Оля Тулянская
Игра в гляделки
92-ой год. Сентябрь. Мне 12 лет, и я впервые по-настоящему влюбилась. И будь у меня второй шанс, не уверена, что поступила бы иначе. Никто не знает, как правильно, для кого правильно? Мы поступаем так, как нам кажется верным в тот самый момент.
***
Имя боли моей твое имя
Как же болит живот! Сил нет. Но мама сказала, что обезболивающие таблетки пить вредно, нужно терпеть.
Я натянула колготки и шерстяной свитер. Колючий! Никак к этому не привыкну. Даже если надеть под него майку или футболку, все равно крошечные «шерстинки», словно тонкие иголки впиваются в кожу, и она покрываться мурашками. Бррр А самое обидное, что при всех этих мучениях теплее-то не становится. Может, потому что мурашки от свитера те же, что и от холода? «Гусиная кожа» так бабушка ее называла. Я усмехнулась. Ну и ерунда лезет в голову. Мне же только двенадцать еще успею привыкнуть и не к такому. Наверное, потому что привыкать к плохому совсем не хочется.
Вышла в прихожую. Мама стояла в дверях и была готова выходить. Она недовольно окинула меня взглядом.
И почему всегда такое выражение лица? Словно укор! За что? Каждый раз внутренне вздрагиваю от необъяснимого чувства вины, будто не оправдала каких-то там надежд, о которых меня никто не предупредил; или не дотягиваю до какого-то там стандарта, о котором, опять же, мне никто и слова не сказал. А я, может, была бы рада и дотягивать, и соответствовать, если бы только знала, чему именно. Если честно, порой казалось, что мама и сама толком все еще не определились, каким стандартам и критериям ей хотелось бы, чтобы я соответствовала, и до чего там конкретно мне следовало бы дотягивать.
Я вздохнула: сейчас начнется.
Джинсы не надевай, лучше юбку, привычно напомнила мама.
И ведь не надоедает ей каждый день это повторять!
Они дурацкие! возмутилась я.
Не выдумывай. Нормальные юбки обычные, как у всех.
В том-то и дело! Как у всех!
Да! Именно: почему я должна быть как все? Почему быть собой, в мамином понимании, это плохо, неправильно, неприлично? А мне быть мной и вовсе должно быть стыдно. Не мне, а маме, как она говорит, хотя и мне тоже, после того, как меня отругают за что-то, в чем я не вижу ничего плохого. Ох, как-то путано мне сегодня думается.
Что ж, надень тогда юбку задом наперед, вряд ли кто-то заметит, зато будешь точно не как все, невесело пошутила мама, ну, я надеялась на это.
Мама! я поморщилась, тоже мне юмористка! Лучше бы таблетку от боли дала.
Юбка! Не ношу я юбки, они меня толстят!
Посмотрела на себя в зеркало: невысокая, худая Ну, ладно! Не худая, а нормальная, стрижка короткая, взгляд исподлобья все было же хорошо и привычно. Но теперь эта боль. Черт бы ее побрал! Словно на цепь посадили: ни взлететь, ни сбежать!
Мам, и сколько придется терпеть? решилась я спросить, подозревая, что ничего оптимистичного не услышу.
До старости, ответила мама, как всегда прямо и не подбирая слов.
Я имею в виду дней? уточнила я.
У всех по-разному, равнодушно пожала она плечами.
И почему она не видит в этом ничего такого?
Какого?
Ненормального! Почему? Мне вот не по себе! Мне неловко! Некомфортно, наконец! А сколько ограничений теперь! Я вздохнула: придется все время жить с оглядкой!
Вот как тут не позавидовать мальчишкам?
Но должны ведь и у них быть свои трудности, схожие с нашими? Ну, хотя бы махонькие? В природе все же закономерно и справедливо, как говорит папа. Хорошо, если так и он не шутит!
Я пошла искать юбку. Их было две, и обе дурацкие. Одна до колена, вторая чуть ниже колена. В первой я смотрелась квадратиком на ножках, во второй прямоугольником на коротких ножках. Ни одну надевать не хотелось. На мои возмущенные жалобы следовал стандартный ответ мамы-медика:
Это нормально и естественно.
В юбке и колготках мне было не комфортно. А главное: непривычно.
Вот и хорошо, оценила мама, осмотрев меня с головы до пят. Теперь ты похожа на девочку.
Куда уж больше, буркнула я в ответ.
Готова? Папа и Ася уже в машине ждут. Ты последняя. Как обычно! не забыла добавить мама.
Моя сестренка Ася была младше меня на пять лет, и родители частенько сваливали на меня заботу о ней. Сначала надо было присматривать за ней в детском саду, потом забирать из этого самого детского сада, пока родители на работе, затем, когда она пошла в школу, помогать ей делать уроки, но хуже всего брать ее с собой гулять. В общем, я постоянно слышала: «Присматривай за сестрой, ты же старшая!» Это порядком раздражало, но деваться было некуда.
Я взяла портфель и еще раз взглянула на себя в зеркало: что-то изменилось Ах, да, юбка! Не оберусь насмешек и подколов.
Поджала губы, натянула шапку на глаза и вышла из квартиры следом за мамой.
На улице съежилась как цуцик. Только сентябрь, а уже так холодно, хоть шубу надевай. Застегнула куртку и выдохнула белое облачко пара.
Папа с сестрой подпевали под радио какую-то детскую песенку тоже мне развлечение!
Папа обернулся и весело хмыкнул:
Солнышко, ты в юбке? Чудеса! Давно тебя в ней не видел!
Лучше бы не видел, огрызнулась я, показывая всем своими видом, насколько я недовольна.
И чего это все сразу замечают? Прям, сенсация!
От папы мое настроение не укрылось:
Не нравится? удивился он.
Нет.
Так не надевала бы! как же у папы всегда все просто.
Переживет! влезла мама, устраиваясь на переднем сидении и расправляя на коленях свою длинную юбку. Девочки должны носить юбки, быть элегантными и красивыми, а не ходить постоянно в штанах. И не стричься под мальчика.
У меня волосы редкие! Какие уж тут косы? возмутилась я. Сестра тут же напомнила:
Не косы, а мышиные хвостики! и засмеялась.
Вот именно! поддакнула я. Мама, ты же сама так их называла, забыла?
Мама проигнорировала. А вот папа не унимался:
Может, мама и права. Думаю, Короленко ты в юбке еще больше нравиться будешь, папа подмигнул мне в зеркало заднего вида.
Папа! разозлилась я на эту его старую и порядком уже надоевшую шутку. Короленко мне даже не нравится!
Почему? с подозрительной искренностью удивился папа, но так только казалось. Хороший с виду жених!
Как-то уж очень убедительно прозвучало Неужели, и правда папа так думает?
Я громко фыркнула и насупилась.
Перестань, Паша, вступилась за меня мама. Нам не нужны двоечники
Он троечник, поправила я.
Тем более! тут же прилетело мне в ответ от мамы.
Вот как! согласился папа подозрительно быстро и со всей серьезностью, только озорной придут серых глаз выдавал его. Тогда нам точно не подходит.
Почему это? мне захотелось услышать объяснение.
А потому, доча, что троечник хуже двоечника с напускной серьезностью начал папа издалека, выруливая на главную дорогу, двоечник, если захочет, еще может чему-то научиться. Ему есть куда расти. А троечнику и так удобно, вот он ни к чему и не стремится.
Ерунда! не поверила я.
Это не я придумал, это жизнью доказано, глубокомысленно изрек папа ту самую фразу, которую я давно уже называла про себя палочка-выручалочка. А что? Удобная фразочка на все случаи. Надо бы тоже козырнуть ею как-нибудь.
Папа всегда отшучивался, но его шутки только звучали так. На самом деле, под ними могли скрываться и упрек, и обида, и насмешка, и недовольство. Но порой было непросто понять, шутит он или говорит серьезно. И как ни странно, тем легче рядом с ним воспринималась реальность, поправимее, что ли. Но тем тяжелее приходилось, когда он терял игривый тон, значит: дело и впрямь плохо, время для шуток прошло. На папу невозможно было долго обижаться, даже если очень хотелось. Например, когда он не отпускал меня вечером погулять с подругами, оправдывая свой отказ какой-то бессмысленной фразой: «Дети евреев костры не жгут!» В такие моменты я терялась от непонимания и возмущалась:
Папа, ну причем здесь это? Мы же не евреи. И никакой костер я не собираюсь жечь!
Это образное выражение, пояснял папа, сдерживая улыбку.
А почему просто не сказать: нет, нельзя, иди уроки учить? негодовала я.
А ты еще не выучила? И просишься на прогулку? тут же ухватился папа за мою промашку.
Это я так, к слову, образное выражение, выкрутилась я его же словами.
Папа засмеялся, но разрешения тогда все равно не дал.
Вообще, у родителей какие-то странные бывали перепады настроения. То отпускали гулять в любое время, то вдруг ни с того ни с сего нельзя и точка. И никаких объяснений, без причин, вот просто так. Может, у них имелся какой-то месячный лимит на разрешения? А я была и не в курсе, что уже его исчерпала? И когда он, интересно, обнулялся?
Кстати, об обиде. Странное дело, но обида взрослых каким-то непостижимым образом превращается в хороший урок. Для меня во всяком случае точно. Как-то на меня очень сильно обиделся папа, настолько, что не разговаривал со мной три дня. Вернее, это было дважды, но в первом случае, думаю, там была не моя вина, а какое-то их, взрослое, представление о послушании детей. А вот второй случай мне запомнился. Мы тогда были на каникулах и гостили у бабушки. К нам в гости зашла соседка, наша дальняя родственница, любуется варвара, и с интересом спросила, хорошо ли мы учимся. А я взяла и сболтнула, что у моей сестры в четверти две тройки. А троечницей быть стыдно и позорно в нашей семье. В общем, папа за это на меня обиделся, но я не поняла, почему:
Это же правда!
Верно, объяснил папа, но об этом не обязательно знать всем подряд. Людям не нужно рассказывать о своих промахах, лучше делиться успехами, а если их нет, то промолчать.
Тогда я крепко задумалась об этом. Мне не хотелось быть объектом папиной обиды, и урок я усвоила. К тому же заметила, что сам папа, в отличие от мамы, нас всегда хвалил. Мы были для него самыми умными, красивыми. И родителям, и детям нужна похвала. Вторым даже больше, на этом строится уверенность в себе и в свои силы. Но к такому выводу я пришла гораздо позже.
Машина набирала скорость. Я задумчиво смотрела в окно. Вдоль дороги мелькали старые трехэтажки. Они сразу выдавали возраст нашего поселка. А сколько, кстати, нашему поселку лет? Хороший вопрос
Меня высадили у автобусной остановки, сестра училась в городской школе и поехала дальше, а я потопала к своей, небольшой, местами обшарпанной, но уютной и родной.
***
У старого трюмо рядом с раздевалками меня встретила Жанка, моя подружка с детского сада. Круглолицая и немного сутулая, она обладала длинными пушистыми ресницами всем на зависть и вторым рядом верхних клыков, о которых мало кто знал. Расти они у нее начали неожиданно, и ввели ее родителей в недоумение. Еще бы! Где такое видано. Мать Жанки, женщина боевая, знающая толк в пищевой торговле, схватив дочку в охапку, припустила к стоматологу. Там ее успокоили, сказав, что кальция у дочуры много, вот через зубы он и лезет наружу.
А делать-то чего? вопрошала женщина в праведном гневе, не оценив юмор эскулапа. Она ж девочка, зачем ей второй ряд зубов?
Ну, это как посмотреть хитро прищурился доктор. Впрочем, снаружи-то, может, и правда незачем, поспешно добавил он, натолкнувшись на хмурый взгляд Жанкиной мамаши.
В итоге, Жанке удалили одну пару здоровых клыков, а вторая пара вскоре заняла освободившееся место, даже брекеты носить не пришлось.
Историю эту никто из наших одноклассников не знал, так что аномалия сия осталась незамеченной и без последствий. То есть никто Жанку этим не дразнил. Ни на ее внешности, ни на характере это никак не сказалось. А я пришла к выводу: зубы в два ряда не гарантируют акулью хватку. Жанка ею не обладала ни до, ни после «клыкастой неожиданности». Подружка как была, так и оставалась слабой и уступчивой.
Я сняла куртку и подошла к трюмо.
Ого! Ну и корда у тебя! брякнула Жанка, не подумав.
Это еще что значит? Впервые слышу такое слово? скривилась я. Слово мне не понравилось, прозвучало грубо, неприятно было слышать такое от подруги. Сразу же встрепенулись комплексы. Но еще страннее было признавать, что Жанка-то, судя по всему, меняется, растет, в смысле, учится подтрунивать надо мной. Раньше это было всегда моей привилегией. В тихом омуте, значит Ну-ну.
Жанка хмыкнула и пояснила:
Задница! Корда означает задница.
Мило! нахмурилась я. Это все юбка!
Вижу. С чего вдруг ты ее напялила? как выходец из семьи трудящихся Жанка над своей речью не заморачивалась, говорила, как умела. К тому же ее родители (в отличие от моих) за лексикон дочь не ругали, вот она в выражениях и не стеснялась, даже матерное словечко у нее то и дело проскакивало.
Взрослею, вздохнула я горестно.
Поздравляю! засмеялась Жанка, а я еще больше погрустнела. И чего тут смешного скажите на милость? Но у подружки явно было другое мнение, она и правда в последние дни, даже недели, вела себя, что называется, по-взрослому. Объяснить, как я это поняла, словами не смогу, но чувствовалось в ней это. Мама, наверное, сказала бы что-то вроде: наступило осознание собственного женского начала или я это в книжке какой умной вычитала?
Слабый повод для радости, буркнула я.
С неизбежным так всегда, философски изрекла подружка. Но ты привыкнешь! прозвучало со знанием дела. И когда это она экспертом успела стать?
Я подозрительно прищурилась. Жанка похлопала своими закрученными ресницами и признала:
А че! Я уж пару месяцев как повзрослела.
И молчала? удивилась я. Фух, не я первая, не я последняя!
А надо было кричать об этом? Мне кажется, это и так заметно
Как это «так»? испугалась я и посмотрелась в зеркало. На мой взгляд, вроде бы ничего не изменилось.
Жанка встала со мной рядом и покрутилась перед зеркалом, любовно оглядывая себя:
Не знаю точно, но раз мы внутренне меняемся, то и на внешности это как-то должно отражается, и на нашем поведении, и даже на общении с окружающими, с мальчиками теми же
Ничего себе! Это кто тебе такого умного наговорил? ахнула я.
Никто! обиделась подружка. Прочитала.
Где?
В журнале! Глянцевом, между прочим!
Фух! насмешливо выдохнула я. А я уж подумала, что в книжке.
Да иди ты! наигранно обиделась Жанка.
Должна признать, читала Жанка больше меня, но в основном всякую дребедень. Еще нередко она черпала знания из любовных романов, покупкой которых увлекалась ее мать. Из этих книжек Жанка выносила возвышенно романтические представления о любви, сексе и браке. И даже если сталкивалась с жестокой действительностью, все равно продолжала верить в светлые настоящие чувства.
У нас дома такой литературы не наблюдалось, все больше классика, да еще куча медицинской литературы, включая двадцать томов энциклопедии. Я читала только то, что входило в школьную программу. Хотя пару романчиков, по рекомендации подружки, я все же осилила, чтобы быть в теме. Но, надо сказать, не впечатлило. Как по мне, попытки авторов ответить на вопрос, что такое любовь, выглядели неубедительно. Жанка со мной не согласилась.
Много ты в этом понимаешь! снисходительно заявляла она на все мои доводы.
Прозвенел звонок. Жанка взяла сумку и пошла вперед, я замешкалась, зацепившись коготками за край трюмо.
Догоняй! крикнула подружка.
Я осмотрела вероятную катастрофу, но не обнаружила и намека. Странно!
Если бы я знала, какая катастрофа ждет впереди, побежала бы за Жанкой без оглядки, и черт с ними с колготками.
***
Не успела я сделать и двух шагов, как услышала учительский окрик, строгий и в то же время мягкий, словно окликнули кого-то не потому, что хотели отчитать за провинность, а потому что старались привлечь внимание.
Почему мне так показалось?
То ли в голосе послышалась улыбка, то ли дело было в интонации.
Я оглянулась. Интересно, к кому это там обращались?
Крупная и высокая, как скала, завуч Зоя Викторовна и пышка-историчка Лилия Петровна стояли напротив входных дверей и смотрели, как к ним вразвалку, улыбаясь до ушей, не вынимая рук из карманов, подходил какой-то старшеклассник в ярком спортивном костюме.