Ничего себе! Дак выходит, что в вас попала бомба! И ты умудрился выжить?
С удивлением громко, чуть ли не крича, сказал я. Клаус встал с кровати и начал ходить из стороны в сторону мимо меня.
Не только я. Мы все живые. Когда я очнулся в палате, у моей койки сидела Эльза, она читала какую-то газету. Папа стоял у окна и что-то в нем высматривал. Они оба очень обрадовались, когда я зашевелился. Папа сразу подбежал к кровати, что даже чуть не сбил медсестру, которая поправляла мне капельницу. Эльза отложила в сторону газету и обняла меня за шею. Шея кстати, очень сильно болела.
С этим словами Клаус потер себя за шею, словно она болит до сих пор.
Папа присел напротив меня и сказал: « Ну что, здоровяк! Теперь все будет хорошо!». И он засмеялся, и все засмеялись: и я, и Эльза, и даже медсестра. И мы долго смеялись, пока в палату не зашел врач. «О, я вижу у вас все в порядке!». Медсестра сразу взяла папку с бумагами и передала ее врачу. Он надел очки, мельком взглянул, полистал. «Ну-с, молодой человек, давайте посмотрим, что тут у вас». (При этом Клаус опять попытался поменять голос). Врач на вид был добрым старичком. У него были короткие седые волосы и толстенные очки. Из-за них его глаза казались очень маленькими. Он присел рядом со мной и стал ощупывать мне шею. Он постоянно издавал такой звук «Угу-угу», от его рук сильно пахло лекарствами. Затем он оголил мне ноги и стал водить по ним железным молоточком. Мне стало щекотно, а мои ноги стали сами дергаться. Врач сказал, что все в порядке и велел папе и Эльзе зайти к нему в кабинет.
Меня оставили в этой палате примерно на неделю, как мне сказала Эльза: «Доктору нужно понаблюдать за твоим состоянием, чтобы мы могли продолжить наше путешествие». Я тогда еще не знал, куда мы едем. Папа и Эльза навещали меня ежедневно, пока я был в госпитале, они остановились в отеле. Папа рассказывал мне про Барилу, какой это красивый город, и что когда меня выпишут, мы обязательно все вместе будем гулять, сходим в зоопарк и съедим мороженое. Я представлял себе, как мы втроем ходим смотреть на львов и медведей, покупаем воздушные шары и едим вкусное мороженое. Больше всего мне хотелось посмотреть обезьян, как в фильме.
Иногда ко мне приходила медсестра, спрашивала мое самочувствие и давала лекарства, что-то записывала в папку, которая лежала в ящичке у моей кровати, и уходила. В некоторые дни ко мне приходил тот седой врач, мы мило с ним болтали. Он был очень добрым. Однажды он пришел со своим коллегой. Это был мужчина, возрастом примерно, как мой папа, с черными усами. Очень спокойным голосом он спрашивал меня про то, как и где мы жили, как я учился в школе, с кем дружил, с кем не ладил. Я думаю, это была проверка моей памяти.
А память у меня хорошая, я видишь вон, все помню!
Тут Клаус остановился и поднял указательный палец вверх.
Я видел, как этот второй доктор разговаривал в коридоре с Эльзой и папой. Эльза почему-то закрывала лицо руками.
Через неделю меня перевели в другую палату. Еда тут была отвратительной. Кормили в основном вареными бобами. Бобы на завтрак, обед и ужин. Терпеть их не могу!
Клаус бухнулся на кровать и снова взял в руки своего любимого динозавра.
Зато лекарств стало меньше, больше никаких капельниц, и я мог раз в день выходить на прогулку вместе с папой и Эльзой. В зоопарк меня пока еще не отпускали, но уже было лучше, чем лежать целыми днями в кровати. Доктор с усами приходил ко мне каждый день, все расспрашивал и расспрашивал. Иногда он приносил с собой какие-то книжки, раскраски, картинки. Он давал мне картинки и спрашивал, что я о них думаю. Картинки странные были, кляксы какие-то.
Папа и Эльза иногда приносили мне сладости: шоколад и конфеты. Я очень люблю шоколад. Мы выходили на улицу, в сквер возле госпиталя, садились на самую дальнюю скамейку и устраивали скромный пикник. Эльза рассказывала мне, что скоро меня выпишут, и мы поедем в наш новый дом. Она говорила, что это дом ее сестры, которая в нем давно не живет, что он красивый и большой, как наш прежний дом, и что мне там будет хорошо.
Вечерами, перед сном, я представлял себе наш новый дом, как мне надо будет обустроить свою новую комнату, где будут жить Ганс и Матильда, будут ли там горы, куда мы сможем ходить в поход с Габриэлем.
Клаус замолчал, его взгляд был направлен в никуда, он словно оцепенел. Вдруг снаружи штаба послышались какие-то голоса. Клаус быстро очнулся и сказал:
Пора идти.
Я положил карточку с Инденом на стол и мы вышли на улицу. Клаус закрыл дверь на ключик, после чего мы обратным путем вышли к забору дома. На выходе из калитки, я спросил Клауса:
Дак вы ходили в зоопарк в Бариле, ты видел обезьян?
Да, ходили, я тебе потом о них расскажу!
Из темноты послышался мужской голос:
Клаус, малыш, это ты? С кем ты там разговариваешь?
Ни с кем, пап, я иду.
Спасибо, Герхард, что пришел ко мне в гости.
Сказал Клаус шепотом.
Ты придешь ко мне завтра?
Я улыбнулся.
Может, завтра мы погуляем? Я покажу тебе нашу деревню. Что скажешь?
Мм, я пока не знаю, отпустят ли меня.
Я буду ждать тебя завтра утром на противоположной стороне дороги, там, где мы впервые повстречались. Пока, Клаус, доброй ночи!
С этими словами я развернулся и побежал через дорогу домой. На улице было уже совсем холодно, при резких выдохах, изо рта шел густой пар. На небе светила полная луна. Внутри мне было радостно, я познакомился с новым другом.
Глава III
С самого утра все мои мысли были об одном: «Чем же мы займемся с Клаусом?». Немного полежав в постели и поразмышляв на эту тему, я быстро собрался и побежал умываться к ручью. В доме у тети Элизы не было водопровода, как в городских домах и квартирах. Мы носили воду из колодца, который был вырыт в саду рядом с домом. Я любил смотреть вниз, когда ведро, привязанное к цепи, опускалось за водой. Там было глубоко и темно, я боялся упасть в этот колодец. Подземная вода была очень холодной, поэтому летом я предпочитал бегать к ручью, что протекал в низовье деревни. От нашего дома был отдельный спуск, с которого зимой было очень здорово кататься на санках.
Вернувшись с ручья, я быстро позавтракал. Еда не лезла ко мне в рот, мне хотелось поскорее встретиться с Клаусом. Тетя Элиза любила печь пироги. Вечерами, перед сном, она замешивала тесто для завтрашней выпечки, говорила, что если дать ему «отоспаться», то пироги будут невероятно мягкими. Рано утром она затапливала печь и, разобравшись с Женевьевой, приступала к выпечке. Какие только пироги она не пекла: с капустой, с картошкой, с репой, с творогом, с лесными ягодами, грибами. Иногда в гости приходил кузен тети Элизы Николаус, который жил в соседней деревне Гаркеншток, и приносил свежую рыбу. Эту рыбу он ловил в специальные речные ловушки очень хитрые конструкции, которые плелись из тоненьких веточек, как правило, ивы. Тогда были пироги с рыбой очень вкусные. Закончив выпечку, тетя Элиза смазывала пироги топленым маслом и посыпала толченым ячменем. Запах стоял такой, что можно было подавиться слюной.
Но сегодня есть не хотелось. Как только тетя Элиза ушла на работу, я вышел к амбару и стал ждать Клауса. Погода была хорошая уже много дней, светило яркое солнце, где-то на проводах щебетали птички. Настроение отличное, день обещал быть интересным. Я подошел к краю дороги и встал всматриваться за забор дома номер 13. Во дворе не было никаких шевелений. Я вспомнил, как вчера Клаус сказал, что не знает, отпустят ли его гулять. Меня резанула мысль: «А вдруг не отпустят? Как быть тогда?». Из-за этого меня захлестнуло волнение. Чтобы как-то себя успокоить, я решил попрыгать на месте, размахивая руками вверх и вниз. Я однажды слышал по радио, что физическая нагрузка помогает людям справиться с тяжелыми жизненными ситуациями. Развернувшись лицом к амбару, я стал активно подпрыгивать: «Раз-два, раз-два».
Что ты делаешь, Герхард?
Раздался сзади голос, который я сразу узнал. Улыбка появилась на моем лице. Мне стыдно было говорить, что я заволновался, потому решил соврать. Не прекращая прыжки, я ответил:
Я делаю зарядку, присоединяйся Клаус, это очень полезно. Впереди длинный день, и нам нужно быть в хорошей форме.
Клаус спустился с дороги и подошел ко мне. Я, не подавая виду, продолжал прыгать и размахивать руками. Он потоптался с ноги на ногу и тоже начал прыгать, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Прыгали мы так примерно две минуты, пока совсем не запыхались.
А теперь приседания!
Чтобы моя зарядка была правдоподобной, нужно что-то еще добавить к упражнениям. Мы начали приседать. «Хорошо, что я практически не ел», подумал я.
Заканчиваем приседать, пробежка!
Первое, что мне пришло в голову из того, как продолжить зарядку, это бежать. Я выбрал финишем нашей зарядки начало деревни, где стоит домик лесничего, практически на границе с лесом. Сомневаясь, Клаус поддержал мою затею, и мы помчались вдоль дороги. Пробежав примерно двести метров, новоиспеченный друг закричал:
Стой, Герхард, я больше не могу!
Он остановился и нагнулся вперед, уперевшись руками в колени, тяжело дышал. Я был несказанно рад тому, что Клаус сдался, ведь меня тоже покинули силы.
Я раньше никогда не делал зарядку, это очень тяжело.
Но, это очень полезно!
Мы говорили прерывисто, жадно втягивая воздух ртом. Клаус закашлял.
Надеюсь, что я не умру, после таких полезностей. Очень хочется пить, у тебя нет с собой воды?
Он выпрямился и, все еще глубоко вздыхая, посмотрел на меня. Я обратил внимание, что сегодня он одет в шорты, его гольфы были разного цвета. На белой рубашке виднелось свежее пятно, очевидно от недавнего завтрака.
Неа, у меня воды нет, может, вернемся?
Нее, Эльза начнет расспрашивать меня, не люблю это.
Тогда зайдем к леснику, я как раз хотел показать его дом, он у него очень странный. Пойдем, тут идти минут десять не больше.
Хорошо, десять минут я потерплю.
Мы сошли к краю дороги и медленно пошли по обочине, где не было асфальта. Наши дома стояли практически в самом начале деревни. Но фактически, первым домом в Мехгольде был дом лесника, который жил возле самого леса. Вероятно, так ему было удобней ходить на работу.
Это дом тетушки Урсулы.
Я указал Клаусу на синий дом, который стоял на небольшой возвышенности, дорога к нему резко поднималась вверх.
Если пройти через ее двор туда наверх, то можно выйти в широкое поле. Там взрослые ребята устроили гоночную трассу и по вечерам гоняют на мотоциклах. Я бывал там пару раз, как-нибудь мы сходим туда вместе.
Клаус мотал головой по сторонам и молча слушал мои рассказы. Я продолжал:
Напротив Урсулы живет председатель местного управления, господин Эрнст. Как зовут по имени, я не знаю. Ты сможешь его увидеть на службе в бюро, которое находится на площади у фонтана. Кстати, у нас есть фонтан! Ты знал? Когда решается какой-то серьезный вопрос в деревне, все жители приходят в это бюро, и господин Эрнст проводит собрание. Он важный человек, у него милая молодая жена и двое детей, правда, они еще совсем младенцы.
Мы подошли к большому железному забору с острыми шпилями. Из-за забора сразу послышался лай собаки. Клаус вздрогнул и отскочил на середину дороги.
Не бойся, он сюда ни как не вырвется. Пес Мартина Луца такой же злой, как и его хозяин. Но ему ни за что не удастся перебраться через этот высоченный забор. Посмотри он какой.
Я подпрыгнул вверх, пытаясь показать Клаусу, что не могу достать до верха даже в прыжке.
Этот Мартин Луц пресквернейший мужик, лучше обходи его стороной. Никто не знает, что у него там за забором, а кто пытался узнать, того он побил палкой. И полиция ему даже ничего не сделала за это! Я видел, как он ругался с продавщицей в магазине за то, что та, как ему показалось, слишком медленно работает. Чем он занимается, я не знаю. Вроде как, он очень богатый.
Вот там, где заканчиваются парные дома, справа от дороги стоит пепелище, вокруг которого все заросло травой. Я не видел, какой дом тут стоял и не знаю, что с ним случилось. Там ничего интересного нет, я проверял.
Там, наверное, очень грязно. Не люблю грязь.
При этом Клаус сморщил нос. Пока мы шли вдоль дороги, то пинали камушек, представляя, что это футбольный мяч.
Клаус, вчера я слышал, как твой папа говорил про врача. У вас кто-то болен?
Про врача? Точно не знаю, но вроде усатый доктор Штайнер, когда мы уезжали из госпиталя, говорил что-то Эльзе про необходимость периодических наблюдений.
Он пожал плечами и снова потер шею.
Все еще болит?
Иногда.
Смотри! Мы почти пришли.
Вдали возле кромки леса показалось вытянутое здание странной формы. Чем ближе мы подходили, тем причудливее казался домик. Вокруг него не было никакого забора, он стоял сам по себе на трубах, торчащих из земли. Дом был непропорционально высоким, но узким. Мне казалось, что в нем этажа четыре, не меньше. Окон в доме было мало, они были разной формы: круглое, треугольное, окно в форме полумесяца находилось под самой крышей. Крыша у дома тоже была необычная, в форме шара. В нашей деревне крыши многих домов покрывали мхом. У этого дома вместо мха были какие-то блестящие пластины. Снизу было трудно разглядеть, из чего они сделаны. Входная дверь располагалась высоко над землей, порог находился на уровне моей головы. Слева от двери был приделан механизм спускающихся ступеней, сейчас он был поднят, что указывало на отсутствие хозяина.
Не повезло, наверное, господин Куц ушел в лес или куда еще по делам.
Клаус удивленно взглянул на меня.
Я не думал, что мы идем в гости, я думал, что ты хочешь просто показать мне дом.
Ну ты же захотел пить, а мне захотелось познакомить тебя с лесником. В его чудо-доме на самом верху есть большая подзорная труба. Через нее можно смотреть на небо.
И что там видно, на небе?
Не знаю, я никогда в нее не смотрел. Только слышал, как мальчишки рассказывают, что к леснику приезжают какие-то старцы в высоких треугольных шляпах, и по ночам они смотрят на небо, чтобы нарисовать его карту. По этой карте господин Куц сможет ходить по лесу, не боясь заблудиться.
Как он будет ходить по лесу, смотря в карту неба?
Вот я и думал, что мы его расспросим, а его нет. Может в другой тогда раз.
Мне показалось, что Клаус облегченно выдохнул.
Да, Герхард, давай в другой раз.
Жарко, хочется пить. Клаус, давай дойдем до ручья, он здесь рядом. Нужно только спуститься вниз.
Очень хочется пить! Хорошо, показывай дорогу.
За домом лесника была проложена узкая тропинка, которая, как и наш спуск, вела вниз к ручью. Она была вымощена досками в форме ступенек, чтобы по ним было удобно шагать. Мы побежали вниз, где среди травы слышалось журчание воды.
Когда-то этот ручей был настоящей полноводной рекой. Тетя Элиза рассказывала, что в ее детстве река была настолько глубокой, что по ней ходили большие корабли. Ее папа сплавлял толстые тяжелые бревна по этой реке. Но сейчас она очень сильно обмелела и стала крохотным ручьем. Весной, когда тает снег, воды становится больше конечно, но не на долго.
Мы подошли к скамейке, задний край которой стоял на берегу, а передний на длинных ножках находился в ручье. По этой скамейке можно было добраться до воды, не испачкавшись в зловонной грязи, которая разделяла воду и берег. Доски под нашими ногами слегка прогибались и поскрипывали, мы дошли до края скамейки и присели на корточки. Возле ручья было прохладно, черпая ладонями студеную воду, мы жадно втягивали ее губами.
Ух, холодненькая! Хорошо-то как.
Клаус, не отрываясь, пытался напиться.
А ты умеешь плавать?
Спросил я Клауса. Он вытер лицо рукавом рубашки.