Нина солгала. Вид у эклеров был довольно грустный и заброшенный. А губы Марселя искривились еще больше, словно говоря: «если ты так считаешь, то ты принадлежишь к еще более низкой форме жизни, чем мне показалось поначалу».
Как угодно.
Нина внутренне поморщилась. Она надеялась, что все будет так забавно. Ан нет.
Она направилась к маленькому столику, а когда проходила мимо единственного клиента, та протянула руку и дотронулась до ее предплечья, на лице женщины мелькнула заговорщицкая улыбка, и она довольно громко сказала:
Не волнуйтесь, он скоро повеселеет.
Марсель посмотрел на них обеих недобрым взглядом, который наводил на мысль о том, что «скоро» понятие относительное.
Меня зовут Маргерит. Очень мило, что вы здесь.
Привет я хотела сказать, здравствуйте. Маргерит не была похожа на человека, откликающегося на «привет», хотя она и широко улыбнулась, глядя на нее. Рада познакомиться. Вы владелица? Я хочу сказать старая владелица. Я хочу сказать не старая, а прежняя владелица. Нина перебирала слова, осознавая изящество пожилой женщины, которая выглядела идеально.
Женщина испустила довольный звонкий смешок, подняла подбородок и направила взгляд своих фиалково-голубых глаз на Нину.
Увы, моя дорогая, нет. Я привыкла к тому, что я тут единственный клиент. Наверно, я принимаю это заведение как часть моего собственного маленького мирка. А вас что сюда привело?
Я буду работать у нового владельца. Всего несколько ближайших недель. Помогать ему вести кондитерские курсы.
Так вы кондитер? Вот это замечательный талант.
Нина оглядела собеседницу и понизила голос; в вопрошающем взгляде этой женщины было что-то, взывавшее к откровенности.
Вообще-то я помощник, только не говорите Марселю, не уверена, что ему это понравится. Я даже и не шеф, если по правде. Для меня это возможность научиться чему-то новому. Я здесь пробуду всего семь недель.
Ядовитое соображение Себастьяна о том, что на кондитерского шефа нужно учиться годами, все еще не давало ей покоя.
Я бы хотела уметь делать сладости.
И я бы тоже, сказала Нина с печальной улыбкой, а потом вежливо добавила: Вам нужно прослушать курсы.
Женщина несколько секунд мрачно смотрела на нее.
А знаете, я думаю, это очень неплохая идея.
Ой, сказала Нина, сраженная этими словами наповал она вспомнила, как Себастьян радовался тому, что на курсы записались только трое.
Если только вы не считаете, что мне не следует это делать. На лице Маргерит появилось строгое выражение.
Ни в коем случае, ответила Нина. Еще один человек для Себастьяна ничего не изменит. Я думаю, это прекрасная идея. Учиться новому можно и в старости только вы, конечно, никакая не старая.
Моя дорогая, я не впала в слабоумие. Мои умственные способности все при мне, а еще у меня в квартире есть зеркало, а оно, увы, довольно честное зеркало.
Выражение на ее лице смягчилось, она улыбнулась.
Вы в нем прекрасно выглядите, сказала Нина.
Слушайте, мне кажется, мы поладим.
Нина улыбнулась ей.
Я могу вас записать на курсы, если хотите.
Отлично. А вы мне так и назвали своего имени.
Меня зовут Нина.
А я уже назвалась Маргерит. Маргерит дю Фурж, я живу здесь неподалеку. Присаживайтесь ко мне. Она наклонила голову в сторону пустого стула.
Нина села, внезапно осознав, что не знает, куда ей девать руки. Маргерит была одной из очень элегантных пожилых дам, у которых всегда был такой же вид не выставляемого напоказ превосходства, как и у Валери. Неужели это что-то свойственное только парижанкам? Ее серебряные волосы были аккуратно уложены иного слова и не подберешь в идеальные серебристые волны, а косметика скрыта под тончайшим слоем пудры, смягчавшей морщинки вокруг ее глаз. Нина в своих черных джинсах, черном свитшоте и балетках рядом с Маргерит, облаченной в красновато-коричневую длинную юбку и ядовитую, цвета морской волны, блузку, чувствовала себя как воробей рядом с павлином.
Марсель принес Нине кофе и эклер и без спросу долил кофе в чашку Маргерит.
Мерси, Марсель.
Она одобрительно кивнула ему, и его манеры тут же изменились, когда он ответил ей что-то на французском.
Он хороший парень, сказала Маргерит Нине, когда Марсель пошел прочь, надувшись, как пингвин. Но он неплохо это скрывает.
Вы сюда часто заходите? спросила Нина. Слова Маргерит снова заинтриговали ее. Кондитерская вовсе не казалась таким местом, куда регулярно заглядывают такие клиенты, как она. Наверняка поблизости были и другие кондитерские, получше.
Мне сюда удобно заходить, сказала женщина, чуть ли не читая ее мысли. А еще мне кажется, я помню, как тут было прежде. На лице Маргерит появилась задумчивая улыбка, смягчившая довольно высокомерное выражение ее лица, отчего она вдруг показалась Нине гораздо менее устрашающей. А вы живете в Париже?
Временно. Я только позавчера приехала. Ну, это длинная история.
У меня много времени, и я люблю хорошие истории.
В глазах Маргерит снова загорелись озорные звездочки, превратившие пожилую даму в шаловливую фею Динь-Динь, и Нина вдруг поймала себя на том, что рассказывает ей всю историю, опуская, правда, ту часть, в которой Себастьян сказал, что она последний человек в мире, которого он бы взял себе в помощники. Но не потому, что она хотела пощадить его, создать в глазах этой женщины привлекательный образ. Причина была другая: откровенность могла вызвать слишком много вопросов.
В конечном счете она добрый час проболтала с пожилой женщиной. Каждый раз, когда Нина думала, что их разговор уже закончился, Маргерит задавала ей еще один вопрос или рассказывала что-нибудь о примечательных местах Парижа, которые Нина непременно должна посетить. Она чуть ли не жалела, что не взяла с собой блокнот. Когда Нина наконец поднялась и сказала, что ей пора идти работа ждет, Маргерит знала все про ее семью и то, что она поселилась в квартире Себастьяна. Нина же за это время узнала местонахождение ближайшей к ее нынешнему дому пекарни, ближайшего хорошего ресторана и единственного супермаркета, в котором ей следует делать покупки.
Маргерит поднялась, и Марсель бросился к ней помочь надеть пальто, проводил ее до двери, открыл ее и выпустил из кондитерской.
Нина допила вторую чашку кофе и решила быть полезной и отнести ее на прилавок, чтобы Марселю лишний раз не ходить туда-сюда. Хотя он и стоял перед ней, но продолжал шумно мыть грязные кофейные чашки в крохотной посудомойке, расположенной под прилавком. Нина дождалась, когда он поднял на нее глаза и сделал вид, что только теперь заметил ее.
Вы еще здесь?
Да, ответила она с улыбкой, удерживать которую было нелегко под его строгим взглядом. И я хочу увидеть кухню.
Добро пожаловать, сказал он и продолжил мытье чашек. Песенка из «Красавицы и чудовища» рефреном зазвучала в ее голове, несмотря на тот факт, что Марсель был в такой же мере доброжелательным, в какой он был поющим подсвечником[12].
По какой-то причине она стала напевать себе под нос эту песенку.
Марсель поднял на нее глаза, его лицо превратилось в невыразительную маску, он показал большим пальцем себе за спину и вернулся к своему занятию.
Значит, это будет так?
* * *
На минуту, входя на кухню, Нина чувствовала себя посторонним человеком, вторгающимся в замок чудовища. Черт побери. Кухня была чисто спартанская. И грязная. Когда Нина вышла на середину громадного помещения, ее пробрала дрожь. На большинстве поверхностей лежал слой пыли, и она была уверена, что если повернуть краны, то вода далеко не сразу заверещит в трубах и брызнет в раковину. Ей понадобятся долгие часы, чтобы привести в порядок это место. И Себастьян забыл сказать ей об этом.
Она чувствовала жирный пол под ногами, идя по скользкой поверхности, чтобы положить сумочку на один из рабочих столов из нержавеющей стали. По размерам и масштабам кухни было ясно, что когда-то здесь изготовлялась вся выпечка, которая продавалась в зале. Здесь у одной стены все еще стояли плиты, а у противоположной огромные холодильники.
Нина выдвинула один из ящиков под столами, вся конструкция издала металлический стон, из ящика торчали всевозможные кухонные принадлежности, пытаясь выпрыгнуть оттуда, как чертик из табакерки, словно их уложили туда в спешке. В комплекте принадлежностей не было никакой системы: сбивалки, деревянные ложки, лопаточки и скалки. Даже линейки? Ничто из содержимого ящика не было чистым. На некоторых предметах оставались окаменевшие следы прежней выпечки и крема. Содержимое второго и третьего ящиков мало чем отличалось от содержимого первого.
На полках под столами стояли самые разные емкости, стаканы, изделия из глины и нержавеющей стали, и размерное разнообразие их было столь велико, что ум заходил за разум при виде такого количества сосудов, помещенных один в другой. Сковороды под соте, сковороды с утяжеленным дном, сковороды для жарки стояли одна в другой высоченными стопками, напоминающими Пизанскую башню, ручки их торчали во все стороны, как переломанные паучьи лапы.
Да как, черт побери, ей разобрать все это и уложиться вовремя?
Взывать к добросердечности Марселя не имело смысла, она была уверена, что ничего подобного у него и в помине нет. Он ясно дал понять, что на стороне врага. Она оставалась одна-одинешенька.
Без малейших преувеличений. Просить помощи ей было не у кого.
На какое-то мгновение Нине показалось, что волна паники сейчас снесет ее.
Нет, она все сможет. Ей нужно составить список, выбрать приоритеты, сделать бирочки, чтобы маркировать полки и ящики, чтобы у всего было свое место.
* * *
Когда Нина вернулась в зал, там не было ни одного человека. Марсель даже не посмотрел на нее. Из чистого озорства она спросила его:
Маргерит ваша единственная клиентка?
Таких леди, как мадам дю Фурж, здесь мало. Она парижанка старой школы. Благородного происхождения. Изящная. Она приходит каждый день.
Правда?
И опять Нина нахмурилась.
Так было не всегда, сказал Марсель, как отрезал.
Извините, я не хотела
Нет. Именно что хотели. В глазах Марселя неожиданно загорелись эмоции. Когда-то это была одна из лучших кондитерских в Париже. Он сделал уничижительное движение рукой в адрес крашеных светло-голубых панелей на стене под рейкой для защиты поверхности стен от спинок стульев. Когда я был мальчишкой, мы жили в четырех улицах отсюда и приходили сюда каждую субботу по утрам. Они делали лучшие слоеные пирожные. Это было их фирменное изделие. Но хозяин оставил кондитерскую своим детям. Они не были шефами-кондитерами. Времена меняются. Мы перестали готовить выпечку здесь, на кухне. Теперь живем на одних поставках. А это совсем не то. А вскоре мы закроемся, и ваш мсье Финлей откроет здесь свое бистро
Марсель закрыл глаза словно от боли.
Я так думаю, если кондитерская не приносит доходов
Нина слегка повела плечами, как бы выражая сочувствие.
Марсель посмотрел на нее недовольным взглядом.
Если бы кондитерская работала по-настоящему, то могла бы и приносить. Вот уже пятнадцать лет, как это никого не волнует. С неожиданной раздраженной гримасой он добавил: Так с какой стати я буду волноваться?
С этими словами он понесся вытирать один из столиков, хотя за ним, кажется, давно никто не сидел.
Нина нахмурилась, глядя ему вслед. Зачем он тогда здесь работает? Прежде он явно заправлял тут всеми делами.
Она вздохнула, посмотрела на часы и решила вернуться сюда на следующий день. У нее есть еще несколько дней, чтобы все привести в порядок, и она надеялась, что настроение у Марселя улучшится, хотя особо на это и не рассчитывала.
Глава шестая
Ну и что у Себастьяна за квартира? спросила мать у Нины на ее четвертый день пребывания в Париже.
Миленькая, ответила Нина, оторвав глаза от экрана она разговаривала с матерью по видеосвязи, чтобы окинуть взглядом квартиру.
«Миленькая» ни о чем мне не говорит, посетовала мать, добродушно нахмурившись.
Окей, очень миленькая. Так сойдет? Нина посмотрела на высокие балконные двери, на маркизетовые занавески, чуть колышущиеся на ветерке. За окнами был крохотный балкончик, выходивший на бульвар. На верхнем этаже угловая квартира давала две разные перспективы, виды в обе стороны были великолепные, даже видна Эйфелева башня. С этим видом она была слишком хорошо знакома. Уже один тот факт, что она находится здесь одна и имеет возможность созерцать это в реальности, приводил ее в замешательство. К этому добавлялось не дающее Нине покоя знание о том, что ей нужно черт знает сколько времени проводить на кухне кондитерской и приводить ее в порядок. Марсель категорически отказался ей помогать. Она каждый день говорила себе, что у нее впереди целых семь недель, чтобы познакомиться с городом, и спешить ей некуда.
Я бы хотела представлять, где ты находишься, детка. Горькая улыбка на лице матери заставила Нину почувствовать себя виноватой. А как иначе? Отточенная долгими годами опыта и воспитанием пятерых детей, эта улыбка стала не таким уж и тайным ее оружием. С телефоном в руке Нина вышла на балкон.
Ах, какой вид! И день какой замечательный, солнечный. Почему ты сидишь дома?
Разговариваю с мамой, сказала Нина, снова наводя камеру на себя.
Ну-ка, ступай на улицу. День просто великолепный.
Я собиралась осмотреть город чуть позже. Нине не хотелось признавать, что все ее осмотры до сего дня ограничивались стенами квартиры Себастьяна и посещениями кондитерской, где она была в роли уборщицы скребла и чистила кухню, методически осуществляла реорганизацию ящиков и их содержимого.
Ты только смотри там, поосторожнее. Я слышала, в Париже карманные воры просто ужас какие. Ты ремешок от сумочки вешай на шею и держи ее перед собой. Хотя я слышала, что они ремешки просто ножами перерезают.
Ма, все будет в порядке.
Если ее мать таким образом побуждала ее к прогулкам, то вряд ли это могло принести желаемый результат.
И смотри, обязательно
А вот это зона отдыха.
Она неторопливо сделала полный разворот с камерой.
Ах, детка, замечательно. Миленько! Великолепно. Ты озорница.
Нина, вернувшись на экран, улыбнулась матери шаловливой улыбкой.
Да, тут роскошь необыкновенная. Я думаю, что не видела диванов лучше этого. Она погладила светло-серую бархатную обивку, похлопала по диванным подушкам цвета морской волны. Я думаю, Себастьян привлекал какого-нибудь дизайнера интерьеров, цвета все такие успокаивающие, прохладные.
Очень по-летнему, сказала мать, которая была большой поклонницей цветового анализа и подбора цветовых сочетаний.
Кухня?
Нина вздохнула, понимая, что мама не успокоится, пока не увидит всю квартиру. Она пересекла комнату и резко свернула в кухню-столовую.
Боженьки ты мой, Нина! Какая красота!
Нина не могла не согласиться: большая комната без каких-либо перегородок с видом на Эйфелеву башню и в самом деле была замечательна. В этой обставленной по последнему писку моды кухне стояли отливающие глянцем шкафы без ручек и имелись все гаджеты, известные человечеству.
Покажи мне кофемашину. Ой, Джон! Джон! Иди сюда скорей, посмотри.
Нина слышала, как ее родители восторгались по поводу встроенной кофемашины из нержавеющей стали, прикидывали, куда бы им поставить такую и сколько она может стоить.
Нина пошла дальше, показала матери широкий коридор с мягкой подсветкой в нишах и плиточным полом, ванную с огромной душевой кабиной и миленькой синеватой плиткой.