Гибсон поехал в Бремор через Томинтоул. Наш путь пролегал к югу через горы; около одиннадцати утра мы спустились в золотистую, освещенную солнцем долину реки Ди. Река вздулась; глубокая и прозрачная, как коричневое стекло, она вилась через поля и фермерские земли и обширные сосновые рощи. Мы достигли Бремора, проехали прямо через него и, оставив позади, продолжали двигаться вперед. Преодолев еще около трех миль, мы оказались у моста, который пересекает реку и ведет к Мар-лодж.
Там мы остановились и все вылезли из машины. Собаке нужно было немного побегать, а Гибсон тем временем пошел за ключом от ворот лесного хозяйства. Затем мы отправились в бар, где Синклер с Гибсоном выпили по бокалу пива, а мне принесли стакан сидра.
Сколько еще ехать? осведомилась я.
Мили четыре, последовал, как всегда, лаконичный ответ Гибсона. Но дорога страсть какая плохая, поэтому лучше тебе сесть вперед, с нами.
Итак, я оставила собаку в одиночестве, а сама села на переднее сиденье, между двумя мужчинами. Дорогу сложно было вообще назвать дорогой это была просто расчищенная бульдозером тропа, изрытая глубокими колеями. Ею пользовалась Комиссия по лесоводству. Мы то и дело встречали на своем пути группки работающих лесников с гигантскими цепными пилами и тракторами. Мы махали им, и они махали нам в ответ, а иногда им приходилось убирать свои грузовики с дороги, чтобы мы могли проехать. Воздух был наполнен запахом сосен. Когда мы наконец добрались до маленькой сторожки, где останавливались альпинисты и туристы, отправлявшиеся в горы по выходным дням, и вышли из «лендровера», расправляя затекшие и ноющие конечности, кругом царила непередаваемая, ничем не нарушаемая тишина. Нас окружали леса, болота и горы, и только отдаленное журчание воды и поскрипывание сосен высоко над нами нарушали это безмолвие.
Я встречу вас у Лох-Морлих, сказал нам Гибсон. Успеете добраться туда к шести часам?
Если не успеем, подождите нас. А если не объявимся дотемна, звоните в службу спасения в горах. Синклер улыбнулся. Мы не будем сворачивать с тропы, поэтому найти нас не составит труда.
Будь осторожнее, не подверни ногу, предостерег меня Гибсон. Хорошего вам дня.
Мы поблагодарили старика. Он сел в машину, развернулся и поехал обратно по той же дороге, которой мы сюда прибыли. Мы провожали его взглядом, пока он не исчез из виду. Наконец звук мотора растаял в утреннем воздухе. Я посмотрела на небо и подумала, не в первый раз, что нигде на свете не увидеть такого неба, как в Шотландии широкое и бескрайнее, оно кажется бесконечным. Над нами пролетела пара кроншнепов, а в отдалении я слышала блеяние овец. Синклер взглянул на меня сверху вниз и улыбнулся.
Пойдем? сказал он.
И мы отправились в путь. Синклер шел впереди и показывал дорогу, а я следовала за ним. Тропа проходила вдоль ручейка, скрытого в камышовых зарослях. Через некоторое время мы вышли к уединенной овцеводческой ферме с деревянными загонами, и собака, выскочив из своей конуры, залаяла на нас. Мы продолжили идти и вскоре оставили ферму позади, а собака наконец вернулась в свою будку. Вновь воцарилась тишина. По пути время от времени встречались группки цветущих колокольчиков, огромные фиолетовые чертополохи и темные пятна вереска, над которыми жужжали пчелы. Солнце взбиралось все выше по небосклону, и мы сняли свитеры и повязали их на талии. Дорога стала подниматься по склону холма, нам то и дело приходилось перелезать через поваленные деревья. Синклер, который по-прежнему шел впереди меня, начал насвистывать что-то себе под нос. Я вспомнила эту мелодию: «Свадьба Мэри»; мы пели ее в детстве после чая в гостиной, а бабушка аккомпанировала нам на пианино.
Мы шагаем по дорогам Друг за другом, нога в ногу, Рука об руку, ряд в ряд Все на свадьбу Мэри.
Мы подошли к мосту и увидели водопад. Он был не бурый, как я ожидала, а зеленый, цвета китайского нефрита. Поток воды обрушивался с высоты в двадцать футов или больше в котлообразное углубление в скале. Мы стояли на мосту и смотрели на то, как вода, яркая и прозрачная, как драгоценный камень, пронизанная солнечным светом, падала в бурлящий бассейн, над которым повисла миниатюрная радуга. Я никогда в жизни не видела ничего прекраснее. Стараясь перекричать шум воды, я спросила:
Откуда такой цвет? Почему вода не коричневая?
Синклер объяснил мне, что ручей берет начало прямо в известняковых горах, и потому вода не пропитана торфом, как в долине, где она протекает через торфяные болота. Мы постояли у водопада еще немного, а затем Синклер сказал, что нам нельзя больше терять время, и мы продолжили путь.
Для поднятия боевого духа мы снова стали петь, устроив состязание кто помнит больше слов. Мы спели «Дорогу на острова», «К западу, домой» и «Пойдем со мной». Последняя песня как нельзя лучше годилась для походного марша. А вскоре тропа, по которой мы шли, круто взвилась вверх по склону огромной горы, и мы перестали петь, потому что нам и без того не хватало дыхания. Земля была густо изрыта старыми корнями вереска и оказалась очень рыхлой, с каждым шагом мы проваливались в грязь. У меня начали болеть ноги и спина; я чувствовала, что задыхаюсь. Хотя я ставила себе цель, что дойду до следующей вершины, за ней всегда оказывалась еще одна и еще. Я совсем приуныла.
А потом, как раз в тот момент, когда я готова была окончательно отчаяться и оставить всякую надежду куда-либо дойти, перед нами появилась отвесная скала в форме черного клыка. Ее зазубренный кончик разрывал синеву неба, а далеко внизу лежала узкая коричневая долина.
Я остановилась и, показав на эту скалу, спросила:
Синклер, что это?
Пик Дьявола.
У него была карта. Мы сели, развернули ее и расправили против ветра. На ней мы идентифицировали окружавшие нас горные вершины. Бен-Вроттен, Керн-Тоул, Бен-Макдуи и длинный хребет, который вел к Кернгормскому плато.
А эта долина?
Глен-Ди.
А маленький ручей?
Маленький ручей, как ты выразилась, это и есть сама могучая река Ди. В своих истоках, конечно.
Мне и в самом деле казалось странным, что этот скромный поток и великая река, которую мы видели утром, одно и то же.
Мы съели немного шоколада и снова пустились в путь, на этот раз, слава богу, вниз под гору. Теперь мы вышли на длинную тропу, которая вела к самому Лейриг-Гру. Тропа извивалась впереди нас небрежной белой лентой через коричневую траву и отлого поднималась к далекой точке на горизонте, где горы и небо, казалось, встречались. Мы шли, и пик Дьявола возвышался впереди нас, а затем над нами и в конце концов остался позади. Мы были одни совершенно, абсолютно одни. Нам не встречались ни кролики, ни зайцы, ни олени, ни куропатки, ни орлы ни одно живое существо. Ничто не нарушало тишину, только мерные звуки наших шагов и насвистывание Синклера.
Много сельди и еды, Много торфа и воды, Много шумной детворы Вот наш тост для Мэри!
Внезапно я увидела дом это была каменная лачуга, приютившаяся у подножия холма на противоположном берегу реки.
Что это там? спросила я.
Там укрываются альпинисты или обычные туристы, как мы с тобой, когда погода портится.
Как у нас со временем?
Пока успеваем, ответил Синклер.
Еще какое-то время я шла молча, а потом призналась ему:
Я проголодалась.
Синклер посмотрел на меня через плечо и улыбнулся.
Вот дойдем до той лачуги, пообещал он, и поедим.
Чуть позже мы лежали, растянувшись на густой траве. Синклер вместо подушки положил под голову свой свитер, а я легла затылком ему на живот. Я смотрела в пустое синее небо и думала, что быть двоюродными родственниками довольно странно, время от времени мы были близки, как родные брат с сестрой, но порой между нами чувствовалось какое-то напряжение. Наверное, это потому, что мы уже не дети Потому, что Синклер казался мне необычайно привлекательным, и все же это не полностью объясняло то инстинктивное отчуждение, которое я испытывала, словно где-то в подсознании у меня прозвенел тревожный звоночек.
Муха или мошка в общем, какой-то жучок сел на мое лицо, и я смахнула его. Насекомое, отлетев, через несколько мгновений приземлилось на меня снова. Я сказала:
Черт тебя побери!
Черт побери кого? послышался сонный голос Синклера.
Да муху.
Где?
На носу у меня.
Он опустил руку, чтобы отогнать муху. Его пальцы легли на мой подбородок и остались там.
Если мы уснем, пробормотал он, то разбудит нас Гибсон и вся команда спасателей в полном сборе, которые не преминут прочесать тропу, чтобы найти нас.
Мы не уснем.
Почему ты так уверена?
Я не ответила; я не могла сказать ему о своем внутреннем напряжении, о том, как что-то сжималось у меня в животе от прикосновения его руки Я не понимала, что именно было тому причиной: сексуальное желание или страх? Страх это слово казалось совсем неприменимо к Синклеру, но теперь в подсознании у меня всплыл разговор, который я услышала ночью, и мои мысли снова устремились в это русло и закрутились, как собака над старой и безвкусной костью. Я сказала себе, что мне непременно следовало поговорить с бабушкой сегодня утром, прежде чем уезжать. Одного взгляда на ее лицо мне было бы достаточно, чтобы понять истинное положение дел. Но бабушка так и не спустилась в гостиную до нашего отъезда, а раз она спала, то я не хотела ее будить.
Я нервно вздрогнула, и Синклер спросил:
В чем дело? Ты как натянутая струна. Тебя, должно быть, что-то мучает. Какое-то тайное переживание или, может, чувство вины?
Из-за чего же мне чувствовать себя виноватой?
Это ты мне расскажи. Вероятно, из-за того, что ты бросила папочку?
Отца? Ты шутишь.
Хочешь сказать, что ты была счастлива, когда наконец стряхнула с пяток калифорнийскую пыль?
Вовсе нет. Но отец в настоящий момент ни в чем не нуждается, поэтому мне не из-за чего испытывать чувство вины.
Тогда, должно быть, что-то другое. Подушечка его большого пальца легко скользнула по моей щеке. Я знаю, здесь наверняка замешан страдающий от безнадежной любви юрист.
Кто?! Мое изумление было искренним.
Юрист. Сама знаешь, хитрая Ранкеллур.
Ты ничего не добьешься, цитируя Роберта Льюиса Стивенсона Я по-прежнему не понимаю, о ком ты говоришь.
Но я, разумеется, понимала.
О Дэвиде Стюарте, моя милая. Ты разве не заметила, что вчера вечером он просто не мог оторвать от тебя глаз? Он смотрел на тебя в течение всего ужина, с эдаким сладострастным блеском в глазах. Должен признать, что ты вчера была действительно лакомым кусочком. Где ты взяла этот роскошный восточный наряд?
В Сан-Франциско Что за глупости ты говоришь?
И вовсе не глупости Тут и слепому видно. А тебе улыбается мысль быть любовницей старика?
Синклер, он не старик.
Я предполагаю, что ему лет тридцать пять. Но он такой надежный, моя дорогая. В голосе Синклера появились медовые нотки, как у какой-нибудь престарелой дамочки. И такой хороший молодой человек.
Ты все глумишься.
Да, я такой. И, не меняя тона, он добавил: Когда ты возвращаешься в Америку?
Этот вопрос застал меня врасплох.
А что?
Просто интересно.
Через месяц.
Так скоро? Я надеялся, что ты останешься. Покинешь отца и пустишь корни в родном, так сказать, краю.
Я слишком сильно люблю отца и не смогу его бросить. Да и потом, чем бы я тут занималась?
Устроилась бы на работу
Ты говоришь совсем как бабушка. Но я не могу устроиться на работу, потому что я совершенно ничего не умею.
Ты могла бы работать секретаршей.
Нет, не могла бы. Всякий раз, когда я пытаюсь печатать, я делаю уйму ошибок.
Ты могла бы выйти замуж
Но я никого не знаю
Ты знаешь меня, вдруг сказал Синклер.
Его палец, поглаживающий мою щеку, застыл. Через некоторое время я села и, повернувшись, посмотрела на него. Его глаза были голубее, чем само небо, но в них абсолютно ничего нельзя было прочесть.
Что ты сказал?
Я сказал: «Ты знаешь меня». Он протянул руку и сжал мое запястье, легко обхватив его своими пальцами.
Ты же не серьезно.
Разве? Ну хорошо, тогда давай представим, что я серьезно. Что бы ты сказала?
Ну, прежде всего, это был бы практически инцест.
Чушь собачья.
И почему я? Мало-помалу этот разговор начинал мне нравиться. Ты же всегда считал меня простой, как дважды два четыре, ты мне сам об этом говорил
Но теперь все по-другому. Ты теперь не простая. Ты превратилась в прекрасную викингшу
И у меня нет никаких способностей. Я даже не умею составлять букеты.
А за каким чертом мне нужно, чтобы ты составляла букеты?
И вообще, мне порой кажется, что у тебя толпы поклонниц по всей стране, которые сохнут по тебе и мечтают, что однажды наступит день, когда ты предложишь им стать миссис Синклер Бейли.
Может, и так, ответил Синклер с приводящим в бешенство самодовольством. Но мне они не нужны. Мне нужна ты.
Я задумалась над этим и, как ни странно, нашла эту мысль интригующей.
И где бы мы жили?
В Лондоне, конечно.
Но я не хочу жить в Лондоне.
Ты сумасшедшая. Только там и можно жить. Все происходит там.
Мне нравится за городом.
Мы будем ездить за город по выходным я сейчас так и делаю, навещать друзей
И чем бы мы занимались?
Отдыхали бы. Плавали бы на лодке, возможно. Ходили бы на скачки.
Я насторожилась:
На скачки?
Ты когда-нибудь была на скачках? Это же самая восхитительная вещь на свете! Синклер приподнялся на локтях так, что теперь его глаза были на одном уровне с моими. Я что, уговариваю тебя?
Есть одно маленькое обстоятельство, о котором ты еще не упомянул, сказала я.
И что же это?
Любовь.
Любовь? Синклер улыбнулся. Но, Джейни, разумеется, мы с тобой любим друг друга. Всегда любили.
Но это другое.
Как это другое?
Я не смогу объяснить тебе, если ты сам еще не понял.
И все-таки попробуй.
Я сидела в тревожном молчании. Да, я понимала, что в каком-то роде Синклер прав. Я всегда его любила. В детстве он был самым главным для меня человеком. Но что я чувствовала по отношению к мужчине, которым он стал? Я не знала. Опасаясь, что он прочтет все это на моем лице, я опустила глаза и стала рвать жесткую траву, вырывая пучки с корнями, а затем пуская их по ветру.
Я думаю, наконец заговорила я, все дело в том, что мы оба изменились. Ты стал другим человеком. И я теперь фактически американка
О Джейни, брось
Нет, это правда. Я выросла там, получила там образование Тот факт, что у меня до сих пор британский паспорт, ничего не меняет. Не меняет моего отношения ко многим вещам
Ты сбиваешь меня с толку. Сама-то понимаешь?
Да, вероятно, так и есть. Но не забывай, что весь этот разговор в любом случае гипотетический Мы просто обсуждаем в качестве предположения
Он сделал глубокий вдох, словно для того, чтобы что-то возразить, а затем, казалось, передумал и снова свел все к шутке:
Мы могли бы просидеть здесь весь день, не правда ли, и «солнце утомить беседой»[1].
Разве нам не пора идти?
Да, нам предстоит одолеть еще по меньшей мере десять миль. Но мы уже и так прошли немалый путь и, для сведения, эта ремарка должна пониматься двусмысленно.
Я улыбнулась. Внезапно Синклер обнял меня рукой за шею и, притянув к себе, поцеловал прямо в открытый улыбающийся рот.
Где-то в глубине души я ожидала этого, но тем не менее моя собственная реакция стала для меня сюрпризом. Меня охватила паника. Я замерла в его объятиях и, когда он наконец отстранился, еще мгновение не шевелилась, словно оцепенев, а затем начала складывать в рюкзак бумагу, в которую были завернуты сэндвичи, и красные пластиковые чашки. Внезапно наша уединенность показалась мне пугающей; я будто смотрела сверху на нас крошечных, как муравьи, единственных живых существ в этом глухом и заброшенном месте и гадала, зачем Синклер устроил поход в Лейриг-Гру. Специально для того, чтобы начать этот в высшей степени странный разговор, или же мысль о женитьбе взбрела ему в голову под влиянием мимолетного порыва?