Похоже, на него подействовала встреча с тобой. Обычно он исчезает дня на три, максимум на четыре. А сейчас его нет уже почти две недели.
Я сел напротив нее.
Мы заказали еще два кофе.
А как твоя старая дама? Продвигается?
Я сказал да. Потихоньку.
Она посмотрела на меня с улыбкой, прежде чем вскользь ввернуть то, что ей явно не терпелось сообщить с первой же секунды, как она заметила меня на площади.
Я вчера видела Жанну.
Что означало: я все знаю.
Я не пытался ничего скрывать.
Жанна супер. Мы чудесно провели вечер.
Она мне тоже так сказала.
Мы замолчали.
Я подумал, что за три дня ни Жанна, ни я так и не вышли на связь. Что моя фраза ясно выразила все: мы чудесно провели вечер. Прошедшее время, совершенный вид. Обозначает завершенное, законченное действие. Было и прошло.
Я задумался о том, что кроется в словах Мари. Может быть, заговорив о Жанне, она хотела намекнуть, чтобы я ей позвонил. Взгляд открытый, ясный. Не такой, как у человека, который говорит одно, а подразумевает другое. Мари говорила только то, что хотела сказать. Она явно прекрасно меня поняла. И прекрасно поняла Жанну тоже.
Через площадь проехал мальчишка на велосипеде, петляя, чтобы раздавить как можно больше сухих листьев.
Мари увидела его, помахала ему издали.
Вы не собираетесь завести второго? спросил я.
Мне иногда хочется, улыбнулась она.
А ему?
Думаю, и ему тоже.
Значит, заведете.
Есть вероятность.
Ты имеешь в виду, что он уже на подходе?
Нет! воскликнула она.
И потрогала живот, словно проверяя.
Во всяком случае, мне это неизвестно.
Нам принесли кофе. Лунго, слишком светлый, в прозрачных стеклянных чашках.
Налетел порыв ветра. Мы пригнулись, кутаясь в пальто, и склонились над чашками. Она весело посмотрела на меня.
Знобко?
Я улыбнулся я впервые слышал это слово.
Вернувшись в тот день домой, я обнаружил конверт, отправленный из Эперне. Первое настоящее письмо на мой новый адрес. Я пощупал конверт, пытаясь угадать, что там. Открыл.
Мой последний урожай автостопнутых прочел я на клочке бумаги, приложенном к фотографиям.
Я вытряхнул пакет на стол. Оттуда вывалилось штук двадцать полароидных снимков. Портреты поясные или по грудь. Строгие. Простые. Ничего лишнего. Сделанные в первую очередь для того, для чего делаются все портреты на свете, чтобы сохранить на память. Спасти от забвения.
Я сосчитал лица. Пятнадцать одиноких мужчин. Четыре пары. Три женщины. Я попытался вообразить автостопщика рядом с ними. В тесном пространстве автомобиля.
Я подумал: интересно, где он находился, когда фотографировал. На дорожном указателе я заметил черные заглавные буквы: шатобриан. На другом прочел: ла-флеш. Еще на каких-то снимках узнал нормандских коров, пляж Динана, сланцевые крыши Морбиана. Леса с порыжелой осенней листвой.
Я мысленно видел, как он стоит напротив каждого из этих людей, слышал слова, которые он произносит, щелкая затвором фотоаппарата. Как он вдруг требует внимания, просит улыбнуться. Или нет, скорее ничего не требует, ни внимания, ни улыбки, а наоборот, внезапно сам провоцирует и то и другое, добивается и внимания, и улыбки в нужный момент с помощью какой-нибудь выходки, нелепого жеста. Шутки, намеренно грубоватой, точно рассчитанной на то, чтобы их развеселить.
Я посмотрел на женщину в бирюзовой флисовой куртке: лет пятьдесят, светлые волосы, кожа, раскрасневшаяся от горного холода, полноватые руки на руле. Улыбка дальнобойщицы из Восточной Европы. Она подняла большой палец, как бы говоря: dobro, супер.
Я подумал, что когда-то был бы счастлив оказаться с ними в машине.
Вспомнил себя, охваченного этим энтузиазмом, этим азартом.
А потом с грустью осознал, что он во мне почти угас. Что я задвинул его на задний план.
Я больше не завидовал автостопщику. Если эти снимки задевали меня, затрагивали за живое, то не потому, что у него хватало духу делать нечто, на что у меня теперь кишка тонка. А потому, что его запал не иссяк. Потому что он все еще этим занимался.
Я будто слышал, как он мне говорит: смотри. Смотри, это по-прежнему существует. Смотри, мой кураж не слабеет. Смотри, моя бесшабашность никуда не делась, я все такой же, и проходящие годы никогда этого не изменят.
8
Я снова взялся за работу. Не хотел больше терять ни минуты до возвращения автостопщика.
Я встретил его на следующий день, ближе к вечеру. Он мирно брел вдоль реки. Со счастливым видом. Усталым, но счастливым.
Я не смог разглядеть, насладился ли он моим удивлением. Была ли внезапность его возвращения преднамеренной? Специально рассчитанной ради этого момента. Чтобы в очередной раз поразить меня.
Мы пошли выпить.
Он рассказал мне про свое ночное возвращение, про путь из Амьена в Монтелимар на двух машинах.
Один мужик больше пятисот километров. Инженер-компьютерщик. Симпатичный. Потом целый час, а то и больше пришлось киснуть на заправке под Оранжем. На жутком холоде.
Наконец машина с подростками, почти что детьми, вытащила его оттуда.
Ты бы их видел! Трое ребят в спортивных костюмах. Волосы все в геле, с масляным блеском. Лет пятнадцать. Шестнадцать самое большее. Восемнадцать с натяжкой тому, кто за рулем. Да и то
Он отхлебнул пива и иронически покачал головой.
Сначала они только чуть-чуть опустили стекло. Я был настойчив. Спросил, куда они едут. Они проорали: в Марсель. Но в Марсель по другой дороге. Они заржали. Ну дает, сказал водитель. Слыхали, парни? Выходит, мы не туда едем. Спасибо, что ты тут, мужик, а то бы мы без тебя пропали. Он оглядел меня с головы до ног, задержался на моих горных ботинках и уставился на них с глубочайшим презрением. Ладно, будешь садиться или нет? Не хватало еще тебя ждать. Я запрыгнул. Больше они мне ни слова не сказали. Только смотрели, как взлетала стрелка спидометра. Зашкаливала за сто восемьдесят. Обычно я записываю телефоны, адреса, сказал он со смехом. Тут я даже имен у них не спросил. Вжался в кресло и молился.
Помолчали. Я почти допил пиво. Автостопщик откашлялся. А потом произнес эти слова:
А вы тут как?
Сказал спокойно, как нечто очевидное. Как будто само собой разумеется, что Мари, Агустин и я это некое трио. Надо полагать, трио оставшихся в Н.
Я глазом не моргнул.
Мы хорошо, сказал я.
Тоже спокойным тоном.
Без революций, добавил я с улыбкой. И без гонки на ста восьмидесяти.
Он усмехнулся. И тоже замолчал. Видимо, сам себя услышал: А вы тут как? Будто спрашивал, как дела у моих.
И я мгновенно принял это. Подтвердил существование некой общности блока Мари-Агустин-и-я.
Мы хорошо. Без революций.
Спонтанный ответ. Простая констатация факта, которая повергла в растерянность нас обоих. Так мы и сидели в предвечернем свете друг против друга перед недопитым пивом, вдумываясь в смысл сказанного.
9
Следующие дни мы проводили вчетвером, с Мари и Агустином.
Я пригласил их на ужин в свою крохотную двухкомнатную меблирашку. Они увидели голые фисташковые стены, старый бархатный диван кофейного цвета.
А тут есть во что поиграть? спросил Агустин.
Я безуспешно поискал карандаши или фломастеры. Нашел работающий шестицветный бик. Стопку чистых листов бумаги. Агустин удрученно взглянул на меня, как будто я над ним издевался.
Мари захотела посмотреть панно, над которыми я работал в последнее время.
Я ожидала побольше текстов, сказала она после долгого осмотра. Почти неразличимые россыпи букв, так, чтобы все перемешалось. Все места, куда она ездила. Все путешествия.
Автостопщик стал читать. Вылавливать в нагромождении слов начало фраз. Он узнавал названия городов, где, как он помнил, я бывал. В некоторых мы с ним бывали вместе Улан-Батор, Бенарес, Вьентьян, Бобо-Диуласо, Агадес, Шикутими.
Через несколько дней они пригласили на ужин меня.
Сказать Жанне, чтобы она тоже пришла? спросила Мари по телефону.
Жанна пришла. На ней было пальто, расширявшееся книзу, как детский плащик. По-дружески меня чмокнула. Я узнал ее запах. Ощутил близость, которую создавала, хотели мы того или нет, прекрасно проведенная вместе ночь.
Я заметил, что в ее взгляде нет ни упрека, ни смущения. Она не обиделась, что я не звонил. И не считала, что я мог обидеться на то, что не звонит она. Что все в порядке.
Агустин поднялся к себе спать. Мы поужинали, потом долго сидели и разговаривали. Жанна принялась расспрашивать автостопщика о его последней вылазке. Засыпала вопросами о его поездках вообще, причем как-то до смешного бестактно, с бесцеремонностью, на которую ни я, ни Мари никогда бы не отважились.
А ты где спишь, когда разъезжаешь? Где ночуешь?
Нахожу Формулу 1, какую-нибудь однозвездочную гостиницу, мотель. Иногда кто-то из автомобилистов приглашает меня к себе. По ситуации. Иногда сплю на природе.
На природе?
Он пожал плечами.
Однажды я провалялся всю ночь в своем спальнике перед опущенной шторой магазина на заправке.
Мари, а тебя не напрягает, что ты не знаешь, где он? Ты не беспокоишься?
Конечно, беспокоюсь, улыбнулась Мари.
А ты можешь объяснить, чего ты ищешь, спросила Жанна, снова поворачиваясь к автостопщику. В смысле, когда ты ездишь, то для чего? Денег это не приносит. Разлучает тебя с Мари и Агустином. Отнимает каждый раз по нескольку дней. Возвращаешься вымотанный. Ты не журналист, не писатель, не фотограф. Не собираешься снимать фильм, устраивать выставку, писать роман, ну, насколько мне известно. Для чего тогда?
Он посмотрел на меня, словно призывая на помощь.
Не знаю.
Помолчал.
Честно, не знаю. Много для чего, конечно. Ради встреч с людьми. Чтобы побыть наедине с собой. Увидеть новые места.
Жанна недоуменно улыбнулась.
Ради встреч с людьми с ума сойти! Мне так надоели люди. Всю жизнь только и делаю, что с ними встречаюсь. Мечтала бы уже общаться только с теми, кого я люблю. По-настоящему общаться.
Возникла пауза. Я подумал, не пойдет ли наш вечер насмарку.
Автостопщик остался невозмутим.
Мне попадаются самые разные персонажи. За один день могут встретиться лесничий, какой-нибудь мелкий предприниматель, колбасник, землемер.
Жанна посмотрела на него.
И ради этого ты каждый раз уезжаешь? Ты действительно говоришь себе, когда стоишь на выезде из города со своей табличкой: супер, сегодня я, может быть, познакомлюсь, с землемером или колбасником?
Он рассмеялся, мы с Мари тоже. И все вздохнули с облегчением, чувствуя, что атмосфера разряжается.
Жанна открыла новую бутылку вина, как бы давая понять, что разговор только начинается.
Мы ждали. Наблюдали, как автостопщик мнется. Раздумывает над ответом.
Я не могу иначе, сказал он наконец. Думаю, дело в этом. Не могу иначе. Есть люди, которым необходимо заниматься спортом. Есть, которые пьянствуют, веселятся. А мне необходимо ездить. Необходимо для душевного равновесия. Если я слишком долго засиживаюсь на месте, то начинаю задыхаться.
Голос его слегка дрожал, чувствовалось, что ему трудно это проговаривать.
С тобой такое бывает, что ты задыхаешься? спросил он Жанну. Я имею в виду физически. Когда тебе действительно не хватает воздуха?
Он слегка повысил тон. Жанна кивнула.
И я замечаю, что с тех пор, как я стал сохранять память о людях, с которыми знакомлюсь, это усугубляется. Я вижу, как увеличивается стопка фотографий. Растет список контактов. И это уже сильнее меня. Мне хочется, чтобы их было все больше и больше.
Он поднялся, смущенный своей откровенностью. Мы смотрели, как он стоит перед столом, переминаясь с ноги на ногу, со стаканом в руке.
Подождите, я сейчас приду, сказал он через несколько секунд.
Он скрылся в комнате, которая служила ему мастерской, вышел оттуда с дорожной картой, еще более потрепанной, чем моя. Он сдвинул пустые тарелки и стаканы и разложил ее на столе. Я узнал знакомую паутину автомобильных трасс. Красные главные артерии. Синие вены национальных дорог. Вся страна пронизана капиллярами, сосудистой сетью департаментальными и коммунальными шоссе, разнообразными дорогами. Зеленые пятна лесов. Белый цвет равнин. Голубой озер. Сероватый возвышенностей. Крапинки болот. И по всей карте, среди множества названий, написанных крупно или не очень в зависимости от числа обитателей в населенном пункте, целые букеты надписей, сделанных черной ручкой. Мелким почерком. Терпеливой рукой. Иногда чуть наискосок. Иногда с помарками. Зачеркнутых. Поверх других пометок, более давних. Зоэ и Клер, Анже Париж, 13 ноября 2016. Рафаэль, Люневиль Бельфор, 17 августа 2016. Жан-Франсуа и Том, Брест Морле, 25 марта 2017. Гвенаэль, Шатобриан Нант, 14 апреля 2017. Энтони и Аньес, Нант Анже, 14 марта 2017. Некоторые участки уже сплошь исписаны. Иль-де-Франс. Бретань. Основные магистрали. А какие-то зоны еще чистые. Целые забытые департаменты. Канталь, Ланды, Верхняя Сона. Марна.
Я все записываю сюда. Имена, места, даты. Расстояние, которое проехал с каждым.
Как охотничьи трофеи, шепнула Жанна.
Он улыбнулся.
Иногда мне тоже такое приходит в голову. Я мог бы смотреть на эту карту и радоваться. Думать: вот сколько людей я встретил. Но когда я на нее смотрю, происходит совершенно обратное. Я вижу все эти незаполненные области. Смотрю на департамент Канталь, по-прежнему пустой, и говорю себе: в следующий раз поеду в сторону Салера. Смотрю на Верхние Альпы, где я до сих пор не был, и говорю себе: курс на Гап.
Мари молчала. Она подлила нам вина.
В книге, которую я сейчас перевожу, есть персонаж вроде тебя, он все время уезжает, сказала она автостопщику. Он красивый, любит жизнь, любит свою жену и сына. Он ездит по работе, он фокусник, и ему приходится колесить по дорогам, занимаясь своим ремеслом. Жена его понимает. Жена и сын его любят. Мужик этот просто чудесный. Он уезжает, и его возвращения каждый раз праздник. Он является с кучей подарков. Показывает сыну новые фокусы. Рассказывает о людях, которые ему встретились. Он счастлив, что наконец дома. А потом его отлучки потихоньку становятся все более и более долгими. Он уезжает все чаще и чаще. Все дальше и дальше.
Примечания
1
Полковнику никто не пишет (исп.).
2
БлаБлаКар (BlaBlaCar) международный онлайн-сервис поиска автомобильных попутчиков, которые делят с водителем расходы на поездку.
3
Каланки небольшие узкие бухты, похожие на норвежские фьорды, в западной части Средиземноморья, на юго-востоке Франции.
4
Перевод Андрея Федорова.