А что насчет платы за обучение? задает мама разумный вопрос. Это хороший знак!
Она не потребуется, если я буду получать стипендию. Юнби говорит, у меня как у классической виолончелистки есть очень высокие шансы на это.
Мама вздыхает.
Ты уже все продумала, да?
Я не вижу причин оставаться, если там могу получить такое же хорошее образование, как здесь, а то и лучше. Это же Азия.
Я смеюсь, а мама качает головой. «К тому же, я буду вместе с тобой», думаю я, но не говорю вслух: она всегда была далека от таких «телячьих нежностей».
Вместо этого я продолжаю:
Я хочу встретиться с хальмони.
Мама молчит целую минуту, но после кивает.
Она тоже захочет тебя увидеть.
Мне сложно поверить в то, как круто изменилась моя жизнь за последние двадцать четыре часа. Я буду жить в Сеуле целых пять месяцев!
Вернувшись в свою комнату, я первым делом проверяю телефон. Сообщение Джеву прочитал, но так и не ответил.
Вот поэтому я терпеть не могу эти оповещения: они все равно что психологическое оружие. Джеву знает, что я знаю, что он прочитал сообщение, и сознательно решил не отвечать на него.
Конечно, я могу и зря себя накручивать. Может, он отвечает кому-нибудь поважнее меня, например, своей маме.
«Только не говори, что тебя не пропустила таможня из-за твоей связи с бандитами», набираю я и сразу отправляю, только чтобы тут же об этом пожалеть. Ведь правильно говорят: думай, прежде чем сделать! Это же даже хорошей шуткой не назвать!
Метка на сообщении меняется с «отправлено» на «прочитано».
Я не свожу глаз с экрана телефона. Проходит минута, за ней другая. Внутри что-то словно обрывается.
Я прокручиваю в голове варианты, по которым он может не отвечать. Во-первых, дело может быть в плохом качестве связи (очень маловероятно, так как в Южной Корее самый быстрый интернет на планете, если верить Google). Во-вторых, он проходит таможню прямо сейчас (но тогда почему нельзя так и написать? Это же дело пары секунд). Или возникла другая проблема, о которой я не догадываюсь, но что это может быть?
Я спрашиваю поисковик, почему парень может прочитать сообщение и не ответить. Все статьи твердят: «Он просто в тебе не заинтересован».
Ну спасибо, интернет.
Даже если и так, все равно одно сообщение ни к чему не обязывает. Я кидаю телефон на кровать и ухожу репетировать: пусть с парнем не вышло, но ответа от академии я все-таки добьюсь.
В понедельник я советуюсь со своим школьным консультантом по поводу перевода в другое учебное заведение на эти полгода, и он вручает мне список необходимых для выпуска дисциплин, большая часть из которых есть и в Сеульской академии искусств. Уроки, которых там нет, можно получить онлайн в Средней школе искусств округа Лос-Анджелес. Выходит, я буду учиться как бы в двух местах сразу: в первом, например, проходят практические занятия по исполнительскому искусству, а во втором углубленное изучение литературы и истории.
Конечно, впереди еще поступление, но в кои-то веки знакомство с нужным человеком должно сработать мне на пользу. К тому же, у меня достаточно хорошие оценки и хватает наград, чтобы считаться сильной претенденткой.
К счастью, мои ожидания оправдываются: в декабре меня не только принимают в Сеульскую академию искусств, но еще и предоставляют проживание с питанием, и даже предлагают стипендию, которая покрывает половину стоимости обучения.
Единственным разочарованием за все это время стало то, что Джеву так и не ответил ни на одно из сообщений. По-моему, на раздумья о том, почему он так поступил, я трачу больше времени, чем на планирование поездки в Сеул.
Мне всего лишь нужно смириться с объяснением, которое любезно поведал интернет: Джеву просто не захотел продолжать общение.
Конечно, это я первой подошла к нему в караоке-баре и втянула нас в потасовку, из-за которой пришлось выпрыгивать из автобуса.
Но все же было бы здорово подружиться.
Я ведь даже не знаю, где именно он учится.
Я решаюсь отправить ему последнее сообщение до того, как уеду: «Привет! Я приезжаю в Корею на несколько месяцев, чтобы повидаться с бабушкой. Было бы здорово встретиться, если ты тоже там». Вот так, сразу к делу. Честно говоря, не люблю я все эти игры. Жизнь слишком коротка, поэтому лучше говорить прямо, чтобы не пожалеть потом.
Он не отвечает, да я уже и не жду.
Дядя Джей увозит нас с мамой в аэропорт. В наше отсутствие он будет присматривать за квартирой.
Пока мы не прошли досмотр на входе в аэропорт, дядя обнимает маму и взъерошивает волосы мне.
Повеселись там, малышка.
Спасибо, дядя Джей.
Всего пару месяцев назад он сказал, что мне стоит попробовать что-нибудь новое и пожить в свое удовольствие.
Что ж, дядя Джей, вот я и следую твоему совету. Я собираюсь жить на всю катушку.
Глава седьмая
Мы с мамой прибываем в международный аэропорт Инчхон в 4:55 утра. Пройдя таможню, мы забираем чемоданы в зоне выдачи багажа и идем к пункту обмена валют. Перед тем, как покинуть аэропорт, мы решаем, что нам необходим кофеин, и встаем в очередь в «Данкин Донатс» одно из немногих мест, открытых в такую рань. В Корее оно отличается от того, что в США: помимо надписей на корейском, сама витрина выглядит ярче, а меню разнообразнее. Да и пончики как-то милее смотрятся.
А вот, похоже, и наш водитель, говорит мама.
Я оглядываюсь и замечаю пожилого джентльмена в хорошем костюме и белых перчатках, который держит табличку с именами «Сюзи» и «Дженни», написанными на английском.
Получив свой кофе (мама берет еще один для водителя), мы выходим наружу, где наши четыре сумки профессионально укладывают в багажное отделение такси. Я радуюсь, что решила надеть пуховик, который застегиваю под самое горло: пусть уже почти март, здесь все еще градусов на тридцать холоднее, чем в Лос-Анджелесе.
Пока мама заводит светскую беседу с водителем, я смотрю из окна на дорогу, над которой клубится утренний туман.
Если верить GPS-навигатору таксиста, дорога из аэропорта Инчхона, который находится прямо по соседству с Сеулом, до бабушкиного дома должна занять полтора часа. В какой-то момент мы проезжаем длинный мост, и водитель рассказывает, что под нами раскинулось Желтое море.
На полпути я начинаю засыпать, но вскоре вздрагиваю, разбуженная автомобильным гудком: водитель сигналит скутеру, который выскочил прямо перед машиной.
Я не замечаю, когда именно мы оказываемся в Сеуле, но на дорогах становится больше автомобилей, а вдоль улиц возвышаются здания с вывесками на корейском (хотя я вижу и парочку на английском). Мы проезжаем мимо входа в метро, где люди в деловой одежде снуют туда-сюда, стоят на эскалаторах или передвигаются по лестницам. Несмотря на быстрый поток пассажиров, все соблюдают определенный порядок. Когда мы вылетели, в Лос-Анджелесе была среда, но в Сеуле уже утро пятницы. На перекрестке мне удается насчитать минимум шесть кафе, четыре салона красоты и три магазина мобильных телефонов.
Через пятьсот метров навигатор советует повернуть направо, и мы съезжаем с главной дороги, углубляясь в паутину узких улочек с небольшими многоквартирными домами. Машина останавливается перед старым зданием с бакалейным магазинчиком на первом этаже, прямо напротив цветочной лавки и крошечного кафе. Мама расплачивается, и мы оставляем большую часть багажа на улице, взяв с собой только мою виолончель и пару сумок.
Мама молчит, что довольно странно, учитывая, как оживленно она болтала с водителем. Позвонив в дверь, она складывает руки на груди и нервно стискивает локти ладонями. Мама не видела бабушку с тех пор, как приезжала в Сеул на свадьбу почти семь лет назад вместе с отцом.
Дверь открывается.
Не знаю, чего я ожидала от встречи с бабушкой на самом деле. Бабушка и дедушка по папиной линии очень похожи на него они милые и веселые, к тому же не прочь выпить чего покрепче.
У мамы были напряженные отношения с ее матерью, но я считала, будто дело в большом расстоянии и в маминой, э-э-э, личности: она проявляет эмоции только в случаях, когда что-то идет нам на пользу. Лишь рядом с отцом она вела себя иначе.
Если бы меня спросили, какой я представляла бабушку, я бы описала кого-то, похожего на маму, властную, внушительную и исключительно рациональную женщину.
Суджон-а! восклицает бабушка, обращаясь к маме по ее корейскому имени, и заключает в объятия, заставляя напряженно застыть. Она такая маленькая, что ей приходится стоять на носочках прямо в домашних тапочках.
Бабушка выглядит милейшим человеком на свете.
Заходите-заходите! подгоняет она нас, отпихивая ногой обувь, которая стройными рядами стоит у порога.
А ты, должно быть, Дженни. Бабушка хватает меня за руки. Ладони у нее теплые и мягкие. Ты такая красавица!
Меня захлестывает волной тепла, потому что еще никто мне такого не говорил, а ее слова звучат искренне.
Сколько тебе лет?
Мне семнадцать.
Омма[22], обращается к ней мама, наши вещи все еще снаружи.
Я позвоню хозяину дома, он живет этажом ниже. Он все принесет, заверяет бабушка и добавляет, обращаясь ко мне: Он всегда помогает мне с продуктами.
Для бабушки она выглядит молодо, но это логично: когда я родилась, мама тоже была совсем юной. У бабушки короткие волосы с перманентной завивкой, в которых пробиваются седые пряди, и доброе, жизнерадостное выражение лица. А когда она улыбается, в уголках глаз собираются очаровательные морщинки.
Все это время мы разговариваем по-корейски, поэтому во мне просыпается благодарность маме за то, что не позволила мне бросить занятия родным языком во втором классе.
Не стоит, омма, возражает мама, Дженни сильная.
Она кивает мне, и я выбегаю на улицу, чтобы забрать чемоданы, пока она распаковывает сумку в единственной гостевой спальне. Мне приходится возвращаться четыре раза, но наконец вещи оказываются наверху. К этому времени хальмони накрывает завтрак на маленьком столике в кухне: тосты, намазанные маслом, глазунья и запеченные на гриле ломтики тушенки. Хлеб для тостов, наверно, принесли из пекарни, потому что он толстый и мягкий, яйца пожарены просто идеально, а тушенка соленая и сладковатая. Последний раз я ела еще в самолете, поэтому теперь просто умираю от голода. Я начинаю уплетать завтрак, пока бабушка чистит яблоко и одобрительно кивает, сидя рядом.
Закончив с распаковкой, мама подходит к столику, и я встаю, чтобы она могла сесть, здесь всего два стула.
Можно я прогуляюсь и осмотрю окрестности? спрашиваю я у нее на английском.
Хальмони смотрит на нас, оторвавшись от чистки второго яблока.
Она разве не собирается разбирать вещи?
Дженни будет жить не здесь, объясняет мама. Академия, в которой она будет учиться, предоставляет общежитие. Дженни переселится туда послезавтра.
А, понимающе кивает хальмони, челлисте.
«Виолончелистка».
Не выпуская из рук нож с яблоком, она поднимает большие пальцы вверх:
Мосиссо.
«Очень круто».
Она протягивает руку назад, берет листок бумаги и пишет «1103» (код квартиры), а затем вручает мне вместе с несколькими ман-вонами[23] это примерно то же, что банкноты по десять долларов в США.
Пока я копаюсь в чемодане в поисках своих ботильонов, бабушка обеспокоенно спрашивает маму, разумно ли отпускать меня в город одну.
Она никогда не была в Сеуле и не знает здесь ничего. А вдруг она потеряется?
Не волнуйся, омма, обнадеживает ее мама. Дженни очень сообразительная и умеет читать и говорить на корейском. К тому же, у нее есть мобильный.
Ты уверена? в бабушкином голосе слышится облегчение. Наверно, она очень самостоятельная, прямо как ты.
Пару секунд мама не отвечает.
Да, омони[24], говорит она наконец, Дженни пришлось рано повзрослеть, как и мне.
Они обмениваются взглядами. Я тихонько пробираюсь к двери: что бы им ни хотелось обсудить, мне этого лучше не слышать.
* * *
Первым делом я захожу в кафе через дорогу, чтобы подзарядиться кофеином. Когда я открываю дверь, звенит колокольчик. Никто не выходит мне навстречу, поэтому я начинаю лениво бродить по маленькому залу в фойе «Караоке Джея» места раза в два больше. Через окно, выходящее на запад, льется солнечный свет, бросая золотые отблески на огромный букет свежих цветов на подоконнике наверняка из цветочной лавки по соседству. Такие маленькие детали придают кафе домашнюю и уютную атмосферу. Из колонок в углу льется джаз.
Прошу прощения, я не знал, что кто-то пришел. Молодой парень спортивного телосложения выходит из-за занавески.
Я обращаю внимание на его одежду.
Ты случайно не учишься в Манхэттэнской музыкальной школе? спрашиваю я на английском.
Он бросает взгляд на свой свитер, потом на меня и отвечает (тоже по-английски):
Ну да. Я на втором курсе, учусь играть на саксофоне. А что?
Из всех вариантов я хочу поступить именно туда! Еще есть музыкальный колледж Беркли в Бостоне, конечно, но мама предпочитает, чтобы я жила в Нью-Йорке, поближе к папиной родне.
Парень оценивающе смеривает меня взглядом, непроизвольно заставляя выпрямиться.
Вот как? Для танцев?
Виолончели, краснею я.
Ага. Так что ты делаешь в Сеуле?
Навещаю бабушку, пробуду здесь пару месяцев. Честно говоря, я прилетела из Лос-Анджелеса только пару часов назад.
Да, я понял. По тебе сразу видно, что ты из Лос-Анджелеса.
Если его слова про танцы еще можно было расценивать по-разному, то что-то в этой фразе заставляет меня призадуматься.
По-моему, он со мной флиртует. За столько месяцев это всего второй раз, когда парень пытается со мной заигрывать.
До невероятной красоты Джеву он, может, и не дотягивает, но все-таки он довольно милый. Да и старше.
Дверь за моей спиной открывается, впуская человека в форме службы доставки.
Сегодня у меня большой заказ, Иан-сси!
Иан это я, поясняет мне парень из кафе.
А я Дженни.
Подожди минутку.
Вернувшись, он вручает мне бумажный стаканчик с кофе:
Сбоку написан мой номер. Я взял академический отпуск на весь семестр, чтобы оплатить некоторые счета, поэтому пока буду в Сеуле. Если появятся какие-либо вопросы о школе или просто захочешь пообщаться, позвони мне.
Я Я позвоню, спасибо.
До встречи, Дженни.
Он начинает собирать заказ для курьера, так что я направляюсь к двери, на ходу изучая стаканчик. Сбоку находится аккуратная надпись маркером: «Иан Нам, ваш гид по любым вопросам про ММШ», и номер телефона.
Я тщательно слежу за своим выражением лица, пока не оказываюсь снаружи, и начинаю быстро шагать по улице. Сердце колотится как сумасшедшее. Всего за пару коротких часов после прилета в Сеул симпатичный корейский парень, который работает в кафе и учится в школе моей мечты, успел дать мне свой номер и, возможно, даже пригласить на свидание.
Может, это знак, что мне так и стоит провести следующие несколько месяцев ходить на свидания, а не проводить время только за репетициями и уроками?
Я запинаюсь, когда в памяти всплывает тот вечер во время фестиваля: как Джеву сидел за столиком в маленькой палатке, внимательно слушая историю о моем отце. Грудь сдавливает от мыслей о том, какой счастливой и полной надежд я себя ощущала. Из-за них горечь от того, что он так и не написал, становится только хуже. Но я сама виновата, что дала слабину. Тот вечер должен был стать всего лишь возможностью развеяться, и мне следовало так к нему и относиться. Тогда я не чувствовала бы настолько сильного разочарования.
Впереди у меня пять месяцев в Сеуле пять месяцев, чтобы получить массу новых впечатлений и жить на полную катушку, не упуская ни минуты. После этого я вернусь домой и, надеюсь, буду пылать решимостью достичь того будущего, о котором всегда мечтала.