Когда мы обогнули стены замка и подъехали к воротам, подъемный мост опустился, чтобы мы смогли проехать. Пес, окруженный голубым свечением инспайра, залаял при виде нас, но его мягко отогнали, когда он попытался побежать навстречу лошадям. В замке уже хватало животных, потерявших своих хозяев, венеурам не хотелось брать под опеку еще одного. Во дворе аптекари занимались группой сновидцев, приведенных паломидами. Раньше меня потрясал их вид, но теперь это стало обычным делом отсутствие ртов, дыры в затылках, через которые изгонялись независимые мысли Работа Мидраута: часть его неустанных усилий подчинить всех его собственному видению будущего.
Мы отвели своих лошадей в конюшни и обтерли их, прежде чем отпустить пастись на лужайках замка.
Только не ешь сирень! предупредила я Лэм, на прощанье похлопывая ее по крупу. Аптекари здорово отругали меня за это в прошлый раз. Сирень им нужда для морриганов.
Лэм повернула ко мне уши, словно говоря: «Ладно, ладно, как скажешь», и я посочувствовала ей, как никому другому.
Самсон присоединился ко мне, когда я шла от конюшен к замку. Так не терпелось очутиться в рыцарском зале, где меня ждало мое привычное кресло рядом с ревущим огнем камина. Это прекрасное бодрящее средство перед ночным патрулем.
Ты в порядке? спросил Самсон, переходя на мою сторону дорожки, чтобы пропустить толпу рееви.
Его рука задела мою руку, и мои щеки вспыхнули. «Боже, Ферн, подумала я, держи себя в руках!»
А ты? отозвалась я.
Он чуть заметно улыбнулся при моем отказе отвечать на вопрос.
Я прежде терпеть не мог просыпаться и возвращаться в Итхр.
А сейчас?
Нет, мне все равно этого не хочется. Он улыбнулся. Но мне и в Аннун приходить противно.
Да протянула я. Это похоже на то, что тебе приходится наблюдать за тем, как медленно умирает кто-то любимый.
Что ты имеешь в виду?
Ну, ты их поддерживаешь, это ясно, но на самом деле тебе хочется лишь помнить, какими они были, когда были по-настоящему живыми. Я сделаю что угодно, чтобы защитить Аннун, что угодно. Но мне хочется вернуться в тот Аннун, каким он был, когда я только стала рыцарем.
Вот именно, Ферн. Именно. Иногда Он немного помолчал, словно не будучи уверен, что следует в этом признаваться. Наверное, это ужасно, что мне иногда хочется, чтобы вместо Райфа умер я. Нет-нет, быстро добавил он, уловив мою тревогу, нет, я не склонен к самоубийству или чему-то в этом роде. Я просто Это как раз то, что ты сказала. Мне нравится помнить Аннун прежним, а не таким, какой он сейчас.
Поднимаясь по лестнице, мы погрузились в молчание. Самсон распахнул дверь и пропустил меня вперед. Внутри Тинтагеля все было так же шумно и суетливо, как всегда. Как в улье, все негромко гудело активностью и целенаправленностью. Справа от меня находился госпиталь, где аптекари занимались сновидцами и танами, врачуя их. Слева Майси, капитан харкеров, склонилась над Круглым столом. На первый взгляд ничего не изменилось. Но страх и тревога висели в замке устойчивым облаком.
И к тому же, сказала я Самсону, когда мы снова пошли рядом, не думаю, чтобы Райфу так уж понравилась эта идея. Как и мне.
Это было самой большой дерзостью, какую только я ему говорила. И мое сердце громко застучало, испугавшись, что я сделала ложный шаг, неправильно истолковав наши чисто профессиональные отношения. Но Самсон улыбнулся.
Все в порядке, Ферн. Я не из тех, кто отступает. Я увижу все до конца.
Это не так утешает, как тебе может казаться, ответила я.
Рейчел, харкер моего возраста, вскинула руку, когда мы проходили по галерее, где она работала.
Хорошие отчеты сегодня! крикнул ей Самсон.
Она не ответила, снова склонившись над записями. Я вопросительно посмотрела на Самсона. Совсем недавно Рейчел просияла бы даже при таком маленьком комплименте капитана рыцарей. И как минимум попыталась бы вовлечь нас в разговор: она называла нас ее полком, как будто не была харкером, а мы не были рыцарями.
Значит попробовала я вернуться к разговору, но Самсон остановил меня, коснувшись моего плеча.
Иди вперед, ладно, Ферн? сказал он и повернул назад.
Я задержалась посреди галереи, наблюдая за тем, как он подходит к Рейчел. И мне стало стыдно. Вот почему лидер Самсон, а не я. Я инстинктивно отметила странное поведение Рейчел, но пошла дальше, меня это не касалось, пусть даже я полагала, что мы считаемся подругами. Но Самсон Самсона это обеспокоило.
Вот почему ты никогда ему не понравишься.
Я развернулась на пятках и быстро зашагала к рыцарскому залу. Мне и не нужно нравиться Самсону. Я не хочу ему нравиться. Да и в любом случае у него ведь есть подруга. Он сам мне это сказал несколько месяцев назад.
В рыцарском зале я оставляю ятаган в своем шкафчике и сдвигаю кресла в некое подобие круга в одном из углов зала. Сажусь в одно из них и жду, когда вернутся из патруля другие лейтенанты. Приходит Олли вместе с Наташей, командиром гэвейнов. Следом Амина, командир ланселотов.
Спасибо, что помогла сегодня, говорит Наташа, устраиваясь рядом со мной. В Сохо трудно оказалось.
Олли занимает место по другую сторону от меня и легонько пинает меня под столом.
Нет проблем. Просто маленькая услуга.
Это не так, возражает Наташа, сжимая мою руку. Я же знаю, что это не так. Правда, спасибо тебе.
Командиры дневных патрулей присоединяются к нам, держа кружки с теплым, молочного цвета соком лотоса, готовясь к трудной смене, и разговор переходит на сравнение докладов ночных патрулей. Как обычно в случаях, когда рядом нет Самсона, чтобы поддерживать порядок, мы тут же увлекаемся другой темой. Мидраут
Я действительно думаю, что нам необходимо обратиться к духам
Ты видел, что он на днях сделал с той группой сновидцев? Он как будто пытался воткнуть что-то в их головы. Один из аптекарей сказал мне
Моя сестра вчера забыла имя своей воображаемой подруги. Я понимаю, это может показаться глупым, но я невольно думаю, что и это как-то связано с Мидраутом
Можем мы сосредоточиться? перебивает нас Самсон, становясь рядом с нами.
Когда я смотрю на него под таким углом, то замечаю, что он выглядит совсем по-другому. Это не усталость, такое описание не подходит. Это тревога? Страх? Разочарование? Возможно, все вместе. Я могла бы спросить Олли, что он думает, но он лишь как-то странно мне улыбнулся бы и спросил, почему меня так интересуют эмоции Самсона.
Я готова уже заняться записями о сегодняшнем патруле, когда одна из рееви заглядывает в зал.
Ферн? Тебя вызывают.
Вот повезло! усмехается Наташа.
Вставая, строю ей гримасу.
Хочешь поменяться? Я в любой момент готова поменять Джин на отчет.
Желаю повеселиться! кивает Олли, хватая мою авторучку и бумагу.
Мне всегда весело, сладким тоном отвечаю я, заставляя всех вокруг стола и даже рееви фыркнуть.
Рееви ведет меня в путаницу коридоров рядом с госпиталем, к комнате, что спрятана в конце одного из них. Я неохотно стучу и вхожу, не ожидая ответа. Внутри комната тесная и темная, единственный источник света в ней маленькое, высоко расположенное окно. Два кресла стоят лицом друг к другу. Одно из них занято одной из самых моих нелюбимых особ в мире. Список, вообще-то, длинный, но она в самом начале.
У Джин тонкое лицо и тонкие губы, и на первый взгляд она совсем не похожа на аптекаря. Она сидит выпрямившись, хотя кресло располагает к расслабленности.
Снова заблудилась? спрашивает Джин. Я думала, твой Иммрал должен приводить тебя туда, куда нужно.
Не-а. Я все еще обычный человек.
Ладно, садись.
Мы с Джин смотрим друг на друга с едва скрытой ненавистью, когда я падаю в кресло и поджимаю под себя ноги, прямо в ботинках, просто чтобы позлить ее. Эти сеансы проходят еженедельно, или почти еженедельно, и я прилагаю все свои силы, чтобы избежать их. Но это обязательная терапия для рыцарей и харкеров, сражавшихся с трейтре. Вот только в часах, проведенных с Джин, нет ничего терапевтического.
Итак, тебя все еще мучают головные боли? спрашивает Джин.
Я пожимаю плечами, это мой обычный ответ на любой из ее вопросов.
Хорошо. Она, вскинув брови, смотрит в свои записи. А как насчет последних новостей в Итхре? Хочешь чем-нибудь поделиться?
Я не смотрю новости, говорю я.
В самом деле? Ты не следишь за деятельностью Мидраута?
Не-а.
И тебе не кажется, что это немного небрежно? Слегка неуважительно по отношению к твоей силе?
Я смотрю ей в глаза.
Нет, это тебе так кажется.
Джин поджимает губы. Потом наклоняется нет, качается вперед.
Я не смогу тебе помочь, Ферн, если ты не откроешься.
Я в порядке, отвечаю я. Мне не нужно, чтобы кто-то вроде тебя копался в моей голове.
Джин превращается в воплощение презрения и насмешки.
Ох, конечно, только иммралам позволено такое!
Я встаю.
Это все?
На этот раз плечами пожимает Джин, и я принимаю это за подтверждение. Я уже проскакиваю половину коридора, когда дверь за моей спиной громко хлопает. Вырвавшись на свежий воздух Аннуна, я иду к платформе, с которой лежит мой путь обратно в мою спальню в Итхре. Другим нравится дразнить меня из-за моей вражды с Джин, но, честно говоря, она сама все начала.
Я была немножко взволнована перед первым сеансом с ней. Наташа говорила мне, что ей Джин принесла немалую пользу. А мне так многое нужно было выпустить наружу. Но, войдя в одну из тех комнат, я мгновенно наткнулась на сильнейшую неприязнь с ее стороны. То, как она смотрела на меня, то, как задавала вопросы о том, чувствую ли я, что сделала все возможное, чтобы спасти от смерти моих друзей Сначала я растерялась, мне было больно, но вскоре я нашла способ вернуться в свою зону комфорта туда, где я могла огрызаться на людей, защищаясь знанием того, что им ничего не должна.
Иногда я скучала по той прежней особе. Это ведь так утомительно понимать других и заботиться о том, что они думают. Утомительно постоянно испытывать чувство, что я вроде как подвожу людей, которые стали мне нравиться, которых я даже полюбила. И в этом смысле, полагаю, Джин действительно помогает мне. Куда больше, чем сама осознает.
3
Просыпаясь в Итхре, я чувствую себя такой усталой, словно вовсе не спала. Когда меня только приняли в рыцари, я просыпалась бодрой, пусть даже ночь была тяжелой. Такая летаргия становится делом обычным, и не только для меня. У моего папы темные круги под глазами. Наверное, это само собой разумеется, потому что мы с Олли теперь обрели привычку то и дело отправляться в госпиталь с кровотечением из глаз и ушей, но не думаю, что причина только в этом. Наверное, это еще и потому, что Аннун теперь не то место, которое помогает сновидцам справиться со всем тем, за что они цепляются в Итхре. Мидраут превращает его в нечто серо-стальное, как его собственная душа. А серость никого не вдохновляет.
Я тащусь на завтрак прямо в пижаме. Это тоже новое явление. Обычно я оставалась в спальне до последнего момента, но теперь мы с Олли жуем свои хлопья в дружеском молчании. Болтовня осталась позади по крайней мере, в Итхре, где многое из того, что нам хочется обсудить, касается Аннуна. И все же кое-что я могу сказать брату, пусть даже в слегка скрытой форме.
Я вечером собираюсь на Боу, говорю я, наливая молоко в хлопья «Уитабикс».
Олли бросает взгляд на папу, который жует тост с ореховым маслом, слушая утренние новости.
Сегодня не могу, отвечает он. Я иду на «Ди-Эс».
Я делаю большие глаза.
Ну, тогда дома увидимся.
«Ди-Эс» такая же глупость, как и название. «Друзья спящих». Множество таких групп возникло после всех смертей несколько месяцев назад. Психологические сеансы для друзей и родных тех, кого нашли мертвыми в постели, умерших, судя по всему, во сне. Конечно, мы с Олли знаем, что настоящей причиной были трейтре Мидраута, убившие тех людей, но это не та информация, которой мы могли бы поделиться.
Я, вообще-то, ходила с Олли на первое собрание, на которое он отправился, в подвале паба, гудевшем от игравшей наверху музыки. Группа тогда была невелика. Каждый знал кого-то из умерших, но пока они говорили о том, как они любили ушедших, я могла думать только о том, что слишком лицемерно быть свидетелем их горя, когда я точно знала, что произошло на самом деле.
Поэтому этим вечером, пока Олли говорит о своих чувствах с незнакомыми людьми, я надумала поделиться своими с другом. А пока я должна добраться до школы целой и невредимой. Вы могли бы подумать, что это просто, но при моей внешности в том мире, который создает Мидраут Никаких шансов.
Хватит смотреть телик, папа, он тебе мозги испортит! говорю я нашему отцу, вешая на плечо сумку и наматывая на шею шарф.
Я не была честной с Джин, сказав, что никогда не слушаю новости. Отчасти я их смотрю и слышу, потому что папа теперь почти постоянно за ними следит. А это непрерывный поток политиков, знаменитостей, журналистов, и, на мой нетренированный взгляд, они вроде бы говорят одно и то же, только с разной громкостью. И эффект от этого такой же, как в Аннуне: поглощение еще некоторого количества красок из нашего мира.
Это нечто вроде какого-то паразита. Он везде, и он размножается.
Чудачка, шипят люди, когда я прохожу мимо.
Дьявол! слышу я бормотание в метро.
Какой-то мужчина злобно косится на меня, когда я выхожу из вагона, и поднимается следом за мной наверх. Но я уже привыкла к подобному, и быстро подхожу к одной из служащих метро и спрашиваю о каком-то направлении. Ее присутствия достаточно, чтобы отогнать мужчину. Но я знаю, что если не сумею вскоре остановить Мидраута, то это уже не спасет меня.
Лондон всегда был городом, где ты мог бы расхаживать полуголым, и никто не обратил бы на тебя внимания, разве что-то кто-нибудь смущенно отвел бы взгляд. Но теперь видны резкие различия между теми, кто подчинился Мидрауту, и теми, кто пока еще держится. Вокруг преобладает некое неуловимое сходство в одежде, преобладает с такой силой, о какой модный дом Кенсингтона мог бы лишь мечтать.
Везде, куда я ни смотрю, люди одеты в нечто однотонное. На деловых людях серые костюмы в тонкую полоску, на женщинах скромные платья с юбками до колен. Несколько раз я заметила людей, которые по пути на работу отчаянно пытались замазать гримом татуировки, стыдясь того, что некогда любили настолько, что запечатлели имена на своей коже.
Те же, кто не «приведен в соответствие», выделяются. Олли много раз уговаривал меня носить контактные линзы, чтобы замаскировать мои глаза. Будь я разумнее, я бы так и поступила. Мои шрамы до сих пор выделяют меня из толпы, но они все же более приемлемы, чем красные радужки.
Это как раз то, чего хочет Мидраут, говорю я брату, но на самом деле все куда сложнее.
Я бы чувствовала себя лицемеркой, действуя против Мидраута в Аннуне, но притворяясь его сторонницей в Итхре. У меня возникло бы ощущение, что я бросила тех, кто достаточно силен, чтобы противостоять ему.
Ты чертова моралистка! заявляет Олли, когда я начинаю рассуждать об этом.
А что, мораль пожимаю плечами я.
Ну да, выше внешности, знаю, знаю!
Когда-то это прозвучало бы как оскорбление. Но теперь скорее походит на боль.
Но не только в одежде произошли изменения. Изогнутые стены станций метро всегда были оклеены множеством ярких рекламных листков. Прекрасные книжные обложки, веселые объявления для скучающих, пестрые предложения курсов гимнастики и диет. Это я заметила не так быстро, как одежду. Олли показал мне на стены, но сразу после этого я не могла не смотреть на них постоянно. Объявления стали тусклыми, и не только по цвету. Сегодня, поднимаясь на эскалаторе, я заметила, что все они отпечатаны одним и тем же шрифтом. Слоганы исчезли, остались лишь простые перечисления того, что нам предлагали купить.