Я подняла бровь.
Неужели она действительно обладает такой силой?
Когда прибыл посланник, чтобы заплатить выкуп за тебя, как невесту, Федра рассказала ему, что вы поменялись с Зейди местами. Вскоре после этого нам перекрыли доступ к воде. В результате этого, она убедила жителей деревни в том, что твоя измена королю стала причиной всех наших мучений, мягко сказал папа. Не думаю, что осторожность будет для нас лишней.
Мне показалось, что я заметила блеск от слез в маминых глазах, но она моргнула прежде, чем я успела в этом убедиться.
Зейди, пойдем, поможешь мне. Я поймала рыбу-луну и намереваюсь приготовить ее и устроить пир.
Теперь настал мой черед разинуть рот.
Ты поймала рыбу?
Не надо с таким удивлением на меня смотреть, огрызнулась мама, поднимая крышку люка. Ловля рыбы не сравнится с воспитанием дочерей-близнецов.
Часы шли, и мое беспокойство по поводу того, как губернатор Кристос воспримет мое присутствие в Варинии, только росло, особенно понимая то, что Сэми изгнали за «сговор» со мной.
А что, если Кристос откажется со мной встретиться? спросила я у Зейди, которая вручила мне еще одну рыболовную сеть для починки. В обычных обстоятельствах я бы придумала любой предлог, чтобы избежать настолько унылой работы, но занять себя чем-то было лучшим способом скоротать время.
Мы ему не позволим, произнесла Зейди, хотя, судя по тому, как она измельчила рыбу к нашему ужину, она была не менее встревоженной, чем я.
Если бы только у нас был способ убедиться в том, что Сэми добрался до суши. Я бросила сеть и начала расхаживать по половицам. В таком случае Кристос бы принял меня с распростертыми объятиями.
И, конечно же, в таком случае он добрался бы до продавца воздушных змеев.
Продавец воздушных змеев. Конечно. Он был лучшим контактным лицом Сэми на суше, насколько нам известно, и Сэми доверял ему свои секреты.
Что именно сказал тебе продавец воздушных змеев, когда ты увидела его на портовом рынке?
Что ты имеешь в виду? спросила она. И, во имя Талоса, перестань бродить туда-сюда. Ты нервируешь меня.
Я присела на один из наших табуретов из плавника.
Ты сказала, что он дал тебе розу, но сказал ли он что-нибудь? Сделал ли он какой-то намек на то, что мог видеть Сэми?
Она покачала головой.
Не совсем. Когда я подошла к палатке, он уже убирал своих воздушных змеев. Он улыбнулся, когда увидел меня: должно быть, он принял меня за тебя, и подарил розу.
Я положила ладонь на колено, чтобы оно не подскакивало.
Ты права. Он, наверное, подумал, что ты это я, пробормотала я. Что означает, что он думал, что дает розу мне. Ты уверена, что он ничего не сказал?
Полагаю, что он мог что-то сказать, но я была слишком озабочена поисками тебя. Она рассеянно погрызла ноготь, старая привычка, которую я не наблюдала с тех пор, как мама намазала горькими чернилами кальмара кончики пальцев Зейди. Я точно помню нескольких иларийских стражников, которые прошли мимо нас, которые, казалось, заставили его встревожиться. Он напевал одну и ту же мелодию снова и снова. Она была знакомой, но я не могла узнать ее.
Я вскочила с табуретки, слишком разгоряченная, чтобы сидеть смирно.
Постарайся вспомнить ее, Зейди. Это важно. Он не мог напевать ее без причины. Это было послание, я в этом уверена.
Во взгляде Зейди по-прежнему читалось сомнение.
Почему он тогда просто не рассказал мне?
Ты сказала, рынок кишел стражниками. Ему следовало быть осторожным. Я обернулась, чтобы взглянуть на родителей, которые только что появились из своей комнаты. Сэми был на портовом рынке. Он оставил зашифрованное послание для меня.
Отец почесал голову, а мама выглядела скорее скептически настроенной, нежели оптимистичной.
Какое послание?
Та роза и песня, если Зейди вспомнит ее.
Мне было бы намного проще ее вспомнить, если бы все помолчали! Зейди подхватила мое хождение по комнате и продолжала грызть зубами свой ноготь. Она напомнила мне о нашем детстве, добавила она более тихим голосом.
Колыбельная? предположила мама.
Зейди покачала головой.
Нет, что-то менее очевидное. Возможно, одна из тех песен, что Сэми раньше напевал, из тех, что он подхватывал на рынке?
Я запрыгала на месте, как никогда уверенная в том, что мыслю в правильном направлении.
Та, что про козла и осла? Она не была моей любимой, поскольку я даже и представить себе не могла, как выглядят козел или осел, но Сэми уверял меня, что она смешная.
Нет, нет. Нечто красивое, но с меланхоличной мелодией.
Я схватила ее за руку и притянула к себе.
«Грива моей лошади из чистого золота, а копыта из чистейшего серебра»? Эта? Это песня, которой Сэми научил меня, когда нам было по двенадцать-тринадцать лет. В то время я и коня-то ни одного не видела, но, Талос знал, я представляла их себе тысячу раз.
Может быть. Можешь ее напеть?
Я напела мелодию, а затем ахнула, когда сумела вспомнить последнюю строчку.
«И розы красные вокруг ее шеи, и нет другой лошади милее». Красные розы, Зейди!
Я закружилась со своей сбитой с толку сестрой, схватив ее за руки.
Я не понимаю, ответила она.
Сэми жив!
Зейди встала на ноги, останавливая вращение, и я подождала, пока комната вокруг меня перестанет вращаться.
А что, если я ошибаюсь насчет песни? спросила Зейди. Что, если это всего лишь совпадение?
Это не совпадение, не сдавалась я. Нам нужно рассказать об этом губернатору.
Мне жаль, Нора, но мы не можем рассказать Кристосу об этой песне, сказала мама.
Папа положил ладонь на мое плечо.
Я понимаю, что ты хочешь помочь. Но это может подарить ему ложную надежду.
Я замешкалась. Возможно, они правы. Если я ошиблась, у Кристоса останется еще меньше причин доверять мне. Но надежда оставалась надеждой, а Варинии ее не хватало слишком долго. Я не могу пойти в дом губернатора и доказать ему, что Сирен мертв и что Вариния свободна, но я могла дать ему это.
Это не ложная надежда, сказала я, поднимая дверцу люка. Сэми жив. Я точно знаю это.
Я не откажусь от поисков Сэми, что бы ни думали все остальные. Он не только был необходим для счастья Зейди, но и дважды рисковал своей жизнью, чтобы увидеть меня на портовом рынке, и именно его преданность Зейди и мне сделала его легкой мишенью для Федры. Если бы мы поменялись местами, нет никаких сомнений, что Сэми стал бы меня искать.
Единственный истинный вопрос заключался в том, смогу ли я, найдя его, вернуться туда, где все отвернулись от меня и от людей, которых я люблю.
И что еще более важно, захочу ли я вообще этого?
2
Я не могу поверить, что они даже не выслушали меня.
Я села на кровати рядом с Зейди, а на глаза навернулись слезы отчаяния. Моя беседа с губернатором Кристосом прошла ужасно. В прошлом я была одной из немногих жителей деревни, кому было позволено заходить в его дом благодаря близким отношениям между ним и моим отцом. Теперь же я едва могла изложить свою версию о Сэми и продавце воздушных змеев, поскольку Кристос и слышать ничего не желал от меня.
Но гораздо более мучительным, чем его пренебрежение, было осознание того, что он не поверил, что я убила Сирена. Каждый раз при упоминании мною имени Сирена я мысленно возвращалась к последним мгновениям, проведенным с ним, вспоминая тепло его крови на своих руках и неприкрытую ненависть в его глазах. Ужасным был уже один факт того, что я заколола его; но то, что никто мне не верил, было в сто раз хуже.
Зейди провела пальцами по моим волосам.
Мне жаль, Нора. Я знаю, скольким ты пожертвовала, и довольно скоро это случится и с остальными жителями Варинии.
Я шмыгнула носом и вытерла рукавом свои слезы. Несмотря на предостережения Зейди о ярости жителей деревни, где-то в глубине души я все же надеялась на мирное возвращение домой. Как я могла ожидать того, что меня примут обратно, когда здесь меня презирали больше, чем когда-либо?
Давай немного отдохнем. Уверена, мы это заслужили.
Я скоро лягу, сказала я. Мне нужно еще немного времени, чтобы подумать. Я вышла на балкон и подняла ковшик из бадьи с питьевой водой. Ее было удручающе мало. Кристос и Элиди полагали, что ожидание спасения являлось разумным решением, но оно не могло наполнить наши бадьи и желудки уже в течение многих лет.
Когда-нибудь мы получим официальное сообщение о том, что Вариния свободна, губернатор настаивал на том, чтобы этого дождаться. Я задалась вопросом, насколько все изменится на самом деле. Я не могла себе представить, чтобы старейшины отправились в Иларию; даже если бы они захотели покинуть нашу деревню, земная болезнь могла погубить их. И как бы сильно я ни ненавидела понятие «дети волн», изоляция в Варинии породила нашу абсолютно детскую беспомощность в том, что касалось жизни на суше. Кто научит их, как там выжить?
Серебристые облака скрыли луну, но сегодня вечером океан был неподвижен, как стекло, целиком отражая ночное небо. Возможно, я недостаточно ценила Варинию, когда уезжала отсюда, но я всегда испытывала благоговение перед природной красотой этого места. Я глубоко вдохнула и сделала долгий выдох, жалея, что не могу запечатлеть это чувство в своей груди: стеснение, которое было одновременно тоской и чувством удовлетворения. Оно заставляло меня чувствовать себя маленькой, что, как ни странно, успокаивало.
Я оперлась о перила и зашипела, когда в боковую часть моей правой ладони впилась заноза. Появилась единственная капелька крови, и на секунду я увидела лицо Сирена так ясно, как будто он был здесь со мной. Я отшатнулась назад, наткнувшись на отца.
Спокойно, дитя. С тобой все в порядке?
Я кивнула, отгоняя мысли о Сирене, и мы вместе прислонились к перилам. Он прижал меня к себе рукой, и я была благодарна ему за то тепло, что подарило мне его объятие. Вокруг мог рушиться мир, но хотя бы это было правильным.
Что тебя беспокоит? поинтересовался он после нескольких минут молчания.
Я больше не понимаю, куда ведет мой путь, ответила я тяжелым голосом, полным непролитых слез.
Знаю, дитя. Он пригладил мои волосы, убирая прядки со лба. Твой путь никогда не был простым. И, боюсь, никогда таковым не станет.
Почему? спросила я, прямо как делала это, будучи ребенком, когда на каждый его ответ задавала очередной вопрос.
Некоторые из нас рождены с точным представлением о том, кем и чем мы являемся, сказал он. Другим же придется для этого приложить куда больше усилий.
Я прикусила губу, погрузившись в размышления.
Зейди знает, кто она, так ведь?
Он кивнул.
Да. Как и ваша мама.
А ты? прошептала я.
Думаю, что знал, но некоторое время я противился своей судьбе, а потом смирился.
Я задумалась, что он хотел этим сказать, но, в конечном счете, имел значение только один вопрос.
Ты счастлив?
Я вполне доволен. Я знаю, что нахожусь там, где мне самое место.
А такие люди, как я?
Он надолго задумался.
Не уверен, что ты ищешь от жизни удовольствий, Нора.
Я подняла взор вверх на звезды, мерцающие сквозь облака. Многое до сих пор оставалось для меня непонятным, и хоть я рисковала всем ради возвращения в Варинию, в глубине души я понимала, что какая-то частичка меня всегда задавалась вопросом, а что еще есть там.
Нет, согласилась я. Полагаю, что нет.
Отец молчал в течение нескольких минут, но потом, наконец, повернулся ко мне.
Что с тобой случилось там, в Иларии, Нора?
Я подумывала о том, чтобы поведать ему о кровопускании, подземелье, монстре, о том, как наблюдала сцену того, как леди Мелину столкнули со скалы, и что меня едва не постигла та же участь. Но мне казалось несправедливым обременять отца своими трудностями. Я знала, что это только тяжело опечалит его, а сейчас мы все изо всех сил старались удержаться на плаву. В итоге я рассказала ему то же самое, чем поделилась и с Элиди и Кристосом, избавив от самых ужасающих подробностей.
Папа молчаливо слушал во время моего повествования, а его губы сжались в тонкую линию. Я видела, что ему было горестно, но он также был зол и изо всех сил пытался сохранить самообладание. Когда я договорила, он отчаянно обнял меня, как если бы боялся, что мы оба можем распасться на кусочки.
Я должна буду уехать утром? наконец, спросила я.
Он яростно помотал головой.
Ты останешься настолько, насколько сочтешь необходимым.
По крайней мере, здесь я нужна была хотя бы папе. Но я знала, что мне вскоре придется уехать, не только для того, чтобы отыскать Сэми, но и потому, что мое присутствие ставило под угрозу меня и мою семью. Я никак не могла узнать, был ли уже отменен указ, запрещающий ступать варинийцам на сушу. Но если Федра обнаружит меня, мы с моей семьей вскоре можем разделить участь Сэми.
Ты должна поспать, сказал отец. Как и я. Некоторые мужчины собираются завтра утром на охоту, гораздо дальше в море. Мне понадобятся все мои силы.
Я подняла на него взгляд.
Нет, отец. Это слишком опасно. Останься дома со мной. Мы можем понырять вместе.
Он грустно улыбнулся.
Как бы я этого хотел. Но в нашей деревне слишком много голодных детей, которых нужно кормить. Они мне снятся по ночам, как их ротики разинуты, словно у птенчиков.
У меня защемило сердце от переживаний за этих детей и от той ответственности, которую ощущал на себе отец.
Все наладится, произнесла я, впрочем, без той уверенности, которую ощущала, когда только воссоединилась с Зейди.
С таким количеством людей, сомневающихся во мне, становилось все труднее и труднее не задаваться вопросом, а может, они правы.
Ты веришь мне насчет Сэми? настаивала я, хоть и опасалась услышать ответ.
Отец вздохнул и посмотрел на небо, а затем перевел свой темный взгляд на меня.
Я всегда буду верить в тебя, Нора. Мгновение он молчал. Ты ведь собираешься искать его, так?
Я должна, папа. Он нужен Зейди, как и его родителям.
Он кивнул.
Я знаю. Но я ненавижу то, что снова тебя потеряю, когда ты только вернулась.
Я закрыла глаза и почувствовала, как слезы заскользили вниз по щекам с моих ресниц.
И я не хочу терять тебя.
Просто пообещай мне, что подождешь, пока я не вернусь с рыбалки.
Обещаю. Но даже сказав это, я не была уверена, что у меня будет возможность выполнить обещание. Я надеялась, что возвращение домой успокоит тревогу в моей душе, которая становилась все сильнее, вернет мне ту часть меня, которая всегда хотела быть на носу лодки и первой добраться до устрицы.
Но как бы мне ни было спокойно в присутствии отца, я чувствовала себя в равной степени вынужденной уехать, а не ждать, пока деревня решит мою судьбу за меня. Меня больше привлекала возможность бежать к чему-то, а не от чего-то.
Отец поцеловал меня в лоб.
Девочка моя, соберись с духом. Ни одно стоящее путешествие никогда не было легким.
Я обняла его и пошла в свою комнату, где Зейди уже спала. Я скользнула в постель рядом с ней и, услышав ее легкое, ровное дыхание, успокоилась и расслабилась, вознося безмолвные молитвы о том, чтобы это путешествие стоило того, чтобы его совершить.
На следующее утро отец уехал еще до того, как я проснулась, а Зейди была на кухне и готовила еду на день. Я переоделась в одну из своих старых туник и одолжила юбку у Зейди, прежде чем присоединиться к ней на кухне, с облегчением обнаружив, что мама все еще спит. Я не была уверена, сказал ли ей отец, что мы обсуждали прошлой ночью.
Я плохо спала, меня терзали сны о Сирене, которые тревожили меня своей реальностью. Пока я работала, передо мной мелькали мимолетные образы из моих снов: как юный Сирен сражается на мечах с Талином, как он ребенком забирается на отцовский трон, как будто примеряясь к нему. Почему я продолжала думать о нем, когда сейчас он был наименьшей из моих забот?