Я умираю.
Я была готова услышать любой треш. Но не эту альтернативу: «Его нет». Все тщательно выстроенные стены из обиды и отчуждения рухнули перед уродливой перспективой потерять его. Реальность настолько оказалась беспощадной, что в панике я ухватилась за его плечи.
Умираешь?! Нет! Глаза застелили беспомощные слезы. Инфаркт, эти его «приступы» все было очевидно. Задыхаясь от избытка противоречивых чувств, я бредила: «Только не это. Мы справимся, придумаем. Лекарства, исследования». Он молча покачал головой, и я разрыдалась. Ну должно же быть хоть что-то! Люк!
Он обхватил мое лицо ладонями, жадно ловя каждую обнаженную эмоцию:
Процесс необратим. Я прижалась к его торсу с таким отчаянием, словно пыталась поддержать уставшего под бременем Атланта. В его груди нарастал рокот. Глаза горели решимостью. Я зажмурилась, закрываясь в скорби, и он обрушил спасительную правду. Я умираю без тебя.
«Вдох через нос, выдох через рот», пока я сосредотачивалась на дыхании, в какой-то нечеловеческой ломке, у самых губ он проглотил мой воздух:
Чистая. Невинная. Бросилась спасать чудовище. И заякорила. Помоги же тебе Бог! С болезненной нуждой он ласкался о мое лицо, осыпал поцелуями волосы, дышал на ушные раковины и шею. Обездвиженная им и деморализованная, я покрывалась мурашками потрясения, а удав нашептывал знакомым рокочущим баритоном. Теперь я знаю, каковы на вкус Твои эмоции. Кровь. Слезы и
Хищник в наваждении потянулся к моему лицу, легко надавил на подбородок, коснулся пальцем приоткрытых губ, молниеносно наклонился и лизнул. Холодный язык на миг скользнул в рот, и меня закоротило. Физически, на уровне органов чувств. Хищник взвыл:
Что же я делаю? У меня нет сил! Сгреб меня в объятия, продолжая рычать в ключицу. За что ей это? За что ей я? Бред! Что я несу? Не слушай меня, девочка, не слушай. Я не в себе. Да наплевать! Я Без тебя С ума схожу!
Нервы оголились. В попытках вдохнуть, я хватала ртом воздух. Все эмоции сплелись в единую проекцию и вылились в агонию. Он бережно прижал к себе мое дрожащее тело:
Тише, Ангел мой, дыши. Ты! Причина. Моего. Существования. Гордон заглянул в глаза, и я растворилась во взгляде, полном обожания. Я люблю тебя. Это единственная правда, что я могу себе позволить. Все остальное ложь.
Его образ отпечатался в сознании с фотографической точностью. Но сейчас передо мной оказался незнакомец. Боль в его глазах была настолько острой, что пальцы сами потянулись к суровому лицу. Как завороженная я разглаживала заломы гордеца на упрямой переносице, очерчивала контуры хмуро сдвинутых надбровий, перешла на скулы под дневной щетиной, спастически сжатые челюсти, волевой подбородок. Но едва коснулась скульптурных губ, он захватил ртом мои пальцы. Мягко. Благоговейно. Ледяной язык чувственно прошелся по подушечкам
«И снова. Искровой разряд», я дернулась в конвульсии, и мир перевернулся. Буквально. Одно неуловимое движение, и я прижата спиной к капоту в горизонтальном положении. Его глаза два приглушенных лазерных диода жадно исследовали каждую черту моего лица и требовали ответа:
Одно твое слово, и я уйду. Сегодня же. Все эмоции покинули его голос. Хищник завис над жертвой и напряженно ждал.
Я всматривалась в бесстрастное лицо: «Я решительно ничего не понимаю. Не обнадеживаю. Не обещаю». В сердце разгоралась уже знакомая щемящая боль. Взгляд удава сосредоточился на моих глазах. Рациональные доводы разума уступили место интуиции: «Только чувствую».
Что чувствуешь? Его зрачки мгновенно увеличились в размерах. Делая выбор, я впервые запустила пальцы в седые волны и вдруг осознала, что вслух не произнесла ни слова, но доверилась его аномальному чутью: «Ты мой».
Хищник рыкнул, ревниво смял добычу и припал губами к пульсирующей жилке на ключице:
Мне большего не надо.
Сердца успокаивались и бились в унисон. Дыхание восстановилось. Голос Гордона приобрел знакомый хрипловатый тембр:
Я к вашим услугам, моя королева. Позвольте вас отвезти домой. Хищник безоговорочно подхватил добычу на руки и открыл дверцу машины.
На часах почти двенадцать ночи. Автомобиль несется по пустынной трассе. Собаки дремлют. В ушах шорох шин по мокрому асфальту, встречный ветер и убаюкивающее урчание двигателя. За рулем сосредоточенная статуя. Я обратила внимание на электронное табло спидометра. Скорость неуклонно приближалась к ста восьмидесяти. Гордон торопится. Очевидно, наши исповеди сорвали его планы. Сдерживая нервный смешок, закусила губу. Мой телепат нахмурился:
Поспи, мой Ангел. Тебе надо отдохнуть. Он виртуозно управлял машиной одной рукой, ни на миг не выпуская мои пальцы, словно нуждался в постоянном физическом контакте. Или моя королева заскучала?
Да я только отмылась и отдышалась. На этот раз скрыть ироничную усмешку не удалось. Гордон бросил на меня изумленный взгляд, затем перевел его на испорченный кровавыми разводами, пуловер, промокшие вещи, скользнул по заляпанным высоким жокейским сапогам и виновато покачал головой. Я ободряюще погладила его по предплечью и отвернулась к окну.
Смущения за свой нелепый вид «землекопа» я не испытывала. Меня терзали два вопроса. Первый однозначно сверхъестественный подтекст всего, что связано с Гордоном. Второй природа моей пугающей реакции на его откровенность. До недавнего времени мой механизм психологической защиты представлял собой процесс изоляции аффекта. Он надежно защищал сознание от чрезмерного поглощения эмоциями. Но в данном случае, очевидные ответы на поставленные два вопроса противоречили моей личной философии. Категоричный запрет на мистику был краеугольным камнем моего мировоззрения.
Измученная нервным истощением после летних бурных событий, я не стала утомлять себя анализом вмешательства Гордона неоднозначного, закрытого мужчины с хищными повадками и своеобразным благородством. Отношения развивались, а подозрения росли. Я играла в поддавки. Его присутствие приносило реальное облегчение моему отравленному виною сердцу. Поэтому я успешно занималась фальсификацией неопровержимых фактов причастности Гордона к мистике. Вот и сейчас, у меня была возможность оправдать, неподдающиеся логике, вещи собственным психическим расстройством, параноидальной подозрительностью и невероятным стечением обстоятельств.
Сегодня компромисс с совестью достиг точки невозврата. Я набиралась решимости положить конец двойным стандартам.
Вдали показались первые огни пригорода. Характерный дух промышленной зоны жестким контрастом привел в чувства. Я взглянула на благородный профиль живой античной скульптуры, и сердце дрогнуло. Ни стресс, ни нервный срыв, ни даже самообвинение ничто не могло объяснить реакцию на его слова: «Скажи, и я уйду». От потрясения закружилась голова.
Душно. Люк, пожалуйста, опусти стекло.
Кондиционера не хватало. Я задыхалась от напряжения.
Тебе плохо? Снова? Обеспокоенный Гордон круто подался в мою сторону.
Нет-нет, просто укачало. Сейчас подышу, и все пройдет. Я принципиально избегала смотреть ему в глаза. Казалось, что он видит меня насквозь. Подобная перспектива совершенно не входила в планы. Впереди маячила фундаментальная потеря ориентации и крушение жизненной философии.
Все еще в горьких раздумьях, нащупала какой-то мусор под ногой и заглянула под сиденье: «Шприцы? Мои анальгетики?! Да здесь весь арсенал аптечки первой помощи», перевела на него круглые глаза.
Пожал плечами:
У тебя был кризис. Ты не просыпалась.
Действуя на эмоциях, я приподняла ладонь со своего колена, прижала к щеке и вдохнула знакомый запах кожи. Сердце откликнулось уже типичной щемящей болью. Сгорая от стыда за истерику, с благодарностью поцеловала крепкую ладонь и примирилась с правдой: «Он не иллюзия. Он мой. Значит заслуживает шанса».
Что ты сказала? Я была уверена, что, как и на поле, не обронила вслух ни звука. Но на меня смотрели взволнованные глаза. Ты прощаешься со мной?
Ответить не успела. Дальний свет со встречной полосы упал на его глаза, и те снова полыхнули светоотражающим эффектом. Я зажмурилась от яркой вспышки:
Зачем ты носишь линзы?
Мм Линзы? Не думал. Тебе не нравятся мои глаза? Меня тряхнуло. Обернулась острый хищный взгляд. В глубине глаз затеплились синие лазерные диоды. Инстинктивно вжалась в кресло. Тиран вернулся мрачно оценил мой жест и, играя желваками, процедил. Что-то не так?
Скрывая панику, я покачала головой и мягко высвободила руку.
В гнетущем молчании мы подъехали к дому. Деликатный свет ночника освещал только гостиную. Невесело усмехнулась: «Внешний антураж», родители торчали у темных окон спальни, выходящих на подъездную дорожку, и отслеживали каждое движение, собирая факты для разоблачения Гордона.
Мой провокатор не оправдал надежд ни двух сердитых детективов, ни моих.
Гордон открыл багажник и выгрузил вещи у гаража. Лика с Жаком разминали затекшие лапы на лужайке перед домом, родители подергивали шторы и нетерпеливо приближали кульминацию. Невозмутимо садясь в машину, Гордон задержался у открытой дверцы и прохладно информировал:
Признаю, вот сегодня занесло. Я мужчина. С острой формой высокого либидо. Гормоны, и мыслю в одной плоскости. Обычно с этим нет проблем. А тут без разрядки целый день Стояк и готов был оттрахать даже дерево. Всякое могло быть. Тебе чудом повезло. Я оказался трезвым, за рулем. Но если пьян, не рискуй, в каком бы состоянии я ни был, беги! Иначе поймаю и, порочно усмехнувшись, зашипел в мои глаза, и я не психотерапевт. Наоборот. Родителям ни слова.
Я смотрела на него в оцепенении и открывала для себя сексуального маньяка. С удовлетворенной мстительностью он выпрямился, оценил мой вид и обронил:
С реанимацией ты вовремя. Но мы ничем друг другу не обязаны. Поняла?
Боюсь, твоя кома не прошла бесследно. Не знаю, что больше ранило: его мелочное тщеславие или прилично воняющий цинизм. Я собралась и призвала сарказм во имя спасения от истерики. Судя по твоей речи, я опоздала, и патологические процессы были запущены.
Серьезно?
Констатирую дегенеративные изменения все-таки затронули твой мозг.
Взвалила на плечо этюдник и уверенными шагами направилась в дом. В ушах еще долго резонировал его инородный, чуждый, словно вьюга летом, мрачный хохот. Резкая боль пробила солнечное сплетение. Цепляясь за стены мастерской, обессиленное, перепачканное пугало со спутанной копной волос смеялось сквозь слезы: «Шанс? Выплюнули в лицо твой шанс! Моего херувима не существует!»
Глава 2. Компенсация
Золотая осень подобно мне, сдала позиции, посчитавшись с гордостью, сбросила нарядные одежды и предалась дождливому забвению. Сыро. Неуютно. Холодно. У меня нет никакой необходимости выбираться из теплой постели. Все отключилось. Даже слетела прошивка смартфона. Три бессонных ночи. Перед рассветом полузабытье. Иррациональное видение.
Яркая безветренная ночь. Бегу. Опять бегу. Несусь по безлюдным улочкам города мастеров и узнаю в них Пизу. Я в Италии. Выскакиваю на Площадь чудес, тяжело дышу, но оставляю за собой Кафедральный собор, Баптистерий, Пизанскую башню. Бегу на север. На Кладбище Кампо-Санто. Влетаю в некрополь и застываю статуей. Под сводами арочной галереи играет кольцами удав необычного голубоватого окраса. Нет, не играет готовится атаковать.
Уходи!
Словно удовлетворяя требование, змея теряет к жертве интерес, вытягивается вдоль глухих аркад. Вхожу под свод. Шаг, два, еще немного. Чудовище не двигается. Жмусь к стене и пробираюсь к арке, почти добираюсь до внутреннего дворика, цепляюсь взглядом за купол часовни
Атака.
Успеваю вскинуть руки, и челюсти смыкаются.
Шок следует не на укус, а на его отсутствие. Кисть покоится в пасти гигантской анаконды. Я не ощущаю ни боли, ни клыков, только скользкий холод. Змея возвышается, чего-то ждет. Решаюсь посмотреть на монстра, поднимаю взгляд и впечатываюсь в неоновую синеву глаза Гордона
Тело отреагировало рефлекторно. В лицо ударил «его» узнаваемый бальзамический древесный аромат, и напуганным кроликом я уже озиралась в центре комнаты. Недолго. Трое суток личных инквизиций и голодания сказались общим истощением. Тяжело осела на пол. Снизу донесся взволнованный голос:
Девочка? Я слышала, ты встала?
Я с трудом справилась с поясом шелкового кимоно, распахнула дверь. Теплый аромат меда, корицы и поджаренных орехов удивил.
«Мамина пахлава. Родителей достал мой сплин», я брала приступом каждую ступень, пока меня не вывел из прострации желудочный спазм. Мама суетилась на кухне и не скрывала ликования. Я только обозрела меню на холодильнике и заподозрила неладное:
Ты сегодня дома? Скрывая тремор, дрожащими руками налила грейпфрутовый сок, уселась на высокий стул и, придерживаясь образа беспечной девицы, потянулась за аппетитной румяной корочкой. Есть повод?
Детка, тебя ждет заслуженная компенсация грязевых ванн и болотных испытаний мама напевала романс из их совместного с отцом репертуара, а я покрывалась пунцовыми рваными пятнами от предчувствия. Тамара Львовна отвлеклась от плиты и просияла. Ванечка летит вечерним рейсом!
О! Преодолевая внезапный приступ гипоксии, я молилась, чтобы не подавиться орехом. Чудесно! Я помогу с праздничным столом.
Продумай сервировку и порадуй жениха аперитивами, мама распорядилась уже в спину.
Борясь с острой дыхательной недостаточностью, я пыталась привести в порядок растрепанные уже не волосы, а мысли. После такого саботажа мне требовалось время для восстановления, чтобы хотя бы типично выглядеть и не вызывать подозрений у родителей. Неуместный визит Ивана Княжина со всеми возможными последствиями грозил вообще сорвать и без того нестабильную психику.
Звонок со второго телефона напугал:
Иван?! Растерянная сирена причитала, вымещая на косах всю безысходность. Как все не вовремя! Я одна! Гордона нет я осеклась и застыла с расческой в волосах, напоминая крашеную афганскую борзую с репейниками в свалявшейся шерсти. Пока ошарашенно оценивала свою подсознательную зависимость от Гордона, бестактный Иван продолжал добиваться видеосвязи.
Машинально обернулась к зеркалу:
Ого! Вот это пугало! Ах ты, имиджмейкер! Своей гормональной патологией ты основательно меня деморализовал! я заходилась в хохоте, а достоинство уже реабилитировалось к жизни. Ему на помощь стремилась независимость. «Я умираю без тебя». Да у парня выраженный некроз мозговых клеток! Я так смеялась над собственной наивностью, что дошла до икоты. «Никакого телесного контакта!» Ой, больно-ой! И это у меня-то навязчивый страх прикосновений? Запив водой истеричную икоту, со звенящей трезвостью вынесла вердикт. Я не сломалась без Марка. И Гордон не повод.
Экс-отмороженная леди открыла окна и устроила глобальный сквозняк в эркере. Пронизывающий ветер каплями дождя остужал лицо. Я вдыхала свежий влажный воздух, выдворяя запах Гордона из комнаты, памяти и телефона.
Погода совсем зациклилась на мокрой теме. Конкуренцию ливням составляли, разве что, порывы ветра. Но матушкино меню для отъявленного чревоугодника вынудило навестить двухэтажный супермаркет. В ушах наушники, громкость на максимуме. Ни консультантов, ни покупателей. Изучая этикетки на благородных винах, я потянулась за шотландским виски и вздрогнула.
Несмотря на бледность, пугающее выражение лица и мутные глаза, застывший напротив молодой человек не был лишен респектабельности.