мне не дают опомниться,  когда я слышу низкий гул стальных равенов там, высоко в небе, я вижу, как они ровным клином движутся к высокому хиллу, чтобы расположиться там на ночлег. Стальной равен нависает над опушкой,  кажется, они заметили меня, и самое главное, заметили мой дресс, альбион дресс, такой непривычный здесь, в Беловодье. Мне сбрасывают веревочный трап, я и не ожидал, что по нему так трудно карабкаться, что он будет отчаянно раскачиваться в разные стороны, вертеться волчком,  кто-то втаскивает меня в стальные глубины равена, приговаривает что-то, я слышу знакомые неперевернутые гортанные R, θ, ð, я жду, что от них повеет теплом, я не понимаю, почему от них не веет теплом, почему мне сразу вспоминается обескровленная земля и шахматные ленты на фуражках

Её зовут Жане, я вижу её имя на груди, Жане, оно должно звучать как-то по-другому, я не хочу по-другому, не понимаю по-другому.

Беловодье, говорит Жане.

Они выжидают  чтобы прийти на землю белых скал, чтобы пить нашу кровь и кровь земли, чтобы стреножить наши замки и увести их в рабство.

Я хочу замотать головой, я хочу сказать, что это не так, не так, не так, ничего подобного, я уже открываю рот  когда понимаю, что мне нечего сказать, что я совершенно не знаю, что происходит, но черт возьми, одно я нзаю точно, я же видел таун и теплые уютные румы, и двойные доры, и буки, и табле, на котором стоял диннер, который мы ели, и они удилвялись, почему я не пью кровь

 Там там двойные доры двойные

Жане не успевает ответить, кто-то звонит Жане, я вижу, как меняется её взгляд, где-то я уже видел такие взгляды, вспомнить бы еще, где, а да, конечно, так смотрят на чужих, так смотрят, когда хотят сказать  вы должны покинуть кастл, так смотрят те, кому по телефону рассказывают, кто я такой на самом деле

А дальше все как в тумане, рука сама поворачивает рычаги, закрывает равен, на старт, внимание, тен секунд до старта эйч севен фиве где-то в отголосках памяти  файв, файф, да какой файв, когда  фиве, ту, ван

я не успеваю за скоростью, моя кровь не успевает за мной. Я хочу домой, я хочу в кастл, где южная товер и северная товер, где гарден и задний ярд, где либрария и файр в очаге. Я беру курс на землю, которая альбион, я теперь там все сделаю лучше, я сделаю смеситель в раковинах, и еще проведу отопление и сделаю двойные доры и двойные глассы в виндах, и наберу себе буков где все ворды как читаются, так и пишутся, там будет корова, которая прыгает через луну, и хампти-дампти, который сидит на стене, и будет рак верхом на пауке и череп на гусиной шее, и пляшущая мельница. Если бы я был не я, а кто-то другой, если бы все это было в буке, а не на самом деле, я бы должен был остаться, я должен был открыть им глаза на мир, рассказать им всем правду, только чтобы рассказать правду, нужно знать эту правду, а я не знаю, я до сих пор не могу толком понять, что произошло и что происходит. Поэтому я просто хочу домой, если вообще существует какое-то  домой.

Небо ощеривается выстрелами с той и с другой стороны, небо трясется от летящих равенов, я вижу, как кровоточит разорванная, растерзанная земля, я вижу тауны, которые бегут по хиллам, еще пытаются спастись от всепожирающего файра. Я уже понимаю, что в меня будут стрелять  как с той, так и с другой стороны, я понимаю, что я чужой как для тех, так и для других, я никогда не был для них своим, и никогда не стану своим.

Я все еще надеюсь вернуться домой, даже когда вижу, как мой таун раскалывается на мириады осколков, разорванный снарядом, и сама земля, на которой он стоял, ползет трещинами, выплевывая потоки раскаленной магмы. Отсюда я не вижу, где земля, и где луна, на таком расстоянии они обе становятся лунами, далекими, маленькими, разрывающимися на куски в ослепительной вспышке


собираю обломки, остатки, осколки, по кусочкам, по фрагментам, скрепляю воспоминаниями. Из обломков камней собираю кастл, но не такой, каким он был, а другой кастл, с двойными дорами, с двойными глассами в виндах, с толстыми стенами. Собираю клочочки земли и грасс, застывшие в космосе фловы, чтобы сделать передний ярд и задний ярд. Хочу собрать буки, чтобы сделать либрару,  буков нет, буки сгорели дотла в пламени вара. Чувствую, что кастл без буков как бы и не совсем кастл, и нужно хотя бы самому написать бук. Бук будет такой, как я хочу, в нем все слова будут читаться так же, как пишутся, а еще не будет перевернутых R и Е, поваленных на бок, и перевернутых и удвоенных К. Я с немалым трудом нахожу копибук и пен, и

и

Понять бы еще, о чем именно будет бук, вот ведь, сколько раз хотел написать бук, говорил себе, когда вырасту, обязательно напишу бук, нет, я еще недостаточно вырос, еще не сейчас, еще потом, и сейчас еще недостаточно вырос, еще потом, и еще не сейчас, и еще И как назло сколько вертелось в голове закрученных сюжетов, удивительных приключений и невероятных событий,  сейчас не осталось ничего, вар как будто вытрясла из меня все мысли, все до единой

а вот оно что

Ну, конечно же

Понимаю, что мне не остается ничего кроме как написать все как было, с того самого момента как утром в половине еллевенного они пришли в мой кастл, на них были фуражки с шахматными лентами, и они сказали мне

Записываю  без перевернутых R и поваленных Е, напоминаю себе, что у меня все слова читаются как пишутся. Смотрю на запас кислорода, прикидываю, что должно хватить


Очередной

Они никогда не кончаются, думаю я, глядя на бесконечно длинные вереницы стеллажей, они никогда и нигде не кончаются, они доходят до края вселенной, протыкают её насквозь, эти стеллажи, и тянутся дальше и дальше  полки со всеми мыслимыми и немыслимыми книгами. Он ведет меня куда-то в никуда, он, как будто не замечающий всего этого изобилия книг, втыкаюищй в свой телефон,  ловлю себя на том, что злорадно жду, когда он споткнется и провалится куда-нибудь в бездну,  потому что вниз эти стеллажи тоже уходят в бесконечность.

 Вот здесь,  говорит он настолько низким голосом, что я не верю, что это его голос, волей-неволей начинаю искать, кто это говорит, не нахожу. Он толкает неприметную дверь между стеллажами, которая появилась как будто только что, я вхожу,  чтобы увидеть одну-единственную книгу, для чего-то закованную в цепи, как будто эти цепи хоть раз спасали кого-то от смерти

 осторожнее,  одергивает меня он, даже на секунду выныривает из своего телефона, чтобы тут же провалиться туда снова.

 Не беспокойтесь, я книг достаточно повидал

 Те тоже так говорили,  фыркает он, выныривает из телефона.

 Те?

 Ага, пятеро их было то есть, на моем веку пятеро, а так-то человек двадцать там сгинули тоже вот так говорили, я про книги все-все знаю, повидал-повидал

 Ну, знаешь есть те, которые говорят, есть те, которые и правда знают.

 Вот-вот, они прямо слово в слово так говорили,  он снова выныривает,  и умирали

Выходит, не вынимая головы из телефона, бормочет что-то, что зайдет через пять минут.

 Через пять минут?

 Ну да, обычно к этому времени умирают

Меня передергивает, вот так, совсем хорошо, меня уже похоронить успели. В сердцах открываю книгу прямо здесь, прямо сейчас, чтобы посмотреть, как мой спутник вынырнет из своего телефона и пулей вылетит за дверь.


нет, обычно в книгах так не бывает, обычно в книгах сразу встречают читателя, показывают, что да как. Ну да ладно, книги разные бывают, иногда такие попадаются, что откроешь страницу и сразу провалишься в бурлящий водопад, или окажешься посреди бескрайнего океана. Так что мне еще повезло, что всего-то навсего оказался посреди чистого поля, и черт пойми, куда идти дальше. Иду куда-то в никуда, прячусь от порывов ветра, кутаюсь как могу, н-д-а-а, надо было одеться теплее, так кто же знал, что тут такое, на обложке вроде бы уютная комната с камином, а внутри холодная пустошь, открытая всем ветрам

Чем дальше, тем больше подбираются холод и тьма,  я не знаю, сколько сейчас времени, но что-то мне подсказывает, что здесь темнеет рано. Не сразу понимаю, что темнота ночи оказывается не моим врагом, а моим союзником  бесконечно далеко на горизонте вспыхивает огонек, я иду к нему, как кажется, несколько миллиардов лет, и все больше чувствую, что не приближаюсь ни на шаг. Когда добираюсь до маленького дома на окраине деревни, понимаю, что уже не чувствую своего закоченевшего тела. Дергаю дверной колокольчик, он отзывается жалобным дребезжанием. Дверь долго не открывается, дом, кажется, затих, затаился, чтобы не пускать меня. Наконец, дверь поддается, недоверчиво смотрит на меня.

 Вечер добрый.

 Что вам угодно?

 Я читатель.

 Очень приятно.

 Да вы не поняли я читатель.

 Отчего же, понял. Так что вы хотите?

 Разрешите войти?

 Назовите вашу фамилию.

Называю.

 Простите, вас нет в списках приглашенных.

 Но я читатель.

 Мы очень рады.

Дверь уже готовится захлопнуться, когда я, наконец, догадываюсь показать удостоверение читателя. Дверь долго изучает удостоверение, сомневается, думает, уходит с кем-то советоваться, долго-долго не возвращается. Наконец, когда я уже успеваю окончательно закоченеть, дверь возвращается, нехотя впускает меня в дом.

 Добрый вечер,  говорю собравшимся немногочисленным гостям,  с кем имею честь

 Вечер добрый,  нехотя отзывается кто-то, возможно, хозяин, а возможно, что и нет. Усаживаюсь в кресло, спрашиваю себя, а имею ли я право вообще сесть в кресло, и взять бокал, и прислушаться к разговорам, ну вы же понимаете, такое наследство свалилось как снег на голову, ни с того, ни с сего

 Простите  осторожно спрашиваю,  какое наследство?

 Вам не кажется, что вы задаете вопросы, которые вас не касаются?  говоривший смотрит на меня так многозначительно, что я даже не могу сказать, что вообще-то это мое законное право, я же читатель, я же а кто, собственно, сказал, что это мое законное право нет, ну а как же иначе

Гости поднимают бокалы, осторожно пью, надеюсь, что меня не отравят, хотя кто сказал, что меня не отравят, может, только того они и ждут

Молодой человек напротив меня падает на стол, дергается в конвульсиях, я понимаю, что жить ему осталось считанные секунды, если не меньше, вот так, да Бросаюсь к нему, еще пытаюсь помочь, должен же я что-то делать, черт меня дери, кто-то отталкивает меня, прогоняет, прочь, прочь

И  шепотом, шепотом по залу страшное слово  убийство убийство убийство!

Лихорадочно вспоминаю, кто подал бокалы, кто прикасался к бокалам на столе, или нет, лучше подождать, что скажет детектив, интересно, кто здесь будет детективом, а я даже с ним еще не познакомился

 это сделали вы.

 Простите?

 Это сделали вы вы арестованы.

Я не понимаю, что происходит, почему мне скручивают руки за спиной, постойте, постойте, это не я, не я, с чего вы взяли, что я

 Когда вы подсыпали яд ему в бокал?

 Я я не подсыпал.

 Когда вы это сделали?

 Честное слово, я не подсыпал вы мне скажите, зачем мне вообще это делать?

 Затем, что вы чужой, и неизвестно, чего от вас ждать

 Вот так вот, пустят невесть кого, а потом люди умирают

 Заприте его в подвале до рассвета

 Но я честное слово, я

Понимаю, что оправдаться не получится, что рассвет не наступит никогда, что сейчас передо мной разверзнутся двери подвала, где уже лежат десятки, если не сотни таких же, как я. Понимаю и еще кое-что  мне не остается ничего кроме как поднесли зажигалку к странице книги, недвусмысленно показывая, что спалю весь их второсортный детективчик, если они посмеют

Назад Дальше