Холли Рейс
Полночные тайны
Holly Race
A Gathering Midnight
© 2021 by Holly Race
© Т. В. Голубева, перевод, 2022
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа Азбука-Аттикус», 2022
Издательство АЗБУКА®
* * *
Посвящается 126 000, и тем, кто такими считается, и тем, кто заботится о них
Нет большего стыда для человека, чем жестокость
Эдмунд Спенсер. Королева фей
Пролог
Много лет назад, во времена, ставшие легендой
Кузнечный горн горел сапфирами в свете многочисленных солнц Аннуна. Металл, который не был металлом, истекал вспышками инспайров в мерцающий воздух, обретая форму. Феи склонялись над их изделием, по очереди опуская молоты на лезвие. Мерлин, старший и сильнейший, сунул обнаженные руки в огонь, чтобы вылепить из тающих кристаллов эфес.
Уже готово? Голос прозвучал из темноты в глубине помещения.
Скоро, ответила Андраста[1], поднимая голову, чтобы перевести дыхание.
Морской ветер со свистом врывался в открытые двери холла. Острый привкус соленой воды и водорослей проник в горло Андрасты. Она бросила взгляд на своего возлюбленного, ожидавшего в тени.
Осталось всего одно, сказал Мерлин, когда эфес и лезвие с шипением соединились. Ты уверен, что хочешь этого?
Уверен, ответил тот, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
Мерлин кивнул и положил на эфес морщинистую руку. Феи последовали его примеру. Андраста была последней. Ей бы следовало радоваться, делая это для него. Богиня и смертный. До этого она любила многих мужчин и женщин в Итхре, но никогда у нее не было такого, как он. Так почему ее терзает неуверенность? Почему ее кости вернее, некое их подобие дрожат при виде этого дара?
Я в долгу перед вами, сказал он, обращаясь как бы ко всем сразу.
Мерлин, конечно, подумал, что это относится к нему, но Андраста знала, что эти слова сказаны только для нее. Его голос прозвучал так искренне, что она отбросила свои опасения как сомнения гордой женщины. Она исполнила его приказы согнула свою волю, чтобы сделать это. Кузнечная работа была самой легкой частью.
Они работали как единое целое, распутывая истории, что соединяли их, и находя общие нити. От Мерлина, перворожденного, взяли коварство. Нить Нимуэ[2] была более изысканной: сила духа. Нить Пака была яркой: он дал желание. Двойняшка Андрасты бог Луг дал силу. Дар Андрасты был множественным, и это была власть. Были и другие дары, помельче, от мириад фей: память, предвидение, обаяние И каждый дар истекал из фей блистающим инспайром, прежде чем погрузиться в меч. Андраста ощущала, как ее собственная сила уменьшалась, когда она вжимала свой дар в металл. «Это ничего не значит, думала она, потому что, когда все будет сделано, для нас всех появятся истории».
Наконец, увидев, что все в порядке, феи отступили. Андраста подошла к возлюбленному и прижалась к его лбу своим блестящим от жары лбом. Он посмотрел ей в глаза тем взглядом, который ее восхищал: он говорил ей, что знает ее так, как никогда не знал ни один смертный.
Готово, любимый, произнесла она.
Он поцеловал ее в щеку, а потом шагнул мимо нее, чтобы посмотреть на то, что они сделали. Остальные, вся семья Андрасты, тяжело дышали. Свет инспайров, окружавший их, стал тусклым. Все они ослабели от усилий творения. И смотрели, как он достал оружие из огня. Оно зашипело, обжигая его ладонь, но он не обратил внимания на боль. Он взмахнул рукой, и инспайры потекли по его мышцам, исцеляя сожженную кожу.
А он пристально всмотрелся в меч.
Он безупречен, заверила его Андраста.
Она никогда не создавала ничего столь прекрасного и столь могучего. Нити фей вплелись фиолетовым с золотом рисунком в хрустальный эфес и в лезвие. Когда он поворачивал меч, свет, падавший в открытые двери, отражался на лицах окружавших разноцветными пятнами.
Да, наконец-то улыбнувшись, произнес он. И вправду хорош.
То, как он это произнес, заставило Андрасту замереть. Она потянулась было к нему, но он небрежно отклонился, шагая к выходу.
Мы свою часть сделки выполнили, прохрипел Мерлин. Ты у нас в долгу.
Мы все получим свои истории, так или нет? спросила Нимуэ. Ее высокий голос разнесся под сводами.
Мы проголодались! заявил Пак, подлетая к Андрасте. Когда нас накормят?
Но Андраста промолчала. Она следом за возлюбленным вышла на свежий воздух. Снаружи с одной стороны перед ними расстилались волнистые равнины Дивнайнта. С другой холмы Суморсэта подступали к морю, согретому солнцем.
Мы собирались вместе восстановить Аннун, грустно произнесла Андраста.
На лугах внизу резвились бесенята-импы и пикси. Вдали какой-то гигант затаился в тени, стараясь поймать морских духов.
Это всё творения дьявола, мягко произнес он, так что его могла услышать лишь Андраста. Я не подвергну опасности моих подданных.
Пожалуйста, милорд, кивнула Андраста.
Но он отвернулся от нее, высоко поднимая меч. Он взревел Андраста никогда не слышала ничего подобного ни от одного человеческого существа. И в то мгновение она окончательно поняла, что главная любовь всего ее бессмертного существования предала ее. Сердце Андрасты разбилось, и она поклялась, что однажды, пусть через много лет, она все исправит.
1
Теперь, во времена, когда легенды забыты
Пригнись, Ферн! рявкнул Олли и, не трудясь проверить, услышала ли я его, швырнул свой чакрам[3] прямо над моей головой.
Я уклонилась вовремя и почувствовала, как лезвия просвистели прямо по концам моих волос. Глухой удар сказал мне, что Олли поразил свою цель.
Я уже готова была обругать брата, когда жуткий вопль предупредил нас о появлении другого кошмара. На этот раз им оказалась женщина с ввалившимися щеками и спутанными волосами. Она напомнила мне бездомных, которые обитают у автобусных остановок в Стратфорде, рядом с моим домом. Но сейчас я не могла о них думать. Я развернула Лэм на месте, нажав лодыжками на ее бока, и ударила кошмар ятаганом в грудь. Лезвие прошло насквозь, и женщина вспыхнула, снова превращаясь в инспайра.
В наушниках моего шлема раздался голос Рейчел:
Бедеверы, по переулку движутся еще такие же. С востока, поспешите.
Потом прозвучал голос Самсона. Он находился рядом с нами, мы едва ли не касались коленями, сидя верхом на лошадях, но я услышала его через шлем:
Кантабрийское кольцо!
В ответ на его приказ мы должны были повернуть лошадей, выстроившись на улице в круг, лицом наружу. Мы находились неподалеку от больших музеев Кенсингтона, в пределах слышимости арий, звучавших в Альберт-холле, в нескольких кварталах от нас. Когда я только еще присоединилась к рыцарям, эти улицы были заполнены уличными музыкантами, сфинксами и редкими стаями яростных вервольфов. Теперь здесь бродили бесформенные инспайры, ожидая, когда кто-нибудь из тех, у кого еще осталось воображение, придаст им конкретный вид.
Наш патруль предположительно должен был пройти вокруг Трафальгарской площади в лабиринты Сохо, но полк гэвейнов подвергся нападению, так что Самсон вызвался закрыть оба маршрута. Многих это заставило недоуменно вскинуть брови, но я могу понять Самсона: он же командир рыцарей, а мы с Олли самый ценный актив танов[4], и если кому-то и следовало взять на свои плечи лишний груз, так это нам.
Топот ног по асфальту становится громче наши харкеры точно определили ситуацию. Но теперь это становится все труднее. Прежде кошмары было легко засечь. Они обычно бывали великанами, или эльфами, или огромными жуками А теперь почти каждый кошмар имеет человеческий облик. Не то чтобы их невозможно было обнаружить, но это делает работу харкеров и нашу собственную сложнее с каждым днем.
Слышатся крики вой и бормотание помесей людей и монстров. Лэм тихонько ржет, и я прижимаю ладонь к ее шее, стараясь успокоить лошадку.
Потом оглядываюсь на Олли:
На этот раз я предпочла бы услышать предупреждение заблаговременно ты едва не снес мне голову!
Олли в насмешливом салюте поднимает свой чакрам и усмехается, но это уже не та усмешка, какой он одарял меня год назад. Я строю гримасу, Вьен и Линнея позади меня хихикают. Это привычно для нас так мы привносим немного легкости в темную работу, которую сейчас выполняем.
Первый из кошмаров стремительно выбегает из переулка, и мы создаем обработанную формацию. Эти кошмары имеют вид людей, но ведут они себя не по-человечески. Некоторые подпрыгивают и раскачиваются на фонарных столбах, другие скачут на четвереньках.
Мы принимаемся за дело по большей части молча, стараясь не обращать внимания на то, что у нас возникает ощущение, будто мы убиваем людей, а не ночные кошмары.
Нужна помощь! слышу я крик Линнеи.
Ее окружили кошмары, за ее спиной стена, а ее оружие булава лежит далеко, ей до него не дотянуться.
Иду! говорю я в шлем.
Прямо из седла я взлетаю в воздух, уворачиваясь на несколько мгновений от когтей привязанных к земле кошмаров. Вызывать мою силу, Иммрал, теперь становится легче, но все равно это требует немалого сосредоточения, а мне его не достичь, находясь в центре схватки. Знакомое потрескивание в затылке появляется быстро, и я бросаю всю силу на кошмары, окружившие Линнею. Они сопротивляются. Я ощущаю, как сотни воображений поддерживают их форму, волна страха и предубеждений придает им силу. Я чувствую инспайров, что тянутся сквозь кости, и мышцы, и кожу кошмаров, и мысленно выдергиваю их, складывая, как оригами. Головы к ногам, потом к поясу. Руки кошмаров слабеют и скручиваются, суставы лопаются. Это ужасно, но действенно. Линнея отпрыгивает в сторону, хватает свою булаву и присоединяется к схватке.
Было время, когда последний удар по стае кошмаров стал бы поводом к ликованию. Но теперь, когда Самсон подстреливает последний сон старика с растрепанными волосами и еще более растрепанной бородой, никто не радуется. Мы этого не говорим, но чувствуем. Эти кошмары обозначают огромные перемены в умах сновидцев. Их воображение сжалось, оно не в состоянии представить ничего более страшного, чем некто, похожий на них, но все-таки другой.
Зовите команду чистильщиков, говорит в свой шлем Самсон.
И через несколько мгновений улицы заполняются аптекарями и венеурами. Это нечто новое. Становится все труднее не задевать сновидцев во время таких схваток, поэтому нужны аптекари. А венеуры это попытка хотя бы немного изменить умы ближайших сновидцев, дать им дружественный посыл, оттолкнуть от узконаправленного мышления, которое в последнее время становится преобладающим. Теперь стало обычным делом увидеть какого-нибудь морригана[5], клюющего сновидца, или венеура, уводящего сновидца, чтобы удалить страх и гнев, въевшиеся в него, как оспины. Или как семена.
Ты в порядке, старушка? спрашивает у Лэм один из венеуров, возвращая меня к реальности.
На его плече сидит морриган с колпачком на голове и копается клювом в волосах венеура. Кого-то другого это определенно могло бы напугать ведь морриганы питаются воображением и воспоминаниями, так что держать их подальше от собственных мозгов казалось бы наиболее разумным. Но этот венеур ничуть не тревожится.
Эй, не называй мою малышку старухой, Брендон! говорю я ему, стараясь сделать строгое лицо.
Да она не против, правда, древнее существо? откликается венеур, поглаживая морду Лэм. О! Он изумленно смотрит на меня. Она меня куснула!
Я предупреждала.
Меня за всю жизнь не кусало ни одно животное!
Лэм у нас особенная, говорит Самсон, подъезжая к нам. Думаю, ты нужен вон тому спящему, Брендон.
Слушаюсь!
Брендон еще раз нежно поглаживает Лэм.
Лошадь настороженно поворачивает к нему уши. Я догадываюсь, что она относится к нему так же, как я: Брендон может раздражать, но в общем он просто щенок, и потому вполне сносен.
Готова возвращаться? спрашивает меня Самсон.
И даже очень.
Возвращаясь в Тинтагель, мы куда тише, чем бывали когда-то. И нас преследуют не только кошмары. А еще и тишина. Аннун обычно наполнял шум. Это была настоящая какофония птичьих голосов, рева драконов, болтовни, криков и шепота миллионов спящих. Все это гудело в ушах и раздражало, а иногда просто невозможно было услышать собственные мысли. Но это было энергией. Жизнью.
Теперь мы слышим только стук копыт наших лошадей по булыжникам или горестный вой одинокого тюленя на берегу Темзы. И постоянным остается лишь тихое бормотание тысяч сновидцев: «Один голос. Один голос. Один голос».
Наш маршрут снова приводит нас к реке. Лишь несколько месяцев назад ее воды были наполнены дельфинами, а из обломков кораблей к нам взывали сирены. Теперь вода спокойна. Акул и водяных духов не видно с июля. И остальной Лондон выглядит не лучше. Улицы, по которым мы проезжаем, некогда были забиты торговцами и усталыми женщинами, делавшими покупки, да еще медведями и собаками, что сбежали от злых хозяев, заставлявших их драться. А здания менялись от простых бетонных конструкций Итхра семидесятых годов до тех, что были на их местах прежде, бревна и штукатурка, камень и солома Сейчас все представляет собой просто копию Итхра, если не считать того, что здания кажутся более серыми, чем в реальном мире.
Иногда мне хочется, чтобы можно было просто взорвать все кошмары, с которыми мы встречаемся, говорит Неризан, когда мы едем уже по Стрэнд. Избавило бы нас от трудов. Вот было бы здорово!
Говори за себя, возражает Олли. Некоторым тут нравится приносить пользу.
Вот только Ферн не железная.
Самсон оглядывается на нас и одаряет меня редкой улыбкой. Они с Олли единственные в полку бедеверов, кто знает, как меня раздражает многое. Я должна беречь силы для по-настоящему опасных моментов, учитывая то, что я по-прежнему не могу пользоваться своим Иммралом, не зарабатывая при этом пульсирующую головную боль и кровотечение из носа. И мне неприятно, когда во мне видят нечто вроде всесильной богини всевозможных инспайров. Это лишь напоминает мне о моих недостатках.
Нелегко это быть Избранной? шутит иной раз Олли.
И хотя я заставляю себя при этом улыбаться, мне бы хотелось вернуться к моему прежнему сварливому «я» и огрызнуться.
Да что ты можешь знать? У тебя лишь половина силы. А на меня все смотрят с надеждой!
И если я выгляжу унылой и раздраженной, так это потому, что я именно такова. Каждый раз, когда я вхожу в Аннун, то вспоминаю о своей слабости. Я люблю этот мир, но он умирает, и все потому, что я недостаточно сильна, чтобы спасти его.
2
Когда мы приближаемся к Тинтагелю, рееви на стенах останавливаются, чтобы приветствовать нас. Камни на этой части замка осыпаются многие месяцы, и это первый знак слабости, проявленный с тех пор, как он был построен в правление короля Артура. Теперь ремонт ежедневное занятие, и ослабевшие камни становится все труднее укреплять.
Нам может вскоре понадобиться твоя помощь! кричит мне один из рееви, когда мы проезжаем мимо.
Я напряженно киваю.
Попросите лорда Элленби, говорит им Самсон. Я не могу позволить себе надолго потерять одного из моих лейтенантов.
Мы не можем позволить себе потерять никого, слышу я голос одного из рыцарей-бедеверов, Майлоса. Самайн[6] не наступит скорее положенного.
Он абсолютно прав. Две наши битвы с трейтре Мидраута[7] безнадежно обессилили нас, и не только рыцарей. Другие подразделения присоединились ко второй битве в прошлом году и были сурово за это наказаны в конце концов, они ведь не были бойцами, так что оказались легкими мишенями для монстров. Мы видели, что ни один трейтре не рисковал приблизиться к Олли или ко мне, потому что мы теперь знали, как сокрушить их, нащупав их величайший страх. Но у нас по-прежнему не было достаточно людей, чтобы проводить регулярные и полные патрулирования Лондона. Нашей единственной надеждой оставался праздник Самайн, когда мы могли рекрутировать много новых танов.